Уездный врач (СИ)

Предложить тут что-то новенькое, для меня это — как два пальца об асфальт. В моё-то время судебно-медицинская наука гораздо дальше шагнула, чем здесь имеющаяся. Тут мне даже ничего ни у кого воровать не надо, а только нужным образом оформить, то что я планировал в своей диссертации представить. Правда, эти предложения надо соответствующим образом урезать и к нынешнему уровню мировой науки адаптировать. Не выйти, так сказать, из рамок и соответствовать.
Я уже даже, совершенно без задней мысли, что-то здесь из своего в авторитетных научных журналах опубликовал, немного засветился и даже положительные отзывы на свои научные опусы получил.
Когда я здесь статьи в Москву и Санкт-Петербург отсылал, о степени доктора медицины ещё и не думал, а вот во время болезни меня и торкнуло. А, почему бы и нет? Что, я — дурнее паровоза?
Уже когда я выздоравливать начал, то план своей будущей докторской диссертации набросал, свои возможности прикинул и понял — потяну я это дело.
В моём начинании никто меня пряниками осыпать не будет, но и препон чинить желающих опять же на горизонте не наблюдается. Становятся здесь врачи из уездов докторами медицины, нет в этом ничего необычного. Не частое это явление, но вполне допустимое и в реалии местной жизни укладывающееся.
Как только я себя более-менее нормально стал чувствовать, ветром после тифа меня качать перестало, испросил я отпуск и съездил в Санкт-Петербург. Ссылался на службе на болезнь, столичным де светилам мне показаться требуется. Побурчали, но согласие мне дали.
Добираться из уезда до столицы вылилось в целое приключение, но всё обошлось почти ровно, даже не очень сильно я и потратился.
В Военно-медицинской академии я все формальные и неформальные требования к диссертации разузнал без особого труда. Даже заинтересованных лиц в своей будущей защите нашел. Да-да, вот так всё замечательно у меня сложилось! Должно же было мне хоть в чем-то повезти, а то в последнее время в моей судьбе кто-то свыше всё черной краской полоску малевал — болезнь, осложнения после её…
— Не затягивайте, следующей весной ждем… — слова одного из профессоров как медом мне губы помазали.
Ну, коли ждут — будем обязательно.
— Статьи для публикаций присылайте, не скромничайте, — ещё один живой классик судебно-медицинского дела вознес меня просто на небеса. — Ждем.
Значит, коли так — вышлем материалы для публикации сразу же по возвращению в свой медвежий угол. Кое-что уже почти готовое у меня имеется, но было в журналы из-за болезни не отправлено.
Дома мне на хороших людей везло, и здесь эта тенденция продолжилась. Никто из профессоров, с которыми я в столице общался, на мой карман с намеком не смотрел, о подарках и чем-то подобном речи не вел.
Ещё до попадания сюда, я всякого наслушался. Некоторые из коллег, что решили наукой заняться, просто ревмя ревели, что скоро без штанов останутся. В смысле — за публикации плати, за поездки на конференции денежки выкладывай, а ещё и своего научного руководителя умасливай — он же своё драгоценное время на тебя дурака тратит.
Да, ещё и монографию до защиты желательно издать, а это в такую копеечку выливается…
Видно, мне старые вотяцкие боги помогают. Ну, это я уже шучу. От такого-всякого нужно подальше быть.
Поэтому, целый год я от рассвета до заката был по горлышко занят, из местной жизни почти полностью выпал. Что там и как в соседнем уезде с делом мултанских вотяков происходило, из моего внимания почти выпало. Так, что-то мелькало на краю поля зрения и всё.
Я даже по пути на вскрытия и обратно с них, свою будущую диссертацию правил, разную красоту и дополнения в неё вносил, блошек в правописании вылавливал.
Наконец, в заранее назначенный день я выступил со своим докладом, был весьма благожелательно заслушан и признан достойным войти в научное сообщество как доктор медицины.
На этом счастливое стечение обстоятельств для меня не закончилось.
Я даже своим ушам не поверил, когда мне место доцента на кафедре предложили. Открылась буквально днями такая вакансия…
 
Что?
Так не бывает!
Мне?
А более достойных не имеется?
Последнее я озвучивать не стал, только об этом внутри головы подумал.
На данное предложение я тут же согласился. Даже не так — я в него руками, ногами и зубами вцепился. Так, что клещами не оторвать.
Что, я — дурной, отказываться от такой подвернувшейся возможности⁈
Да у меня от радости сейчас сердце готово было из груди выпрыгнуть. О подобном я и мечтать не мог. Люди годами такого места ждут, а мне просто навстречу белый сверкающий рояль из кустов выкатился.
  
Глава 19
 
Глава 19 Продолжение следствия Раевского
А в то время, как уездный врач Светловский, а ныне — Сергей Анатольевич Светлов, занимался написанием своей докторской диссертации, в Старом Мултане дела обстояли совсем не благостно.
После ареста вотяка Дмитриева, Раевским обстоятельно и с особым пристрастием был допрошен местный дурачок Миша Титов. Помощник окружного прокурора проявил к нему интерес из-за того, что Мишка приходился близким родственником главному шаману деревни Андрею Григорьеву, которого все жители Старого Мултана звали на удмуртский манер — дедушка Акмар.
Самому дедушке Акмару на тот момент исполнилось уже почти девяносто лет, поэтому все его мысли теперь были прочно связаны только с загробным миром, о мирском он и не думал. Поэтому, ничего толкового и нужного для следствия на допросах полицейские от него узнать не смогли, а вот Мишка-дурачок рассказал Раевскому, что в начале мая к ним в Мултан пришел неизвестный бродяга и глава села Семен Красный-Иванов попросил Василия Кондратьева устроить его у себя на ночлег. После этого путника Титов больше не видел. Был он, и не стало его. Совсем-совсем не стало.
Раевский приказал полицейским арестовать Красного-Иванова и Кондратьева. После этого та же участь постигла местного забойщика скота Кузьму Самсонова. Было установлено, что он дружил с Дмитриевым, поэтому беднягу Самсонова обвинили в том, что именно он обезглавил несчастного Матюнина, а потом и выпотрошил его. Рука-то у него на скоте уже хорошо набита…
Пусть и кроме домыслов и предположений у Раевского не было ни единой улики, но это ничуть не помешало ему проводить аресты и выдвигать обвинения.
Точку в деле поставила экспертиза засохшей крови. В рассматриваемое время она представляла собой… весьма, ежели так будет позволено выразиться, условную процедуру. Ее главным действующим лицом являлась… собака. Полицейские привели первого попавшегося им в селе пса и подсунули ему корыто из молельного шалаша. Считалось, что если собака-эксперт станет облизывать засохшую кровь, значит — она принадлежит животному, если отвернет от её морду — кровь человеческая.
К несчастью мултанцев, приведенный четвероногий эксперт, сунутое ему под нос корыто только понюхал, а потом отвернулся.
Всё! Дело Раевским было раскрыто. Не смутил помощника окружного прокурора и местный ветеринар, который во всеуслышание объявил о том, что подобная экспертиза не выдерживает совершенно никакой критики, поскольку она основана только на брезгливости данной конкретной собаки. По его словам, псине просто не понравился запах из корыта. Собака, по мнению ветеринара, никак не может определить, чья кровь перед ней, но слова ветеринара просто-напросто проигнорировали.
Кроме вотяков, был арестован в Мултане и русский — Василий Кузнецов, являвшийся в данном селе церковным старостой. Его обвинили в пособничестве и попущении язычникам. Ничем не помог старосте и местный батюшка, попытавшийся его оправдать.
В ходе проведения следствия по поводу убийства Матюнина к полицейским как вши по гаснику приходили жители села титульной российской нации и с придыханием рассказывали о коварных вотяках, которые хотели принести в жертву всех русских ради хорошего урожая. Нашелся даже один столетний старик, признавшийся, что много лет назад вотяки задумали отрубить ему голову, но он каким-то чудом спасся. После слезливого рассказа дедушки в Старом Мултане последовали новые аресты…