Я бросаю тебе вызов (ЛП)

Я вздрогнул, не ожидая этого разговора. Моя рука выпала из его, сжавшись в кулак.
Он не остановился. 
— Несмотря ни на что, ты стал тем, кем я всегда хотел, чтобы ты стал. Ты способен на многие великие дела, сынок. Ты не недостоин.
Ах, черт.
Я открыл рот, чтобы остановить его, но он перебил меня своим болезненным, дрожащим голосом. 
— Ты так много стоишь, а я был дерьмовым отцом, потому что никогда не говорил тебе этого.
Отец снова неуклюже схватил меня за руку и потянул вперед. Я встал со скамейки и сел на корточки перед ним, где он хотел меня видеть. Теперь мы были на уровне глаз. Его слабые руки сжали мои.
Я закрыл глаза, чувствуя жжение под веками. 
— Я просто хочу, чтобы мы проводили больше времени вместе, — сказал он.
Проведя последние четыре месяца с отцом, я понял, что тоже этого хотел. Я хотел вернуть все потерянное время, и я хотел большего. Я хотел завтра, на следующей неделе, в следующем месяце и в следующем году.
— Прости, — выдохнул он надломленным голосом.
Я склонил голову над нашими руками. Мы простояли так долгую минуту. Чем больше времени я проводил так, тем труднее мне становилось… дышать.
Боль в груди усилилась. 
— Прости, — сказал он снова, как будто прошлого раза было недостаточно.
— Папа, — пробормотал я, ветер донес мой голос.
Его грудь хрипела с придушенным звуком. 
— Мне жаль.
— Мне тоже жаль, — сказал я натянуто, — папа.
Мы оставались так в течение долгого времени. Может минут тридцать. Может час. Может больше.
В конце концов к нам присоединились мама и Лила. Наконец, я поднял голову и увидел маму, стоящую позади папы и положившую руки на его плечи. Лила подошла и встала рядом со мной. Через секунду молчания она потянулась ко мне, и эта невидимая нить притянула ее ближе. Лила положила руку мне на плечо.
Моя грудь расширилась, когда я, наконец, сделал настоящий вдох, без ощущения, что мои легкие сдавливаются под тяжестью.
Отец одарил меня слабой улыбкой. Он ткнул подбородком в сторону Лилы и одобрительно кивнул мне. Я усмехнулся, чувствуя, как напряжение уходит с моей шеи.
Это было началом конца.
ГЛАВА 27
Лила
Брэд Коултер скончался днем позже в окружении своей небольшой семьи. Я держала Мэддокса и Саванну за руку, когда он делал последний вздох в своей постели.
Похороны состоялись на следующий день, пасмурный и ветреный день. Место было переполнено. Брэд Коултер, в конце концов, был уважаемым и любимым человеком в мире. Служба была для меня как в тумане, и церемония завершилась быстро. Многие люди подходили к Мэддоксу, делясь соболезнованиями.
Он стоически стоял рядом со мной, его пальцы сплелись с моими. Он не отпускал меня, и я тоже.
Саванна вышла на подиум. Она откашлялась, схватила микрофон и обратилась к толпе. Они ждали ее хвалебной речи.
Она долго смотрела на толпу, переминаясь с ноги на ногу. Рука Мэддокса сжала мою.
Саванна вытерла слезы и судорожно вздохнула. Когда она, наконец, начала говорить, ее голос был задушен слезами. 
— Я даже не знаю, что я должна сказать. Я только что потеряла мужа, и от меня ждут, что я скажу несколько слов о любви, семье… смерти… когда мои раны еще свежи. Брэд Коултер, которого все знали, он… сильно отличался от того Брэда, которого знала я. Видите ли, он появился из ничего. Двадцать восемь лет назад у нас едва ли был лишний доллар. Брэд был человеком, который сделал себя сам, и до самого конца он никогда не упускал из виду то, что было для него важно.
Саванна посмотрела на Мэддокса, и они молча провели диалог.
— Я влюбилась в Брэда, когда мне было одиннадцать. Он был моей первой любовью, моим первым поцелуем… Я помню, как впервые увидела его. Это не было чем-то романтичным. На самом деле, если бы вы услышали настоящую историю нашей первой встречи, вы бы подумали, что я лгу. Я помню…
Она замолчала, задыхаясь от крика.
— Брэд и я поженились в здании суда. Мы обменялись самыми дешевыми кольцами. Кольца, которые мы купили в газовом магазине. Это была самая простая свадьба, но это был лучший день в моей жизни, второй после дня, когда я родила сына. Брэд научил меня быть сильной, всегда добиваться того, чего я хочу в жизни. Он любил безоговорочно. Он не всегда умел это показывать, но ему нравилось. Он шептал мне о своих достижениях и шептал о своих сожалениях.
 
Ее глаза цеплялись за Мэддокса, отчаянно желая, чтобы он выслушал, услышал ее невысказанные слова. 
— Его последними словами, обращенными ко мне, было то, что он хотел бы проводить с нами больше времени.
Мэддокс резко вдохнул и сжал мою руку мертвой хваткой. 
— Он не был идеальным человеком, идеальным мужем или идеальным отцом, но пока он был жив, он пытался … И это было все, что имело значение. Если моя жизнь с Брэдом чему-то и научила меня, так это любви…
Ее глаза искали наши, и она удерживала нас в данный момент, удерживая нас своим взглядом. 
— Любовь грязна… любовь уродлива. Любовь - это розы и шипы. Любовь… безусловна. Вы не отказываетесь от любви. Вы боретесь и боретесь… и боретесь за это, потому что это стоит каждой слезы, каждой боли… каждой улыбки, каждого смеха.
Она улыбнулась сквозь слезы. 
— Это не кино. Или романтическая книга. Это реальность, и это будет больно. Видите ли, любовь станет скучной после того, как вы вместе уже много лет. Каждые отношения попадают в эту фазу, когда «искра» исчезает на короткий момент времени. И именно здесь погибает большинство любовных историй или расцветают немногие любовные истории. Именно в этот момент ты должен бороться усерднее. Любовь - это не просто чувство. Это обязательство. Ты не уходишь, когда это уже не весело. Ты не поворачиваешься к нему спиной, когда она становится уродливой Нет, любовь — это все беспорядочное и все прекрасное. Ты боришься. Ты любишь. Ты живешь. И это именно то, что показал мне Брэд, — закончила Саванна, не покидая Мэддокса и меня.
Она не обращалась к толпе.
Саванна говорила с нами.
Я поднесла наши сцепленные руки ко рту и нежно поцеловала костяшки пальцев Мэддокса. Я люблю тебя, я прошептала.
Он, наверное, этого не чувствовал, но я не собиралась признаваться ему в любви на похоронах его отца. А пока я собиралась позволить ему горевать.
Через несколько часов мы с Мэддоксом, наконец, остались одни. Я стояла рядом с ним, когда он опустился на колени рядом с могилой своего отца, возложив на нее единственную белую розу. 
— До свидания… папа.
Голос Мэддокса надломился. Это был его момент. Когда его отец сделал последний вздох, Мэддокс даже не вздрогнул. Он не плакал. Он не проявлял абсолютно никаких эмоций. Он встал и позвал людей, которые должны были заниматься похоронами.
Мэддокс закрыл глаза и склонил голову.
Гром проревел громко, и небо разверзлось, заливая нас.
Я скорее почувствовала это, чем услышал его рев. Болезненный крик вырвался из его груди, и я смотрела, как человек, которого я любила, рассыпался, как буря бушевала вокруг нас.
Я позволила ему иметь этот момент.
Я позволила ему… чувствовать.
Его боль пронзила меня, и я закрыла глаза. Слезы все равно падали, но их смывал грозовой дождь.
Мэддокс долго не выходил из свежей могилы отца. Когда он, наконец, снова встал, он споткнулся, и я потянулась к нему.
Он обернулся вокруг меня, и я держала его. Он уткнулся лицом мне в шею и вздрогнул в моих объятиях. Мы оба промокли, оба дрожали, но мне было все равно.
Я не знала, как мы вернулись домой, но мы это сделали. Все было как в тумане, мир качался вперед и назад перед моим взором.
Я помогла Мэддоксу снять его мокрую одежду и присоединилась к нему в постели, мы оба отчаянно искали тепло под одеялами.
Его холодные губы нашли мои, и я позволила ему принять этот поцелуй. Мягкий. Нежный. Сладкий.