Снежный великан

— Ах да. Пока я не забыла. Я тебе кое-что принесла.
Из большой сумки через плечо, которую Адриан еще никогда не видел, она достала внушительную стопку разных блокнотов:
— Вот. Блокноты для рисования, все уцененные. Только не начинай опять, что ты больше не рисуешь, а то я сразу уйду.
В ответ Адриан только закашлялся: мол, спасибо. Но миссис все равно ушла, потому что у нее была назначена встреча — йога или что-то в этом роде. Но потом она приходила еще, два или три раза, сидела у кровати Адриана и слушала, как он кашляет. Мать Стеллы тоже заходила и принесла фрукты и маффины, приходил Тиль — единственный одноклассник, с которым Адриан жил в одном городке и которого он раньше никогда не замечал. Еще приходил Вейт, правда ненадолго, и даже Тамар почти каждый день приносила термос с ужасным на вкус травяным настоем: барбарис, вероника и дикорастущий просвирник — все в сушеном виде, из Грузии. Давай, большой юноша, выпей это, пей побольше.
Каждый раз Тамар оставалась до тех пор, пока Адриан, давясь от омерзения, не выпивал две чашки этой бурды, и только потом махала на прощание рукой, обещая вновь навестить его завтра. И действительно, она без устали приходила снова и снова. Преисполненная решимости, Тамар молча следила за тем, чтобы больной пил принесенный чай, время от времени взбивала подушку и открывала окно. В течение дня Адриан почти не оставался один — и это было хорошо, хотя хозяин из него выходил хилый, с плохими манерами и с еще более плохим дыханием. Зато благодаря постоянным визитам гостей у него не оставалось времени на неприятные воспоминания о качелях, о которых он ничего не хотел больше знать.
Однажды вечером, ровно за день до Нового года, Адриан пытался вникнуть в смысл какого-то комикса, но не смог продвинуться дальше первой страницы и понял только одно: кто-то робко стучал в открытую дверь — вероятно, Тамар хотела снова помучить его своим противно пахнущим чаем.
Адриан поднял голову и уже хотел сказать: «Сегодня только одну чашку, о’кей?»
Но перед ним стояла не Тамар.
Это была Стелла.
  
ГЛАВА 17
 
Собственно говоря, в последние дни самым большим злом был кашель, сопровоэвдающийся болью в груди, неприятными срыгиваниями и шумом в ушах. Но сейчас он показался Адриану верным другом, который появился в нужное время в нужном месте и встал между ним и тем, чего он боялся. Ведь в тот самый момент, когда Стелла подошла к кровати и оказалась выше его ростом, он начал кашлять — все громче и громче, до слез. Он никак не мог остановиться и втайне молил Бога, чтобы так продолжалось и дальше — всегда или хотя бы до тех пор, пока Стелла добровольно не покинет свой пост.
Но в какой-то момент кашля в нем не осталось, и Стелла, которая все это время терпеливо ждала, села на пол, скрестив ноги, и открыла рот, словно собиралась что-то сказать, — и ничего не сказала. Ее лицо с невероятно яркими голубыми глазами стало еще красивее, чем было в прошлой жизни, она молча взирала на Адриана, а он пытался молчать в ответ, осознавая, насколько непривлекательно сейчас выглядел — с сальными и слишком длинными волосами, в растянутом свитере и с бледным, осунувшимся лицом. Адриан заметил, как неуютно чувствовала себя Стелла, она потерянно огляделась и пробормотала:
— Миссис сказала, что мне надо посмотреть, как ты себя чувствуешь. Болезнь здорово тебя подкосила, да?
— Пройдет, — сказал Адриан и уставился в потолок.
Так же как и Стелла, он уже давно умел скрывать свои чувства. Ведь больше всего на свете ему хотелось закричать: «Без тебя всего этого бы не случилось, понятно?!» Он бы проорал это так громко, чтобы дом рухнул. Но он больше не кричал, он так давно не делал этого — наступило время тишины: он лежал — и всегда будет лежать, — обливаясь потом.
— Как это все случилось? — поинтересовалась Стелла.
Нет, наверняка ей было совсем не интересно и она спросила только из вежливости, как и пришла только из-за поручения миссис.
— Просто случилось, и все, — ответил Адриан незнакомке с лицом Стеллы, стараясь, чтобы его голос звучал как можно обыденнее.
 
— Гм, — только и выдавила из себя та и с интересом уставилась на свои ногти.
Потом они надолго замолчали, и это было нечто новое, с чем Адриан никогда раньше не сталкивался. Они всегда так много разговаривали, часами и годами, словно предчувствовали, что этого должно хватить на всю жизнь. Молчание было невыносимым, и когда Адриан понял, что Стелла не собирается ничего говорить, а желанный приступ кашля так и не начался, и когда, к несчастью, он заметил серебристый лак на ее ногтях, он спросил, не глядя на нее:
— Почему ты заперла дверь на террасу?
Адриану сразу стало ясно, какой на редкость дурацкий вопрос он задал и что уже ничего нельзя исправить. И даже если Стелла понятия не имела, о чем он говорил, то рано или поздно она догадается и поймет, что…
— Ладно, — поспешно махнул рукой Адриан. — Не важно, забудь.
— Почему? Что ты имеешь в виду? спросила Стелла.
— Забудь, и все!
— Дверь на террасу… что ты… я ее еще никогда… Оливия иногда запирает ее… что все это значит, Адриан?
— Забудь! — напустился он на нее, пожалуй, слишком яростно для вспотевшего в постели человека.
Она неприветливо посмотрела на него и спросила:
— Что ты хочешь этим сказать? Что все это здесь… что…
И тут его охватил страх, что Стелла прямо сейчас выяснит его трескучую морозную тайну и, передернув от отвращения плечами, уйдет, станет еще дальше, чем была до сих пор. Значит, он должен отвлечь ее — но как? И тут ему на ум пришла спасительная мысль: под всеми этими одеялами он почувствовал себя совсем крошечным, как будто от него осталась только одна голова с непричесанными волосами, — и с внезапно нахлынувшей детской капризностью и со слезами в голосе он спросил:
— Это потому, что он ниже меня ростом? Стелла ничего не сказала, но ледяной осколок, попавший в ее глаз, явно увеличился, превратившись в льдину, плывущую по синему морю.
— Я могу попросить ампутировать мне ноги, — продолжал Адриан, — тогда мы станем примерно одного роста.
Раньше Стелла закатила бы глаза и сказала: «Успокойся, достаточно уже и того, что тебе ампутировали мозг».
Но те времена прошли.
Стелла молчала и лишь угрюмо смотрела на Адриана. И в этот момент стало ясно: ничего не получится. Они больше не смогут разговаривать друг с другом, шутить и дурачиться — а ведь раньше они были настоящими мастерами этого дела, но теперь ампутированные ноги остались где-то в далеком прошлом.
А потом произошло нечто совсем неожиданное и неуместное, нечто невиданное и абсолютно новое. Адриан совсем этого не ожидал, что только усложнило ситуацию, сделав ее еще непонятнее, — прекрати, пожалуйста, — но Стелла не прекратила.
Стелла Мараун.
Сидевшая рядом с его кроватью, скрестив ноги.
Она заплакала.
Никогда еще Адриан не видел, как Стелла плачет. В крайнем случае она бывала рассвирепевшей или разъяренной и тогда пряталась под его письменным столом или в других укромных местах — без всяких слез. Но сейчас она плакала — так тихо, так беззащитно, прикрыв ладонями дрожащее лицо. Адриан не знал, что ему делать — погладить ее руку, впервые в жизни и, как назло, в такой неподходящий момент? Или сказать: «Эй, Стелла, что случилось, могу я чем-то помочь?»
Но ему ничего не пришлось говорить, Стелла взяла это на себя — Стелла, которая после нескольких миллиардов лет наконец отняла руки от лица. Она посмотрела на Адриана двумя красными морями, ее распухшему носу не помешал бы платок.
— Я этого больше не вынесу, — тихо сказала она.
А потом достала из кармана брюк измятый бумажный платок, обстоятельно и громко высморкалась и вопросительно посмотрела на Адриана.
Он отвел взгляд в сторону и не знал, что теперь должно произойти и у кого теперь проблемы — неужели у Стеллы? Что-то не похоже.
— Я этого больше не вынесу, — повторила она. — Что с тобой происходит? Ты так изменился — ты можешь наконец сказать, что случилось? Ты… это… почему ты молчишь?