Измена. Искры над пеплом (СИ)

– Он больше не придёт…
– Муж? Ну, милая, – это уже ваше личное дело, – вздыхает она. – Так, а к персоналу у тебя претензий нет? Всё устраивает?
– Да, всё хорошо. 
– Ну и хорошо, что хорошо, – медсестра расслабляется и расплывается в довольной улыбке, – И да, тебя Георгий Максимович подойти просил. Пойдём, провожу тебя до его кабинета.
– Войдите, – слышу в ответ на свой стук в дверь. 
Вхожу и замираю на пороге, не зная, что делать дальше. 
– Мария Викторовна, – мужчина приподнимается из-за стола и указывает на стул напротив, – Присаживайтесь, пожалуйста.
Опускаюсь на предложенное место. Зачем меня вызвали? Надеюсь, что не по-поводу вчерашнего шума. 
– Ну, как Вы себя сегодня чувствуете? – спрашивает доктор и возвращается к изучению лежащих на столе бумаг, судя по всему к моей истории. – Жалобы есть?
Повторяю ему то же, что и медсестре. Он кивает, делает какие-то пометки.
Опять испытываю это странное чувство дежавю. Его голос кажется мне смутно знакомым, но никак не могу вспомнить, где я могла с ним встречаться ранее.
Внимательно приглядываюсь, изучая его внешность. Темноволосый шатен, аккуратные усики, небольшая ухоженная бородка. Из-за растительности на лице не могу точно идентифицировать его возраст. Молодой, скорее всего мой ровесник или чуть-чуть постарше. Может быть на какой-то студенческой вечеринке пересекались? Хотя не помню, чтобы на тех немногих тусовках, куда меня, в своё время, умудрилась вытащить Светлая, присутствовали студенты-медики. 
– Как Вам Ваша новая палата? Может быть есть какие-то замечания или пожелания? – продолжает меж тем он.
Голос сочный, глубокий. Красивый. Но сердце замирает не от самого тембра, а от чего-то неуловимого. Интонации, темп, паузы… Я совершенно точно знаю этого человека! Но откуда? Неужели у меня на фоне стресса ещё и склероз развился? Может быть просто взять и спросить? Но как?! «Мы случайно не знакомы?», «Откуда я могу Вас знать?» – блииин, как же глупо это звучит!
Словно прочитав мои мысли он пристально смотрит на меня. Наши взгляды пересекаются. Глаза у него светло-голубые, но не бесцветно-холодные льдистые, а нежно-незабудковые с тёмным ободком по краю. Знакомые такие глаза…
– Простите? – понимаю, что толком не расслышала его последний вопрос.
Он прищуривается лукаво:
– Мария Викторовна, Вы меня и правда не узнаёте? Неужели я настолько изменился? – спрашивает он с улыбкой.
От неожиданности дар речи теряю. Бросаю взгляд на бейдж на его груди. «Воробьёв Георгий Максимович…» – ещё раз перечитываю имя, секунду туплю, а потом сердце срывается и начинает бешено биться. Чувствую, как щёки заливает волной жара, как перехватывает дыхание. Господи, неужели и вправду он?! 
– Воробей?! – выдыхаю еле слышно.
Его улыбка становится шире, теплее. Он встаёт, подходит ко мне, наклоняется и крепко обнимает меня за плечи:
– Здравствуй, Мышка! Прости, что говорю это при таких обстоятельствах, но я, действительно, очень рад тебя видеть!
Замираю, а потом обнимаю его в ответ, крепко прижимаясь к непривычно широкой груди:
– Бооже, ты?! Не могу поверить, что это правда! И я безумно рада, пернатый, ты даже не представляешь насколько!
 
  
Глава 13
 
Когда-то в детстве… 
– Блиин, ну ты и мазила! Ну что ты тупишь-то? Уйдет же сейчас!
– Да не гони! Я в неё почти попал. Она в последний момент увернулась. Быстрая, гадина!
– Это не она быстрая, а ты криворукий!
– Сам ты криворукий! Бросай давай! Ща достанем!
На игровой площадке суетятся братья Богулины, бегают вокруг детской песочницы, камни в неё кидают, орут на весь двор.
Мне Сашка и Антон не особо нравятся. Задиристые, наглые. Меня они, правда, никогда не обижали, но я ни раз видела, как не сладко приходилось тем, кто попадал в их немилость.
Испытываю острое желание нырнуть обратно в подъезд, но потом любопытство берёт верх и я решаю всё-таки проверить, что там у них происходит вообще. Осторожно, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, подхожу поближе и буквально замираю в ужасе. Вдоль высокого деревянного бортика песочницы панически мечется маленький белый мышонок. Приподнимается на задние лапки, утыкается мордочкой в угол, пытается протиснуться в несуществующую щель.
Сашка хватает с земли заготовленный заранее камень. Замахивается и прежде чем я успеваю вмешаться швыряет его в направлении сжавшегося в комочек зверька. Совсем чуть-чуть не попадает. Удар такой силы, что песок пыльным фонтанчиком взмывает в воздух. Мышонок пищит в ужасе и бросается в сторону. Несется вдоль бортика, отчаянно перебирая маленькими лапками и утыкается, зажимается в другой угол.
– Ну вот, опять промазал! Учись, как надо! – верещит Антон, наклоняясь за очередным камнем.
– Стойте! – выкрикиваю я, понимая, что сейчас может произойти.
Не успевая даже подумать о последствиях, бросаюсь наперерез, прыгаю в квадрат песочницы, прикрываю зверька своим телом. В ту же секунду спину обжигает острой болью. Вскрикиваю, дыхание перехватывает, место удара горит огнём. Кажется, что сейчас умру просто. Зажмуриваюсь, пытаясь сморгнуть брызнувшие из глаз слёзы, судорожно втягиваю ртом жаркий июльский воздух. Заставляю себя пошевелиться, протягиваю руки, ловлю, укрываю в ладонях трясущийся пушистый комочек. Складываюсь пополам от боли, осторожно прижимая зверька к груди. Это ничего! Сейчас отпустит! Я выдержу. А вот если бы этот камень прилетел в него – боюсь представить, что было бы.
– Вы что творите, дебилы?! Отошли от неё! Быстро! – сквозь туман боли слышу незнакомый мальчишеский голос.
– Машка, ты совсем что ли? – немного испуганно орёт Антон, – Жить надоело, придурошная?!
– Что тебе надо вообще? Ты откуда нарисовался такой борзый?! Не лезь не в своё дело! – рычит в это время Сашка, по-видимому обращаясь к пришельцу.
Оборачиваю мокрое, зарёванное лицо. В двух шагах от меня друг напротив друга стоят Сашка и какой-то незнакомый пацан. Кулаки Сашки воинственно сжаты, ноздри раздуваются от ярости. Незнакомый мальчишка на секунду отвлекается, бросая в мою сторону встревоженный взгляд. Богулин-старший, пользуясь моментом, кидается на противника, валит его на землю, бьёт кулаком, метясь в лицо. Мальчишка уклоняется, ловко выворачивается из-под агрессора, подминает его под себя, возвращает удар и, в отличии от оппонента, попадает в цель. Сашка верещит по-девчачьи, закрывается руками.