Важна только любовь

— Да, ты уже сообщила об этом.
— Том работает семь лет, давно пора дать ему собственный отдел. Сейчас особенно кстати — Люси снова беременна. Клянусь, я всегда считала, что ему надо работать в магазине — ведь он кормит столько ртов. — Мэри взяла вилку мужа и помогла ему сжать скрюченные пальцы. — В общем, я сказала ему, что раз уж у него хорошо идет работа, так задержись там надолго…
— Мам, сколько раз я тебе говорил, что никуда не собираюсь уезжать. Голос Капера звучал ласково — не раз уже это проходили. — Вернулся два года назад.
— Господи, так давно? Два года… Боже, Боже! — Мэри встряхнула салфеткой и постелила ее на колени, прикрывая платье в розочках, почти таких же, как на соуснице. — Когда ты в последний раз оставался на одном месте по два года? В том городе в Германии, где стена, да?
— В Берлине, Мэри, ну как ты не можешь запомнить, — проворчал отец.
— Конечно, Берлин, знаю — просто название выскочило из головы.
Каттер улыбался — как хорошо сидеть с ними за ужином, слушать эти разговоры… Он очень скучал по родителям в те годы, что провел в Берлине, Праге, Варшаве и Москве. Мать поседела, стала рассеянной, но все еще готовит, как ангел, одевается, как Джун Кливер, и живет для внуков — теперь, когда он сам и его брат выросли.
Отец выглядит, как всегда, — худощавый, с угольно-черной шевелюрой, в брюках и рубашке неизменного цвета хаки — постоянная его форма, сколько Каттер себя помнит. Изменились только глаза — ввалились, будто желая спрятаться годы боли очертили вокруг них глубокие морщины. И еще, конечно, руки.
Каждый раз, когда Каттеру приходилось что-нибудь чинить, неважно — джип или крошечный часовой механизм, — он вспоминал эти руки. Отец постоянно держал на видном месте отвертку и то и дело что-то чинил: тостер, велосипедную цепь… Он всегда знал, как сделать, чтобы старая печка снова заработала. Большие, сильные руки терпеливо извлекали занозы из грязных мальчишеских пальцев. Эти ласковые, любящие руки могли починить для Каттера весь мир.
И сам он, гуляя по старым аллеям древних европейских столиц, думал, что тоже способен что-то исправить, починить — изменить мир, сделать его лучше… Внезапно мясо у него во рту потеряло вкус, стало пустым. Взгляд опустился на скрюченные пальцы отца — распухшие суставы, настолько измученные артритом, что он не в состоянии держать отвертку, не то что пользоваться ею. Такие же бесполезные, каким оказался и он со своими мечтаниями на старых аллеях.
— Я рада, что Каттер теперь дома — здесь он и нужен, — молвила мать. Знаешь, милый, отец и я не становимся моложе.
— Говори за себя, старушка, у меня еще есть порох в пороховницах. — Отец иронично приподнял бровь. — Вообще-то я посматриваю на эти тренажеры: если с ними заниматься, можно за шесть недель приобрести стальные мускулы. Каждый день по телевидению шоу. Стальные мускулы, представляешь?
— Ну, если тебе это нужно, так ладно, — фыркнула Мэри и опустила вилку. Но я хотела поговорить с Каттером о… — Мэри заколебалась.
Каттер перестал есть, его охватило беспокойство.
— О чем, мам?
— Знаешь, для меня и твоего отца все становится слишком трудно.
— Мэри, сейчас не время обо всем этом говорить. Дай мальчику поесть в тишине и спокойствии.
— Возьмем, к примеру, этот дом. Сарай пришел в запустение и в прошлом году рухнул, я просто не могла поддерживать его в нормальном состоянии. Вот о чем я говорю.
— Знаю и буду рад помочь восстановить его, — ответил Каттер. — Ты, мам, составь список, что тебя беспокоит. Со следующей недели начну разбираться, ладно?
— Очень мило с твоей стороны, дорогой, но отец и я думали о том, чтобы…
— А что у нас на десерт? — прервал ее Питер с такой поспешностью, что Каттер удивился — кого он хочет обмануть? — Весь день чуял запах яблочного пирога.
Мать улыбнулась с видимым напряжением и отодвинула свой стул.
— Том утром принес яблок, забраковали в магазине, — с гнильцой, но вкусные, спелые. — Поднялась и пошла на кухню.
Очевидно, отец выиграл этот раунд. Каттеру оставалось только догадываться, из-за чего, собственно, разгорелся бой. Он ел пирог и все посматривал на родителей с растущим беспокойством: что еще за тайны в собственном доме?
  
Адриана сама предложила помощь в разъездах, и Каттер на следующее же утро решил отправить ее на склад стройматериалов на другой конец города. Путь через весь город и обратно займет не менее двух часов, а он тем временем завершит поиски в спальне — пока она не начала там генеральную уборку.
Каттер никогда не видел, чтобы кто-то так убирался: словно за уборкой стоит какая-то иная, темная цель — словно выполняется важная миссия.
Когда он услышал, что подъехала ее машина, уже перевалило за полдень. Он облазил все пыльные закоулки — никаких денег, кроме десятицентовика под кроватью.
— Привезла вам обед. — Адриана сунула голову в кладовку. — Ого, да вы уже установили ванну! Здорово смотрится!
— Как и это. Спасибо. — Каттер указал на пакет у нее у руках — из него выглядывали золотистые ломтики поджаренной картошки.
Да она и сама выглядит… тоже здорово смотрится. Ему понравилось, как футболка облегает ее стройную фигуру, а хлопковые шорты обтягивают бедра.
— Не за что.
Этим утром Адриана старалась быть с ним еще вежливее обычного, говорить как можно дружелюбнее, но очевидно, что ей неуютно. Вчера она застала его врасплох, и он был угрюм от отвращения к себе и привлекательности этой женщины. Но сейчас он спокоен и собран. Красивые женщины обычно становятся лучшими агентами. Вы смотрите на них, дотрагиваетесь — и тут же забываете обо всем. Каттер слишком хорошо знал об этом их свойстве и приготовился быть приятным собеседником — самым милым и благожелательным сантехником в штате. Они поболтают, она расскажет ему кучу всякой всячины, словно лучшему другу.
Пока Каттер мыл руки в кухонной раковине, Адриана раскладывала гамбургеры и жареную картошку.
— Итак, — произнесла она с улыбкой, когда они сели за стол, — мне очень нравится, как идут дела. Сколько лет вы работаете сантехником?
Вот тебе и лучшие друзья!
— Два года, с тех пор как вышел на пенсию из армии. Но отец был строителем, так что я вырос на этой профессии.
Болтовня, болтовня… Он поднял глаза, желая встретиться с ней взглядом, так сказать, наладить контакт, и поймал себя на том, что зачарованно наблюдает, как она обмакивает картошку в кетчуп и отправляет в рот: губы блестят от масла, к ним прилипли кристаллики соли…
— В каком роде войск вы служили? Он откусил большой кусок от гамбургера, неторопливо прожевал и только потом ответил:
— Флот.
— Сделали карьеру?
— Двадцать лет. — Он проводил взглядом ее язычок, облизнувший губы.
— Что ж, это вполне объясняет вашу выправку.
— И стрижку заодно, — согласился Каттер. Адриана улыбнулась в ответ на насмешливый изгиб его губ. Сегодня он уже не такой недотрога, да и она немного расслабилась. В конце концов, все не так уж плохо. Он — бывший военный. Жесткий, очень ответственный. Двадцать лет службы — тут не обойтись без твердого характера. Босния, Сомали… Она остановилась, не донеся до рта очередной кусочек картошки.
— Вьетнам?
На секунду он замер, а потом спокойно потянулся за чашкой.
— Нет, там я не был.
— Не слишком популярная война. Особенно после того, как все кончилось.
— Да, правда.
Она помолчала, но Каттер больше ничего не сказал, только доел гамбургер и вытер пальцы бумажной салфеткой. За кухонным столом он кажется неуместно большим, слишком мужественным, чересчур… Она не могла бы объяснить словами свое чувство, но что-то заставляло ее беспокойно ерзать на стуле.
Адриана не привыкла к действию тестостерона, если именно он сейчас наполняет ее вены. Все гормоны, с которыми ей обычно доводится встречаться, надежно заперты в темные костюмы с непременными галстуками и заглушаются запахом лосьона после бритья, охраняются свадебным кольцом и фотографиями детей на столе. Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что поднял глаза, снова холодные и невыразительные — такие могли бы принадлежать большой хищной кошке. Нет, скорее, коту.