Сердце Зверя (СИ)

Орочимару, сидевший на все том же спальном мешке, поднял на него глаза и захлопнул книгу, откладывая ее к стопке других.
- Спасибо, - с облегчением выдохнул Наруто.
Он чувствовал себя так, словно его долгое время держали под водой, и теперь наконец-таки дали всплыть на поверхность и глотнуть воздуха. Все еще можно поправить, исправить, раз Орочимару согласился провести ритуал и избавить его от Зверя.
- Но мы все еще не знаем, какими могут быть последствия, - добавил Орочимару. – Я читал почти всю ночь, но похожих ситуаций не нашел, так что… – он развел руками.
Наруто откинул одеяло, мельком удивившись отсутствию рядом Карин, и встал, притянув к себе обувь.
- Хуже уже не будет, - заверил он с сомнением хмыкнувшего Орочимару. – Когда?
Орочимару тоже поднялся на ноги и, прихватив с пола книги, вернул их обратно в прочный ящик. С треском захлопнув крышку, он ответил:
- Через пару часов. Советую не есть и не пить. Возвращайся сюда к трем, я все подготовлю.
Наруто кивнул и, прихватив куртку, вышел из палатки. Оставалось найти Карин и предупредить ее о том, что ритуал все-таки состоится.
Наруто провожали недоверчивыми взглядами. Вся стая уже знала, зачем он вернулся и о чем просил Орочимару. Знала стая и о том, что Орочимару согласился.
- Интересно, что будет со Зверем? Опять будут делить между стаями?
- Неудивительно, что он собрался избавляться от Зверя.
- А слышали, что это его альфа гильдейцев убивал?
- Ну да, довел до помешательства, а теперь исправлять побежал.
Комментарии были самые разные, но Наруто они не слишком задевали. Ничего нового ему сказать все равно не могли. Так что Наруто просто нашел Карин (которая оказалась в компании все тех же волчиц, продолжавших подрабатывать стайными няньками), объяснил ей все и вернулся обратно к Орочимару, решив, что лучше он посидит у него, чем будет выслушивать сплетни о себе самом.
Так прошло два часа. Наруто просто сидел и наблюдал за Орочимару, который, изредка сверяясь с разложенной на полу книгой, смешивал в неглубокой миске какие-то пряно пахнущие травы. В конце концов Орочимару залил травы холодной водой и, накрыв миску тарелкой, отставил ее в сторону. Придвинув к себе вторую миску, он снова принялся за свое утомительное и крайне нудное занятие – травы приходилось отмерять иной раз до абсурдного точно. Столько-то лепестков или цветков, например.
На исходе второго часа Орочимару подозвал к себе Наруто и, вручив ему нож, попросил порезать палец. В прошлый раз Орочимару делал это сам – Наруто тогда был слишком мал для таких «подвигов».
Дождавшись, когда на кончике пальца набухнет капля крови, Орочимару поднес миску и дал стечь в позеленевший отвар четырем каплям. Почему нужно было именно столько – Наруто не знал, но его это и не слишком беспокоило. Ритуалы придумывались задолго до его появления на свет.
Орочимару осторожно встряхнул миску, разбалтывая ее содержимое и, нацедив отвар в чашку, выбросил оставшуюся траву, разбухшую от воды.
- Теперь пей, - он протянул Наруто чашку с малоаппетитным на вид содержимым.
- И опять спать? – уточнил Наруто, забирая чашку и усаживаясь на пол в середине палатки.
Орочимару молча кивнул и, дождавшись, когда он залпом выпьет отвар, забрал опустевшую чашку.
Наруто лег на пол, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, но беспокойство не отступало. Конечно, он сам просил провести этот ритуал, но… Подобные вещи случаются слишком редко, чтобы относиться к ним со спокойствием.
Тело начало едва заметно покалывать. Реальность медленно уплывала, веки смыкались. Наруто не хотел спать, но почему-то все равно засыпал, не находя в себе сил противиться.
Очнулся он лежащим в темном коридоре. Вода, затопившая пол, доставала ему почти до лица, и Наруто чудом не захлебнулся, неловко дернувшись. Подняв брызги, он сел, вытирая мокрое лицо ладонью. Зеленоватая, пряно и густо пахнущая вода меланхолично стекала куда-то дальше – прямо по коридору.
Наруто поднялся на ноги, неловко держась за стены, сделал было шаг – и задохнулся от боли. Ему показалось, что кто-то проделал в нем дыру – огромную и кровоточащую. Опустив голову, Наруто увидел широкий канат, залитый кровью. Канат тянулся из его тела, из груди, словно его нанизали на него, как бабочку – на иголку.
 
Канат натянулся, потащил его дальше – вперед. Кровь заполнила рот, и Наруто сплюнул ее в мутную зеленую воду. Держась за стены, он двинулся дальше по коридору, стараясь не делать резких движений, чтобы не травить зияющую в груди рану.
Шаги получались мелкими и медленными. Наруто плелся по душному коридору, воздух в котором был спертым и затхлым. Дышать было тяжело, по телу стекала густыми ручейками кровь, смешиваясь с ярко пахнущей травами водой. Боль, в первые секунды почти лишившая его возможности двигаться, постепенно утихала, будто пряталась – как хищник в густой траве. Идти стало чуть легче, но тело слабело с каждой секундой все сильнее.
Вокруг было темно, вода бликовала, изредка подсвечивая стены густым зеленоватым светом. Наруто, державшийся на одном упрямстве, продолжал идти, чувствуя с каким-то тупым безразличием, как натягивается канат, рвавший ему грудь.
Наруто свернул вправо по коридору – и уткнулся в темноту, которую не могло разогнать даже волчье зрение. Просто коридор вдруг обрывался в пустоту, в ничто, в засасывающую непроницаемую тьму, куда уходил подрагивающий канат. Наруто не знал, куда ведет этот канат и к кому. Мокрый, пропитанный водой и кровью, канат натянулся еще сильнее, а затем вдруг заходил ходуном, будто по нему шел какой-нибудь канатоходец.
Наруто представил себе этого канатоходца, и ему вдруг стало смешно – несмотря на то, что собственная кровь пропитала ему футболку и джинсы почти насквозь, а вода вокруг окрасилась в нежный розовато-зеленый цвет. Снова сплюнув собравшуюся во рту кровь, Наруто схватился за скользкий канат, потянул его на себя. Он поддался, и Наруто потянул сильнее, пытаясь найти второй его конец.
Но ничего не вышло – в следующую секунду канат снова натянуло, и Наруто потащило следом за ним туда, в темноту.
Натяжение стало таким сильным, что Наруто вдруг впервые испугался того, что канат лопнет. Он чувствовал, как под пальцами расходится толстая бечева, как разрываются мелкие ворсинки, начиная поддаваться натяжению.
Снова вернулась боль – такая сильная, что Наруто казалось, будто кто-то вскрывает ему грудную клетку и разламывает ребра. Темнота вокруг стала непроницаемой, и в этой тишине отчетливо, гулко раздался звук лопнувшей веревки.
========== Глава 37 ==========
Глава 37.
Сознание возвращалось мучительно медленно, урывками. Сначала уши заполнил неясный гул звуков, в которых ничего не получалось разобрать. Периодически удавалось определить короткую птичью трель, обрывавшуюся так резко, будто неизвестной птице вдруг захлопнули клюв, шорох приминаемой травы под чьими-то ногами, детские крики, голоса… Все эти звуки, постоянно смешиваясь, перекликаясь, соединяясь между собой, сбивали с толку, тем более что осознать и осмыслить их не выходило совсем. Да что там звуки – даже самого себя не получалось осмыслить, и проще было считать себя простой безымянной сущностью, у которой нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.
Затем к телу стала возвращаться чувствительность. Резко стало холодно – причем настолько, что казалось, будто кожа лопнет, рассыплется на кусочки, как какое-нибудь блюдце, брошенное на пол. Этот холод, пронизывавший тело до последней клеточки, невозможно было отогнать, и, раз прицепившись, он уже не отступал.
Но разум все же медленно просыпался, оттаивал, несмотря на все усилия холода, и в конце концов какофония звуков превратилась в нечто предельно понятное, простое. Теперь с точностью можно было определить, что птичья трель принадлежит сойке, а трава шуршала, потому что по ней быстро проползала змея, стремившаяся поскорее убраться подальше от лагеря. Человеческая речь тоже стала понятной, но откликнуться на нее никак не получалось. Тело продолжало спать, запирая разум внутри своей насквозь продрогшей оболочки.