Золушки

— Что у нас с горячей линией? Появилось что-нибудь полезное?
— Нет, — помедлив, ответил Петер, качая головой, и покосился на приглашенного аналитика из уголовной полиции. — Нет, ничего конкретного сообщить не могу: звонки продолжают поступать, но что-то определенное можно будет сказать лишь после того, как по телевидению и в газетах опубликуют фотографию девочки.
— Но фото хоть разослали? — кивнув, уточнил Алекс.
— Конечно, — быстро отреагировал Петер.
— Хорошо, — пробурчал себе под нос Алекс, — хорошо… Кто-то должен был что-нибудь заметить! Не может быть, чтобы ни один человек со всего поезда не заметил, как Лилиан увели, — вздохнул он. — Да, ну и, разумеется, мы ни в коем случае не распространяем информацию о полученной Сарой посылке: если газетчики узнают, что преступник снял с ребенка скальп, то заголовки будут, сами понимаете…
Повисло молчание, нарушавшееся лишь шипением висящего под потолком старенького кондиционера.
— Ладно, — вновь заговорил Алекс. — В следующий раз собираемся после обеда, когда Фредрика вернется от матери Габриэля Себастиансона. Я решил, что она поедет туда одна — думаю, мы вытянем из дамочки больше информации, если не заявимся к ней всем составом. Петер продолжает отслеживать звонки, а мы ждем результатов экспертизы. Петер, свяжись с курьерской фирмой, которая доставила посылку! Я попросил родителей Сары составить список знакомых их дочери, которые могут обладать информацией о местонахождении Габриэля Себастиансона. Сегодня работаем допоздна!
Летучка закончилась, группа разошлась, и в зале осталась только ассистентка Эллен, которая еще некоторое время сидела за столом, что-то записывая в своем блокноте.
* * *
Лишь сев в машину с раскрытым дорожным атласом в руках, Фредрика Бергман поняла, что мать Габриэля Себастиансона и бабушка Лилиан Себастиансон живет в элитном районе Юрсхольм: дорогие виллы, роскошные сады, случайных людей здесь нет. Фредрика отметила, что происхождение Сары Себастиансон наверняка поскромнее, чем у ее супруга.
Подведя итог утренней работы, Фредрика пришла к выводу, что ей, как всегда, не хватает структуры и четких указаний. Алекс работает очень профессионально и компетентно — это у нее сомнений не вызывало. Фредрика прекрасно понимала, что, в отличие от нее, он обладает огромным опытом, но презирала неспособность комиссара принимать новые идеи. Особенно с учетом сложившейся ситуации. У полиции имеются лишь разрозненные ниточки, но никто даже не пытается ни отмести их, ни отследить до конца. Вчера они предположили — с какой, кстати, радости? — что девочку прячет родной отец, а значит, она в безопасности. Теперь всем стало ясно, что исчезновение Лилиан — не случайность. Как же Алекс может после этого считать произошедшее во Флемингсберге просто совпадением?!
И как, черт побери, так получилось, что на летучке сидел аналитик из Государственной уголовной полиции, а ему даже слова не дали сказать? В разговоре с Фредрикой и Петером Алекс назвал его «этот их аналитик»! Так безапелляционно, что Фредрика аж покраснела от стыда. Надо при случае взять дело в свои руки и самой познакомиться с новым специалистом.
Фредрике пришлось признать, что начальник относится к ней с явным снисхождением — просто потому, что она женщина, да еще и бездетная. А уж высшее образование! Ладно, зато у нее с аналитиком из уголовной полиции есть хоть что-то общее…
Выходя из машины, она хотела было позвонить Спенсеру, но передумала — он дал ей понять, что, возможно, они увидятся уже на этих выходных. Лучше не мешать ему, пусть работает, тогда у него найдется время встретиться с ней.
— Но вы же встречаетесь только тогда, когда ему удобно! — не раз возмущалась подруга Фредрики, Юлия. — Ты хоть раз звонила ему сама просто так и предлагала встретиться? Нет!
Такого рода вопросы и рассуждения Фредрику раздражали: Спенсер женат, а она не замужем. Они договорились, что она либо принимает это как данность, со всеми вытекающими последствиями, как, например, тем, что Спенсер менее доступен для нее, чем она для него, либо не принимает. Если не принимает — надо начинать искать другого любовника и друга. То же самое касалось и Спенсера: если бы он не смирился с тем, что у Фредрики время от времени появляются другие мужчины, то они бы уже давно расстались.
 
Он не может дать мне все, частенько думала Фредрика, но в свете того, что никого другого у меня нет, этого вполне достаточно.
Возможно, у них были и не самые традиционные отношения, зато искренние и практичные. Никто из них не чувствовал себя униженным или смешным — взаимовыгодный обмен, проигравших нет, а кто из них двоих остается в выигрыше, Фредрика предпочитала не думать. Пока сердце подсказывает ей, что она поступает правильно, она не собирается ничего менять!
Фредрика остановила машину у посыпанной гравием площадки перед домом, и тут на крыльце появилась пожилая женщина — видимо, мать Габриэля — и жестом попросила ее опустить стекло.
— Будьте любезны поставить автомобиль вон там, — произнесла она и благодушно указала длинным, тонким пальцем на свободное место рядом с двумя машинами, принадлежащими, похоже, кому-то из обитателей дома.
Фредрика припарковалась, вышла из машины и вдохнула влажный воздух, чувствуя, как одежда прилипает к телу. Она шла по гравиевой дорожке к крыльцу и заодно осматривалась по сторонам: дорожка вела в довольно большой сад по сравнению с теми, мимо которых она проезжала, — почти что парк. Невероятно зеленый газон больше напоминал лужайку для игры в гольф. Сад окружен стеной, единственный в зоне видимости вход — ворота, в которые заехала Фредрика. Место показалось девушке закрытым и негостеприимным. Дом окружали высокие деревья неизвестного ей вида. Почему-то не удавалось представить, что по ним могли лазать дети. Чуть поодаль росло еще несколько великолепных деревьев, а дальше, в глубине сада, рядом с тем местом, где припарковалась Фредрика, помещался огромных размеров парник.
— Летом мы сами обеспечиваем себя овощами, — сказала женщина, заметив удивление на лице Фредрики, когда та увидела парник. — Отец моего супруга увлекался выращиванием овощей, — добавила она, когда девушка подошла поближе.
Что-то в ее голосе сразу насторожило Фредрику: раскатистый голос, некоторые согласные произносятся картаво — слишком раскатистый голос для такой миниатюрной дамы.
— Фредрика Бергман, следователь, — представилась она, протягивая даме руку.
Та ответила неожиданно крепким рукопожатием, совсем как Сара Себастиансон, когда Фредрика поздоровалась с ней на Центральном вокзале.
— Теодора Себастиансон. — Дама чуть развела в стороны уголки рта.
Улыбка ее явно старила.
— С вашей стороны было очень любезно согласиться встретиться со мной, — начала Фредрика.
Теодора благосклонно кивнула с тем же царственным видом, с каким указала Фредрике место для парковки, улыбка исчезла, и морщины на лице сразу разгладились.
А мы примерно одного роста, подумала Фредрика, хотя на этом сходство, собственно, и заканчивается. Седые и довольно длинные волосы Теодоры были убраны в высокий тугой пучок. Такие же ледяные голубые глаза, как и у сына, фотографию которого Фредрика пробила по базе данных.
Теодора великолепно владела своим телом, никаких лишних жестов, руки сложены чуть ниже талии, как раз там, где блузка цвета топленого молока встречалась с серой юбкой. Блузку оживляла лишь брошь, закрепленная прямо под маленьким острым подбородком, в ушах — скромные жемчужные серьги.
— Безусловно, я очень волнуюсь за мою внучку, — произнесла Теодора таким бесстрастным голосом, что Фредрика с трудом ей поверила. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь полиции.
Сдержанно взмахнув рукой, она пригласила Фредрику в дом, прикрыв за собой дверь. Три быстрых шага, и они оказались в огромном холле.
На секунду воцарилась тишина. Фредрика пыталась привыкнуть к полумраку — окна в холле отсутствовали. Ей показалось, что она попала в музей эпохи модерна. Иностранные туристы наверняка с радостью отдали бы целое состояние за то, чтобы некоторое время пожить на вилле Себастиансонов. Ощущение другой эпохи усилилось, когда Фредрику проводили в комнату — видимо, салон. Каждую деталь интерьера — обои, плинтусы, лепнину на потолке, мебель, картины и люстры — явно подбирали крайне тщательно, чтобы создать атмосферу давно ушедших лет. Казалось, время в этом доме остановилось.