Плюшевая девочка

Папа снова был у врача, и врач назначил ему отдых. Пару дней он выдержал дома, пока не устал от собственного общества и объявил, что он абсолютно здоровый мужчина.
Мужчина, с которым я собиралась встретиться, значился в моем календаре под именем П. Э. Это были первые буквы имени и фамилии. П. Э. пожелал, чтобы я выглядела совершенно обычно. Он попросил меня одеться так, как я обычно одеваюсь. Я все-таки не стала надевать спортивные штаны и кроссовки, а предпочла джинсы и футболку, которые специально для этого купила.
Я снова сидела в поезде до Хельсинки. Сидела, как бывалый путешественник. Как скучающий командированный. Как так вышло? За год я съездила в Хельсинки по своим маленьким делам уже черт знает сколько раз. Час туда и час обратно, между этим быстрое свидание, и могу сказать, что никто из моих не знал о моих поездках.
Мы встречались у главного входа в Стокманн. Я сама предложила, потому что это было для меня знакомое место. К нему можно было пройти от станции прямо по крытому переходу через внутренний дворик.
Снова было то же чувство, как и всегда перед такими встречами. Огромное количество бабочек бились в животе и искали выход.
П. Э. был уже на месте. Он узнал меня сразу, как я пришла, потому что он видел мою фотку. Мы довольно официально поздоровались за руку. На нем были джинсы, пиджак и коричневые, дорогие на вид, кожаные ботинки.
П. Э. был, наверное, папиного возраста, ну или почти папиного возраста, но он был одет стильно и выглядел спортивным.
«Пойдем – сразу сказал он, – я забронировал нам столик».
Ресторан был довольно классный – мрачный и спокойный. На столах белые скатерти и бокалы для вина. Неровные кирпичные стены и атмосферные лампы, висящие над столом. Фоном фортепианная музыка из колонок.
Мне захотелось улыбнуться. Все это выглядело таким банальным. Это было как будто из комедии третьего сорта.
«Что такое?» – спросил П. Э.
«Ничего», – ответила я, пытаясь подавить смех. Обычно я не смеюсь, конечно, но когда все-таки смеюсь, то в очевидно неподходящих местах. Иногда я смеюсь от досады. Это довольно странно.
Когда мы вошли, мне казалось, что на нас все смотрят. Всегда одно и то же – всегда я думаю, что люди смотрят, но на самом деле никто никогда ничего не замечает. Все поглядывают по сторонам в новом месте, вероятно потому, что немного напуганы. Они смотрят на других людей и предполагают, что они там себе думают. А такое делает нас слепыми к окружающим.
Опять мои мысли перескочили на другое.
Такое иногда случается. Я где-то, но не в своем теле.
Мы были как папа и дочка. Мы вместе пришли поесть, может, потому, что в холодильнике не оказалось еды. Хорошая причина для роскоши посреди будней.
Такое невинное свидание. Минута праздника у двух близких людей. Обмен обычными предсказуемыми фразами. Папа спрашивает, как дела в школе. Дочь отвечает, что очень хорошо. Так и должно быть, продолжает папа, одновременно раздумывая над важным совещанием следующим утром.
Официант протянул нам меню и рассказал, какие сегодня предлагаются блюда дня. Он тоже не смог разглядеть в нас ничего необычного. Напрасно было воображать, что кто-то заметит, что рядом происходит что-то запрещенное и неординарное.
Это знали только мы двое. Хотя бы мы.
Я листала меню в кожаной обложке. В нем были блюда, которые я совершенно не хотела видеть на своей тарелке.
«Можем взять какие-нибудь закуски», – предложил мужчина.
«Давай».
«Как насчет улиток с чесноком? Он здесь действительно хороши».
Я не сказала «буэ», хотя именно так подумала.
«Может, что-нибудь другое».
«Здесь есть еще запеченные на гриле баклажаны и тыква. Неплохой вариант. Советую».
Лицо мужчины было слегка загорелым. Слегка красным. Голова не имела признаков залысин. Широкие ладони и сухие пальцы, на левом безымянном золотое кольцо, которое так плотно сидело, что его вряд ли можно было снять.
Я подумала, что возьму только основное блюдо. Но в меню не было ничего, что я захотела бы положить себе в рот.
 
Утиные грудки. Какая-то странная рыба. Свиная шея…
«Я не голодна. Я бы взяла только десерт».
Квартира П. Э. располагалась в солидном каменном доме в пешей доступности от Маннергейминтие [22]. Я посмотрела на имя на почтовом ящике. Обычное, каким оно могло быть и было. Такое, наверное, имеют тысячи. Оно не начиналось с Э.
П. Э. предложил, чтобы мы зашли к нему, хотя договаривались мы только на обед. Он захотел, чтобы мы еще немного побыли вдвоем и поболтали. Он заплатит дополнительно.
Почему бы и нет?
В квартире была спальня и гостиная, объединенная с кухней. Столешница из камня и встроенная техника, которой вряд ли часто пользовались.
Наверное, П. Э. не часто ест дома. С кем, подумалось мне. А также я подумала, как его зовут на самом деле.
Он начал говорить. Говорил он непрерывно. Ну и что такого. Он платит мне за время, поэтому я способна выслушать его, хотя рассказывает он не особо интересно.
П. Э. рассказал, что его семья живет в маленьком городке на западном побережье, а он сам проводит недели в Хельсинки, потому что тут работа. Он ездит домой на выходные, и там у него дел побольше, чем в будни, потому что нужно возить детей на занятия и все такое.
Он налил вина в два бокала и протянул один из них мне.
«Чин-чин», – сказал П. Э. и чокнулся со мной.
Он принялся рассказывать о работе, а я слушала. Он работал в фирме, которая делала какие-то программы, я не поняла, какие и для кого. Какие-то компьютерные штуки. Он хотел об этом говорить и думал, наверное, что мне очень интересно, поэтому я подавляла зевки.
Я слушала и кивала. П. Э. использовал незнакомые слова. Они, судя по всему, были связаны с его работой. Он почти все время изъяснялся на литературном финском, но периодически пересыпал его словечками вроде «че» или «типа» и другими, которые используют подростки моего возраста. Возможно, он пытался произвести впечатление молодого, современного и вообще такого интересного чувака.
«Ну ты же понимаешь», – произнес он пару раз.
Мне надо было сосредотачиваться, чтобы понимать хоть что-то, о чем он рассуждал.
Вино было темным и вязким, как кровь. Я немного пригубила, но мне не понравилось. Я больше не хотела его пить.
«Садись сюда поближе, – попросил он. – Садись же».
Я придвинулась по дивану ближе.
«Еще чуть-чуть ближе».
П. Э. держал в одной руке бокал, а другой гладил мои волосы. Указательным пальцем он провел по моей щеке.
«Ты милая, – сказал он. – Может, выпьешь еще вина?»
Я не хочу вспоминать, что произошло дальше. Я даже вам не очень хочу это рассказывать, мои дорогие пушистики, потому что это вас, вероятно, расстроит.
Скажу только, что после того, как мы посидели немного рядом, он погладил мои руки и щеки, а потом придвинулся близко к моему лицу и спросил, может ли поцеловать меня.
Я усмехнулась.
А потом он…
Следует ли мне рассказывать?
Вы, звери, вылизываете друг друга. Вы, мои дорогие плюшевые друзья. Выгрызаете блох из шкурок, оказываете дружеские услуги, вылизывая попу товарищу.
Ну вы поняли.
Этот мужчина целовал меня. Сначала в щеку. Я отклонила голову, но это только завело его, и он начал облизывать мне ухо, как какая-нибудь тупая дворняга. (Нет, Гав, не пойми меня неправильно! Ты не тупой. Совсем нет!)
Он поведал, чего он хочет. Он хотел делать со мной то, что делают друг с другом животные.
Штуки, которые вы делаете. Для вас это было бы, конечно же, абсолютно естественно.
В автомате я купила билет на последний поезд. Занавески мятного цвета, синие круги и желтые точки на обивке сидений. Кое-где уставшие путники. У кого-то с собой рюкзак, гитара на верхней полке, одна потрепанная спортивная сумка. Слипающиеся глаза, слюна сонно течет по подбородку.