Призрачная любовь (ЛП)

— Аспен, я…
— Не надо, — шепчу я. — Если ты собираешься сказать что-то, о чем, как ты знаешь, завтра пожалеешь, тогда просто вообще ничего не говори.
— Но…
— Нет. Это ты из кожи вон лез, чтобы убедиться, что я знаю, что между нами никогда ничего не случится, но на прошлой неделе ты как будто решил перейти каждую черту, которую когда-либо проводил между нами. Я не могу этого сделать. Ты морочишь мне голову. Ты не хочешь меня, Айзек. Не так, как я всегда хотела тебя, так что просто… остановись. Пожалуйста.
Меня снова встречает та же тишина, только на этот раз я слышу, как он глубоко вздыхает.
— Ты права, — наконец говорит он. — В мои намерения не входило вот так играть на твоих чувствах. Я просто… Думаю, за выходные я понял, что, возможно, я знал тебя не так хорошо, как думал. Ты уже не та девочка, которую я помню.
— Я совсем не девочка, — соглашаюсь я. — Я взрослая женщина.
— О, так и есть, — бормочет он, судя по голосу, глубоко задумавшись. — Я провел последние несколько лет, целенаправленно отдаляясь от тебя, и я упустил возможность узнать человека, которым ты стала.
— Я знаю, но все в порядке. Я понимаю, почему ты так поступил, и так было лучше. Я была маленькой. Мне нужны были границы.
— Ты уже не маленькая.
— Не думай обо мне так, как ты не готов, — предупреждаю я его. — Если ты не готов рискнуть всем с Остином, тогда тебе нужно вернуть эти границы на место. Я не собираюсь становиться каким-то маленьким грязным секретом.
— Почему бы и нет? — он смеется. — Тебе не кажется, что это будет весело?
— Айзек! — я ругаюсь.
— Ладно, ладно, — бормочет он. — Но завтра ночью, когда ты будешь трахать своего нового маленького дружка с “Tinder”, просто знай, что когда он войдет в твою сладкую маленькую киску, мы оба знаем, что ты пожалеешь, что это не я.
Я судорожно втягиваю воздух, чувствуя, что краснею.
— СВЯТОЕ ГРЕБАНОЕ ДЕРЬМО, АЙЗЕК! Я собираюсь убить…
Линия обрывается, и я слышу, как эхо его смеха разносится по моему черепу.
Вот мудак. Я не знаю, что мне делать — ужасаться или просто смеяться. Но нельзя отрицать, что он прав. Когда дело доходит до меня, то всегда был только один мужчина, которого я хотела.
Айзека, мать его, Бэнкса.
12
АЙЗЕК
Кто, блядь, напивается в одиночку в четверг вечером? Конечно, гребаный неудачник.
С того момента, как я обнаружил, что украл девственность Аспен, я был в полном беспорядке. Каждая гребаная черта была перейдена. То, что крутилось у меня в голове последние несколько дней, гарантировало бы смертный приговор от Остина, но как бы я ни старался, я не могу заставить себя остановиться.
Мне нужно взять себя в руки. Я рискую всем. Райдеры — моя семья. Они безоговорочно доверяют мне, и с каждой секундой, когда я представляю их милую дочь на коленях, я предаю все это.
Если бы Остин узнал, что произошло в “Vixen”, и понял, что я понятия не имел, что это была Аспен, он, возможно, смог бы простить меня. Это заняло бы время, но в конце концов он бы смирился. Но если бы я признался, что с тех пор не перестаю думать о ней, или если бы я действительно трахнул ее снова, дружба, которую мы построили за последние двадцать два года, ни черта бы не значила.
Из этой ситуации нет выхода, так скажите мне, какого черта мысль о том, что Аспен пойдет на свое дурацкое свидание сегодня вечером, так сильно выводит меня из себя?
Одно свидание ничего не изменит в ее отношении ко мне. Разве что у него не окажется золотого члена и волшебного языка, подаренного ему ангелами небесными, но даже тогда ее желания все равно будут связаны со мной.
Аспен прекрасно приняла меня в себя в “Vixen”, и вчера вечером она была права, говоря по телефону, что никто не сравнится с чем-то настолько охуенным. Аспен и я… Мы просто подходим друг другу. Можете считать меня банальным, но ее тело словно создано специально для меня. Никогда еще женщина не принимала меня так хорошо, и чтобы это было так охуенно приятно. Еще до того, как я узнал, что это она, я уже считал ее лучшей из всех, кто у меня когда-либо был.
 
Прошлой ночью по телефону она хвасталась, насколько хорош был ее безликий незнакомец, как он разрушил ее для всех остальных мужчин, и как бы сильно она ни пыталась трахнуть себя игрушками, ничто никогда не сравнится с ним. Чистый огонь затопил мои вены, когда она сказала мне то, что я уже знал. Ей было так же хорошо, как и мне… блядь. У меня даже нет слов для этого.
Было почти невозможно держать рот на замке, не заорать во всю глотку, что мужчина, о котором она мечтает — это я. Но я придерживаюсь того, что сказал. Если она узнает, это все разрушит.
Сегодня вечер пятницы, и уже прошла неделя с тех пор, как я впервые попробовал ее, и я должен был быть в "Вишне" час назад, только вместо того, чтобы взять себя в руки, я расхаживаю по своей гребаной гостиной и пытаюсь убедить себя не портить ей свидание.
Если она хочет трахнуться с этим парнем, то это ее дело, но все, что он будет делать, это использовать ее, чтобы получить удовольствие, а она выше этого. Она заслуживает гораздо лучшего. Кроме того, она знает, что он не трахнет ее так, как мог бы я… или, по крайней мере, так, как это сделал бы ее безликий незнакомец.
Странное отчаяние пульсирует во мне, и мне внезапно приходит в голову, что я мог бы… нет. Конечно, нет. Я ревную? Вот на что это похоже?
Срань господня.
Это нехорошо.
Я ревную. И все же, у меня нет на это ни единого гребаного права.
Мне нужно взять себя в руки. Мне нужно отвезти свою задницу в “Вишню” и взять свое дерьмо под контроль. Только в ту секунду, когда я вылетаю из своего дома и жму на газ, я понимаю, что направляюсь не в свой клуб.
Я останавливаюсь у знакомого дома, прохожу к двери и стучу кулаком по твердому дереву. Я не должен быть здесь, но в ту секунду, когда эта идея сформировалась в моей ебанутой голове, я уже не смог ее контролировать.
Дверь открывается буквально через мгновение, и, прежде чем Остин успевает вымолвить хоть слово, я врываюсь мимо него в его дом.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — требует он, все еще не простив меня за угрозу выболтать Аспен его грязные секреты.
— Тебе нужно позвонить сестре, — выпаливаю я, зависая в его прихожей. — Я думаю, она вот-вот попадет в беду.
Его глаза расширяются, тело напрягается, а в глазах вспыхивает паника.
— О чем, блядь, ты говоришь?
— Я писал ее вчера вечером после всей этой ерунды с “Vixen”, — начинаю я.
Остин бросает на меня острый взгляд.
— Ты переписывался с моей сестрой? — спрашивает он, перебивая меня.
Я качаю головой, как будто это могло как-то помочь.
— Это не важно. Она сказала, что встречается с каким-то парнем, которого никогда не видела.
Его брови хмурятся, а в глазах вспыхивает ужас.
— О чем, блядь, ты говоришь? — он требует ответа, его разум явно мчится со скоростью миллион миль в час. — Каким парнем?
— Не знаю, чувак. Она только сказала что-то о вступлении в эру шлюх. Я думаю, она собирается попытаться переспать с этим парнем, но она ничего о нем не знает, — говорю я, добавляя дополнительную нотку настойчивости в свой тон. — Что, если он осужденный преступник или попытается ее изнасиловать? Она не может здраво мыслить. Ты должен что-то с этим сделать.
Остин сжимает челюсть, разочарованно качая головой.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной, — ворчит он, его рука лезет в карман и вытаскивает телефон. — О чем, черт возьми, она думает?
Я не отвечаю. Вместо этого я стою в стороне и наблюдаю за тем, что у братьев и сестер получается делать лучше всего — ругаться. Но есть одна вещь, на которую я всегда могу рассчитывать: когда Остин думает, что защищает свою младшую сестру, он пойдет на край света. Хотя с ними все будет в порядке. Они всегда такие. Она вспылит и скажет ему, чтобы он не лез не в свое дело, но, в конце концов, он заставит ее внять голосу разума, что встречаться с этим неудачником — тупая, блядь, затея?