Дренг (СИ)

Брод мы успешно преодолели, и в том же поспешном темпе отправились дальше, по-прежнему не встречая никого на своём пути. Хотя Мерсия считалась богатой и густонаселённой страной, мы за всё время своего путешествия не встретили ни единого путника. За исключением Грима, конечно же, но я всё ещё не был уверен, что мне эта ночная встреча не приснилась или привиделась.
Иногда на горизонте можно было заметить бело-серые башенки местных церквей, и жадные взгляды всех викингов оказывались прикованы к ним, но мы всякий раз проходили мимо, к неудовольствию Сигстейна и всех остальных. Все до единого знали, что в церквях англосаксы прячут серебро и золото, и проходить мимо, даже не пытаясь забрать эти богатства, было почти физически больно.
Ландшафт постепенно менялся, всё чаще вместо лесов и полей нам встречались болота и луга. Иногда вдалеке, на каких-нибудь возвышенностях, можно было заметить силуэты всадников, и это окончательно убедило меня, да и всех остальных, что за нашим продвижением как минимум следят. Всадников было немного, и Хальвдан пытался утверждать, что это обычные пастухи, но больше никто так не считал. К тому же, пастух за мгновение ока превращается в воина.
Поэтому на привалы мы больше не останавливались. Даже когда солнце повернуло к западу, прекращая светить в глаза и начиная искоса заглядывать сбоку. Вместо того, чтобы искать место для ночёвки, Гуннстейн решил идти. С одной стороны, это было правильным решением, с другой… И людям, и лошадям требовался отдых.
А меня всё чаще посещало дурное предчувствие. Настолько дурное, что порой мне хотелось бросить всё, заскочить в седло и послать лошадь в галоп, подальше от этих гнилых болот. Я поделился этими мыслями с Торбьерном.
— Не нравится мне это всё, — признался я. — Ощущение, будто мы прямиком в засаду топаем.
— Да брось ты, — фыркнул кузен. — Кажется тебе.
— Не знаю, не знаю, — протянул я.
— Если бы ты и правда что-то чуять умел, так, наверное, и прибытие этого Осберта почуял бы, — пожал плечами Торбьерн. — Слыхал я про колдунов, которые так умеют.
Я попытался вспомнить свои ощущения перед набегом на мерсийскую деревню и не сумел вспомнить ничего даже примерно похожего. Наоборот, все были собраны, сосредоточены и спокойны. И я тоже. А вот теперь нет.
Постепенно начинало смеркаться, солнце уже коснулось своим багряным диском западного горизонта, до которого простиралось бескрайнее ровное поле ковыля, трепещущего на ветру. Мы всё ещё продолжали идти. Гуннстейн надеялся покинуть Мерсию до того, как стемнеет окончательно.
— Старый! Весь день шагаем, пора и честь знать! — крикнул Асмунд в спину нашему кормчему.
— Верно! — поддержал его Олаф.
— Мы уже близко, — сказал Вестгейр. — Я узнаю эти места. Скоро будет ещё одна река.
— Я больше в воду не полезу! — заявил Асмунд.
— Можешь остаться здесь и сдаться в плен саксам, — проворчал Гуннстейн.
— Прежде они отведают моего топора! — воскликнул Асмунд.
— На тебя издалека набросят рыбачьи сети и скрутят, а потом как раба продадут в Лунденвике какому-нибудь ромею, любителю ухоженных белокожих красавцев, — проскрипел вдруг Хромунд. — Что? В Миклагарде таких полно.
— Тогда я лучше пройдусь ещё, — под всеобщий смех произнёс Асмунд.
Вестгейр оказался прав, очень скоро перед нами открылся вид на ещё одну реку, медленно и величаво несущую свои воды к Северному морю. Дорога спускалась сразу к реке, и вскоре под сапогами начало хлюпать, несмотря на то, что мы даже не дошли до воды. Берег у этой реки оказался топкий и зыбкий.
— На той стороне, значит, Восточная Англия? — спросил Кьяртан.
Никто не рвался залезть в воду первым, уже стемнело и похолодало.
— Если эти болваны, их короли, опять не пересмотрели границы, — ответил Вестгейр.
Плохое предчувствие посетило меня снова, закручивая кишки в тугой комок и заставляя перевесить щит поближе. Я не знал, с чем это связано, но всё-таки нервничал, и это ни от кого не укрылось.
— Ты что, Бранд, боишься, что какая-нибудь рыбка клюнет на твоего червячка? — хохотнул Хальвдан.
 
— Молись, чтобы это была не щука, — поддержал шутку Торбьерн, но мне было не до смеха.
— Что-то здесь не так, — произнёс я, вытягивая топор из-за пояса.
— Так или не так, а на ту сторону всё равно надо, — проворчал Гуннстейн. — Идём. Выйдем на сухое место, там и заночуем, чем скорее, тем лучше.
Так что мы полезли в воду, переходя через ещё один брод. Холодная вода доходила до середины живота, ил и грязь прилипали к сапогам, засасывая их в свои объятия, но мы упрямо шли вперёд, и только наши раненые, восседая на конях, едва замочили коленки. Течение почти не мешало идти, ни нам, ни навьюченным лошадям, которые, пользуясь моментом, на ходу глотали холодную воду.
С оружием и щитом в руках шёл только я, все остальные предпочли оставить руки свободными. Поэтому можно сказать, что нас застали врасплох. Едва лишь мы вышли на середину реки, как на противоположном берегу из кустов высыпали саксы. Нас поджидали. И, похоже, довольно давно.
  
Глава 8
 
В сумраке и тумане белым оперением мелькнула первая стрела, следом за ней ещё несколько. Наше счастье, что саксы не разобрали цели, и сразу три стрелы вонзились в Хьялмара, который первый преодолевал брод верхом, а ещё две — в его лошадь. Всадник без щита — слишком лакомая цель для любого лучника, хорошо заметная, большая. Беззащитная. Хьялмар, можно сказать, спас нас всех в тот вечер.
— К бою! — заорал я, ускоряясь, насколько это было возможно по пояс в воде.
— Саксы!
— Засада!
Началась суматоха. Раненая лошадь, встав на дыбы, скинула уже мёртвого Хьялмара в воду и помчалась вперёд, не разбирая дороги. Норманны спешно хватали щиты, доставали топоры из-за поясов и мечи из ножен, с проклятьями бросаясь к берегу, на котором засел враг.
Саксы, очевидно, намеревались перестрелять нас в воде, пока мы медленно бредём к их берегу, а потом просто забрать наших лошадей и всю поклажу. Но они не учли, что для любого норманна вода это не препятствие. Тем более, для норвежцев.
Я первым выбрался на берег Восточной Англии, такой же топкий и скользкий, как и мерсийский, и тут же опустил свой топор на ближайшего из стрелков. Сакс инстинктивно попытался подставить единственное, что было у него в руках, его лук, но острая сталь (топор я наточил на первом же привале после нашего бегства) разрубила эту тисовую деревяшку надвое и вонзилась в его перекошенное от ужаса лицо.
Стрелки тоже завопили, один из них резко повернулся ко мне, вскидывая лук, и я тут же закрылся щитом. Железный наконечник почти пробил щит, на пару миллиметров высунувшись с моей стороны. На меня бросился рослый сакс, пытаясь кольнуть под щит длинным тесаком, но я двинул щитом навстречу, сбивая траекторию удара, и как раз тут на берег выбрался Кнут, размашистым ударом топора отправляя сакса на небеса.
Норманны выбегали из воды один за другим, сходу ввязываясь в бой. Лучники выхватывали свои длинные ножи, чтобы хоть как-то защититься, но этого явно было недостаточно.
Я налетел ещё на одного противника, ударил его в лицо краем щита, ломая нос и выбивая зубы. Сакс рухнул на землю, что-то чавкнуло, то ли мокрая земля, то ли его лицо, и я вырубил его ударом сапога.
— Дьяволовы отродья! — выкрикнул один из саксов.
— Саксонское дерьмо! — крикнул в ответ Хальвдан.
Строй мы не формировали, саксы тоже были рассыпаны по берегу, поэтому наша драка вновь превратилась в серию разрозненных стычек.
— В стену щитов! — заорал я.
— Стена щитов! — зарычал Гуннстейн.
Мой щит стукнулся о край щита Торбьерна, к тому присоединился Кнут, слева от меня встал Кьяртан, один за другим в строй вставали и остальные норманны. Саксы, потерявшие уже нескольких своих воинов, явно запаниковали, видя, как перед ними вырастает стена из раскрашенных щитов.
Воинский строй, то есть, отлаженное и чёткое взаимодействие всех его участников, всегда будет побеждать личную доблесть отдельных бойцов. Именно так римляне и стали вошедшими в легенды «великанами». Вместе мы — сила. Порознь… Тоже сила, но поменьше.