Проснуться ото сна (СИ)
Первый глоток, как ключевая вода в день палящего солнца, освежил меня. Далее я почувствовал слегка сладковатый вкус, с приятным послевкусием. Наконец я отклонился назад, дыша ровно. Боль ушла.
Позже я много раз вспоминал эти первые ощущения. Каждая трапеза имела свой неповторимый привкус, но никогда больше я не вкушал таких восхитительных, волнующих и будоражащих все тело сочетаний. Словно одновременно ешь все свои любимые блюда и можешь почувствовать вкус каждого в отдельности, в любое время и в любой последовательности. Если бы я пережил такое человеком, то мозг бы не выдержал подобного состояния эйфории и экстаза, испытанного мной.
Я плыл в своих ощущениях как по реке, купаясь и наслаждаясь ее нежными объятьями. Я — человек, не евший несколько дней, которому поднесли яства, подаваемые к столу самих царей.
Должно быть, прошло немало времени, прежде чем я смог прийти в себя, находясь во власти необычайно сильных впечатлений. Расставаться с ними совершенно не было желания, и я как наркоман хотел еще.
Наконец открыл глаза, и передо мной возникла невиданная картина: ранее обычные каменные стены приобрели фантастический вид: столько оттенков серого я не видел никогда, даже не хватило бы фантазии придумать им названия. Кое-где камни поросли изумрудным мхом с желтыми вкраплениями. В воздухе летали яркие искры. Столь прекрасные и чистые цвета я не видел в жизни. Я посмотрел на графа, после на человека, лежавшего рядом со мной, и смог уловить разницу между ними: в крестьянине теплился огонек жизни, у графа он тоже присутствовал, но поблекший и синеватый. Сразу на ум пришло сравнение: яркий и привлекающий внимание ночной светлячок и он же, но днем — серый и невзрачный.
Я не мог поверить глазам:
— Как я могу видеть столько цветов в такой темноте?
Мой собственный голос напомнил мне раскат грома.
— Первые впечатления всегда сильны. Наслаждайся, пока есть возможность так по-человечески удивляться всему.
Я зажал уши руками. Стон пришедшего в себя несчастного оглушал.
— Это невозможно терпеть!
— Ты не умеешь управлять еще своими обострившимися чувствами, но непременно научишься это делать. Со временем. — Он ударил несчастного по голове.
Пока я сидел, закрывая глаза и уши, послышался слабый шорох. Когда все же отважился открыть глаза, графа в подвале уже не было. Тяжелая деревянная дверь с грохотом закрылась, щелкнул засов.
Глава 3
В подвале я, казалось, провел целую вечность. Наконец лег поспать, совершенно не зная, чем заняться, но не смог сомкнуть глаз. Все стены, потолок, пол, каждый выступ были изучены. Четкое, словно чрезмерно объемное видение предметов, давало надежду на открытие внезапного выхода из этой каменной тюрьмы. Но его не оказалось. Помещение представляло собой герметичный прямоугольник примерно двенадцать на восемь метров.
От безделья я уже несколько раз измерил шагами подвал, стучал в дверь, кричал, все безрезультатно. Я оказался пленником в руках безумца, который уверял что теперь мы оба вампиры. Мне до сих пор не верилось: сердце билось, я дышал, хотя немного реже, чем обычно. Но как объяснить такое хорошее зрение и слух, и как могла настолько понравилась кровь? Может граф что-то подсыпал мне и это все галлюцинации?
Неожиданно я содрогнулся всем телом:
«Что стало с тем крестьянином? Жив ли он? Или моя минутная слабость стоила ему жизни? Где Тимми? Как давно я здесь?».
Мысли не давали покоя. Они кружились, беспрестанно сменяя друг друга, в любой момент готовые вылететь наружу, оставив меня опустошенного, как ненужный сосуд.
Все те воспоминания графа, его слежки, интриги, возникшая череда лиц, как хоровод промчавшихся мимо. Старые, молодые, красивые и не очень. Все это оказалось страшнее кошмаров, снившихся мне в детстве. Я не мог их прогнать. Стоило зарыть глаза, они обретали краски.
Лишь один образ я постарался удержать: мужчина с черными волосами, несвойственными тонкими и ровными бровями, зелеными глазами. С первого взгляда бросалось то, что этот горделивый, мужественный и сильный человек не мог быть очередной жертвой. Кто же он тогда?
Только подобная мысль посетила меня, образ растаял светлой дымкой.
Когда дверь открылась, я был не в себе от радости. Граф, будто важная птица высокого полета, свысока смотрел на меня.
— Сколько я здесь нахожусь? Меня уже ищут!
— Вторые сутки. Для остального мира ты умер, не надейся вернуть прежнюю семью и друзей.
Я облизал высохшие губы:
— Но ты живешь в том же доме и общаешься с теми же людьми, что и раньше. — Я все еще до конца не верил в случившееся, надеясь, что со мной играют и мне удастся вырваться их этой паутины. — Что стало с тем крестьянином?
— Не твоя забота. Потрать лучше силы, чтобы начать новую жизнь.
Графа с ног до головы закрывала черная накидка. Он весь был словно окутан саваном, виднелось только лицо.
— Как ты себя чувствуешь? Голоден?
— Нет, — ужаснулся я, отшатнувшись. — Я не такой как ты и не хочу причинять боль людям.
— У тебя нет выбора, ты же смог причинить боль помидору, — коротко возразил граф, не давая вставить и слово, продолжил: — В чем разница? Он так же рос, зрел, а его безжалостно сорвали. Не воспринимай все так буквально.
Растерявшись, я не знал, что ответить.
— Держи, — машинально поймал, что было брошено в мою сторону. — Накинь на себя, а то ты выглядишь, как босяк. Следуй за мной и без глупостей.
Набросив плащ, я подошел к графу.
— А что потом? Опять закроешь меня здесь?
— Посмотрим на твое поведение. В планах, хочу, чтоб ты увидел мир новыми взглядом. Но вначале смоем с тебя остатки белесой маски и снимем грязную одежду.
Везде, где мы проходили, окна оказались занавешены. Я не пытался бежать и молчал.
У графа Экшелена, как выяснилось, было достаточно много слуг. Меня вымыли в одно мгновение, с теплой водой вновь нахлынули воспоминания.
Время в ванне я провел с закрытыми глазами, граф лично завязал их черной лентой. Есть почти не хотелось, но запах присутствующих людей начинал сводить с ума. Я чувствовал графа, он смотрел, следил за каждым действием слуг и каким-то невиданным мне образом не давал поддаться этому чудесному человеческому запаху.
Меня вымыли, одели, причесали. Белоснежная рубашка без жабо, свободные рукава и широкие манжеты на пуговицах, синие штаны и синий камзол, великолепная обувь из очень мягкой натуральной кожи высшего качества выделки. Все оказалось удобным и приятным телу. Я всегда носил одежду попроще, хоть и выглядела она отлично, но не была настолько приятна наощупь.
«На улице давно стемнело», — эта мысль пришла сама собой. Я вспомнил о Тимми. Как он? Наверняка волнуется и сбился с ног в моих поисках.
Но эти мысли прошлось оставить на потом. Мы продолжили путь.
Дом был восхитителен: богатое убранство помещений, позолота на выступах, роспись на потолках в комнатах, в достатке дорогой мебели. Пока мы шли через проходные помещений, я крутил головой по сторонам любуясь. Никогда не был в подобных домах, в тех местах, которые не были предназначены для приемов.
Около самой двери у выхода я оглянулся и увидел в боковом проеме графиню. Сейчас она была достаточно просто одета: в бежевое с мелкими цветами платье. Сложив руки вместе, графиня внимательно смотрела на нас. Глаза слегка прищурены, легкое напряжение на лице. Супруге графа чуть более тридцати лет, еле заметные первые морщинки появились на лице, делая ее кругленькое личико только привлекательнее.
— Нам пора, — голос его стал очень сух. Граф подтолкнул меня в спину, не удостоив взглядом супругу.
Графиня не проронила ни слова.
К моему удивлению, кроме тех слуг, которые помогали мыться, других я в доме не встречал. У самых дверей граф повелел:
— Закрой глаза, сейчас ты будешь использовать только слух, без зрения, чтобы научиться контролировать то, что слышишь и что хочешь услышать. Отдели определенный голос и слушай только его. — Граф придержал меня за локоть.