Избранница Тьмы. Книга 3 (СИ)

Маар сжал её запястья, перекрывая кровь, сочащуюся беспрерывно, чувствуя на шее её тёплое дыхание. Истана дотянулась, приникла к его губам, её губы холодные совсем. Бессильная злость ударила под дых – он не может её согреть, не может вырваться из этого круга. Не может…
– Тебе больно? – спросил, глядя в голубые глаза, подёрнутые дымкой слёз, выдыхая тьму.
Истана отрицательно мотнула головой.
– Тогда почему ты плачешь? Я думал, асса́ру не умеют плакать, оказывается, у них есть слёзы? – Маар скользнул губами по щеке, собирая их, слишком холодные, слишком горькие, слишком… – Не нужно бояться. Хочу, чтобы ты жила. Ты и наш ребёнок. Моя ошибка оставить тебя здесь… Теперь ты свободна. Но я не хотел бы тебя отпускать, моя асса́ру … Моя…
– Твоя… Твоя, Маар, – проговорила она сквозь душащие слёзы, они застыли каплями в голубых безднах, делая взгляд ещё глубже, ещё невыносимей, ещё… – Я твоя асса́ру. Всегда была и есть…
Сердце в груди горело. Маар ощущал знакомый источник силы, что теплился в её животе, частичка того, что есть в Мааре, бьётся внутри его ассару. Сын, это его сын…
Тьма заволокла зрение, отнимая возможность видеть Истану, чувствовать. Маар мотнул головой, не желая подчиняться ему, хотел видеть Истану, быть с ней, согревать, защищать, любить. Её взгляд полон принятия. Слишком мало времени… Слишком… Сердце забилось, быстрее, чаще, резче и… сжалось, остановившись прорезав в груди дыру.
Маар сквозь шум слышал удаляющийся голос Истаны, она что-то говорила, упрашивала, звала, он уже не слышал, проваливаясь в холодную тьму, с шумом втягивающую его жизнь в пропасть, будто засасывая в вакуум, сильнее, быстрее, больше. Он боролся, цепляясь за края, пытаясь ухватиться, удержаться, остаться…
…Удар.
– Ма-а-а-а-ар!
  
Глава 23 
 
Ремарт рухнул на снег, я вскрикнула и зажмурилась, когда земля вздрогнула от мощного удара, трещины проломили стены замка, и тьма хлынула в стороны, разливаясь чёрным озером. Слёзы лились из глаз, и я не видела, как сгустки развеялась по воздуху вместе с порывами ветра, растаяв, унося за собой в бездну жизнь Маара.
Дёрнула руками, верёвки, сожжённые тьмой, рассыпались на запястьях, и я порвала их на груди, скидывая с себя, не чувствуя своего тела. Упала в снег, смешанный с кровью, почти ползком кинулась к нему. Вытирала без конца тёкшие слёзы, разглядывая затуманенными глазами его бледное лицо, облепленное чёрными прядями, такое неестественное, жёсткое, каменное, как лёд.
Хотелось кричать, но я не могла, горло сковало. Стёрла снег с его лица и шеи, убрала чёрные пряди со скул, положила ладони на грудь, не ощутив в ней ударов. Прижала пальцы к вене – никакого движения, даже слабого.
– Я не позволю… Слышишь?!
Ветер в ответ швырнул в лицо комья снега и пепла, заставляя задохнуться.
Я бессильно стиснула кулаки не в силах шевелиться, оторваться. Я не верила и ждала, чувствуя, как внутри меня закручивается стылая воронка осознания. И биение крохотной жизни. Глаза Маара закрыты. Я смотрела сквозь туман боли, ощущая, что внутри меня что-то растёт и ширится. Я глухо застонала, чувствуя, как глаза жжёт, как рёбра сжимаются до боли. Вздрогнула, отпрянув, выставив перед собой ладони. Я ошарашенно смотрела, как чернильные сгустки оплели мои запястья, засочились из ладоней, заклубились и потянулись потоками к лежащему на снегу исгару. Потеряла дыхание от испуга и изумления, но тут же кинулась к Маару, касаясь ладонями его шеи и груди, позволила тому, что крепло во мне с каждым вдохом, выйти наружу. Я не знала, что это, но какая-то огромная, всеобъемлющая, неведомая мне сила текла из меня, проникая в тело Ремарта. Инстинктивно я ощущала, что это правильно, вливая эту силу в его тело, вырывая из цепких когтей смерти его жизнь.
Я никогда никому не была нужна. Кроме него. Я должна была умереть в этом мире, обречена была на смерть, но он забирал меня у неё каждый раз, когда вытаскивал из ямы. И теперь идет борьба внутри него, борьба жизни и смерти.
  
Время замерло, я смотрела из-под потяжелевших ресниц на закрытые веки стража, дыша холодом на его сильную шею.
– Очнись, Маар, – прошептала замёрзшими губами, – ты нужен мне…
***
Я смогла прийти в себя, когда поняла, что силы покидают меня. Всё остальное как во сне, кошмаре. Холод, боль, потоки силы моей и той, что скрылась в недрах земли, уже неважно… А важно было то, что Маар так же лежал недвижимо, не открывая глаз, смертельно белый, не дышащий. Или дышащий, я не понимала. Ничего не понимала, всё смешалось, застыло и задребезжало звоном осколков во мне.
– Поднимайся.
Я вздрогнула, не узнав сразу голос Шеда. Пошевелилась, налипший снег посыпался с меня. Я не чувствовала ни рук, ни ног, ничего не могла чувствовать: ни удивляться, ни думать. Меня колотило изнутри, не могла оторвать глаз от застывшего лица Маара. И паника полоснула с новой силой. Шед что-то говорил, уверял, заставляя подняться и убеждая, что справится сам, что всё хорошо. Но ничего хорошего – Маар не шевелился. Я не могла рук оторвать от Ремарта, склонилась, ещё теснее прижимаясь к сильному телу, обхватывая лицо дрожащими пальцами, пока не поймала губами его тусклое, редкое, но всё же дыхание. Дыхание… Я не верила. Я знала, что это не всё, что там, под слоем одежды, в области сердца что-то с ним случилось, что-то ужасное. Почему он не мог открыть глаза и очнуться не мог, посмотреть на меня? Почему? Отчаяние и паника, колючая, холодная вгрызлись в позвоночник. Шед не позволил мне этого узнать, дождаться, убедиться, что страшное позади, приказав идти в замок и немедленно растереться, буквально вздёрнул на ноги, встряхнул.
– Подумай о ребёнке. Здесь очень холодно, ты можешь тяжело заболеть, а нам ещё в обратный путь, – громыхал стальным голосом, а на плечи тяжестью опустился плащ. – Иди, я справлюсь один.
В путь? В какой путь? Куда? Маар не двигается, но слова воина отрезвили, дали сил. Да, мне нужно думать. Думать… Кровь престала течь из вен, рубцы покрылись алой коркой льда, тонкая ткань платья не грела совсем, стоп я не чувствовала. Я всё это понимала, но не смогла и двинуться, казалось, если отступлю, то что-то произойдёт, что-то плохое. Шед опустился рядом, осматривая, расстёгивая ворот на горле Маара, открывая окровавленный край ткани. Я вздрогнула от открывшегося моим глазам ужасного вида так, что внутренности сжались тисками, скручиваясь спазмом страха.
– Бархан тебя побери! – разразился гневно Шед, когда заметил, что я всё ещё стою рядом, покачиваясь от порыва ветра на отнявшихся ногах, подхватил под локоть, увёл со двора. – Ассару, иди в укрытие, наконец! Не испытывай терпение, он мне голову оторвёт, если ты заболеешь, – подтолкнул к двери. – Он жив, всё будет хорошо, – уже спокойнее добавил, уверяя. – Слышишь?
Я закивала бездумно. Да, да, всё будет хорошо. Хорошо. Попятилась по порогу, оборачиваясь, наблюдая, как Шед быстрым шагом вернулся к исга́ру. Сжимая обледенелыми пальцами грубую ткань плаща, я огляделась. Дымились тела лойонов, изъеденные тьмой, в вихрящемся пепле и снегу, которые припорашивали тело и той проклятой ведьмы, что лежала у костра. Я подняла взгляд на нишу, где сидел Идлейв. От него только остались обугленные кости, и одежда лохмотьями свисала на почерневшем теле. Скрутил спазм тошноты. Я повернулась и поплелась прочь, морщась от каждого движения, кусая губы в кровь.
Тьма уничтожила всё живое, обглодав мясо лойонов, и не коснулась меня. Он мог всех испепелить, но из-за меня не сделал этого, не хотел причинить мне вред, ведя безмолвную борьбу со своей тьмой внутри себя. Боролся, находясь рядом со мной каждый раз, всегда, каждый миг.
Я не помнила, как отогревалась у камина, как сменила платья и смыла кровь, наложив повязки на раны – ребёнок во мне приказывал заботиться о себе, а я в первую очередь заботилась о нём. Я даже не помнила, как провалилась в сон, просто села, прикрыв веки, и уснула. Смертельная усталость и пережитое буквально подкосили, я даже не смогла, не успела возразить этому.