На грани войны (ЛП)

— Для тебя есть подходящее определение. Террорист.
Крепыш, стоявший позади него, одной рукой держал пиво, а левую руку спрятал на коленях. Нахмурившись, он встал рядом со своим другом и хлопнул пивом по стойке бара.
— Мы все голодаем из-за тебя!
Лиам крепче сжал пистолет. В нем бурлил адреналин, все чувства работали в режиме повышенной готовности. На против него Рейносо и Перес напряглись.
— Лиам, — тихо окликнул Бишоп, в его голосе прозвучало предостережение.
Лиаму пришлось напомнить себе, что эти люди не злодеи. Они заблуждались, боялись, впали в отчаяние. Овцы, а не волки.
Горожане не готовы к этому, к нему и к тому, что он отстаивал, к тому, что он собирался сделать.
Они попали в ловушку привычного мышления — бесконечные разговоры и политика, любое неприемлемое насилие, тщательно скрываемое за кулисами, вне поля зрения.
Они все еще не понимали, что нужно делать, чтобы выжить.
Он вышел из кабинки, заправив «Глок» за пояс, и остановился. Он бы сдержал себя. Но как только кто-нибудь из них достанет оружие, сразу станет поздно. Последствия будут неизбежны.
— Я здесь не для того, чтобы драться с вами, — произнес он медленно и четко. — Но это не значит, что я не буду.
Оба мужчины отодвинули табуреты и направились к Лиаму, их позы излучали агрессию, глаза сверкали от сдерживаемого страха и разочарования.
Рейносо и Перес не двигались. Они наблюдали, готовые в случае необходимости вмешаться.
Усатый упрямец встал перед ним.
— Мы должны сдать тебя! — прорычал он. — Спорим, это все исправит!
— Это ничего не исправит. И ты это знаешь. А теперь отвали.
— Это мы еще посмотрим, правда? — Усатый не отступил. Он сдвинул ноги и напряг плечи, демонстрируя свои намерения.
Лиам кивнул и улыбнулся, подняв обе руки в примирительном жесте, чтобы запутать парня в его ожиданиях. Рванувшись вперед, он поставил подножку и ударил его открытой ладонью по лицу. Усатый упал назад, сильно ударившись головой об пол.
Мужчина покатился по полу, оглушенный и стонущий. Несколько человек шумно вздохнули.
Старик, Альберт, выглядел ошеломленным. Он не ожидал, что его приятель так быстро окажется на полу. Крепыш нахмурился, сжал кулаки, готовый замахнуться на Лиама.
— Прекратите! — Из кабинки возле двери поднялась женщина. Ей было около сорока лет, короткие каштановые волосы убраны за уши, на носу сиреневые очки. Это была Коринна Маршалл, владелица хозяйственного магазина.
— Вы ведете себя как дети, Дуэйн Лоусон и Кейл Берроуз! — воскликнула Коринна. — И Альберт Эдлин, вы уже сказали свое слово. Теперь позвольте мне сказать свое. Четыре дня назад этот человек спас жизнь моему мальчику. Ополченцы чуть не убили Джонаса. И убили бы, если бы не он. Лиам Коулман рисковал своей жизнью и здоровьем ради глупого ребенка. Никто другой, только он. Незнакомец. Вы, горожане, знали Джонаса всю свою жизнь. Кто-нибудь из вас сделал бы то, что сделал этот человек?
Никто из мужчин не ответил. Они смотрели на нее с немым удивлением.
Коринна скрестила руки на груди.
— Вот что я думаю. Заткните свои пасти и позвольте этим людям рискнуть своей жизнью, чтобы защитить вас и ваших близких.
Дейв нагнулся и помог парню, лежащему на полу, подняться на ноги. Он указал в сторону двери.
— Никаких драк в моем заведении. У тебя есть претензии к солдату, защищающему наш город? Уходи и не возвращайся.
— Я не хотел проявить неуважение, — пробормотал Честер. Парень с усами — Тим Рейнольдс — потер затылок, поморщившись, но ничего не сказал. Крепыш отступил, опустив глаза в пол.
Вдоволь натешившись, мужчины вернулись на свои барные стулья и принялись лелеять свои страдания.
Лиам вернулся в кабинку. Он не расслабился, но его пульс успокоился. Ему стало легче дышать.
Опасный момент миновал.
— Спасибо, Коринна. — Бишоп широко ухмыльнулся сквозь бороду. — Ты спасла наши шкуры.
Коринна закатила глаза и направилась к их кабинке. Небольшая выпуклость на бедре выдавала ее пистолет скрытого ношения. Хотя она выглядела беспечной, Лиам подозревал, что это не так.
 
Она поправила очки.
— Я уверена, что вы в состоянии справиться сами. Но мне не хотелось видеть, как этим упрямым идиотам проломят головы. Они не плохие парни. Не держите на них зла.
— Не будем, — ответил Бишоп.
Лиам хмыкнул.
Коринна повернулась к Лиаму, ее глаза смягчились.
— Вы заслужили мою вечную благодарность. Мы с мужем заставили нашего сына понести ответственность за его безрассудное поведение. Он усвоил урок. У него почти не было шанса научиться. Мы этого не забудем. Если я или моя семья можем что-то сделать для вас, скажите.
У Лиама против воли сжалось горло.
— Обязательно, — хрипло произнес он.
Она протянула ему потрепанный лист бумаги — красного цвета, нижняя половина листовки. Список из двадцати одного имени поспешно нацарапан ручкой.
— Что это?
— Я ветеран. Как и мой муж, Уэйн. Мы изо всех сил пытаемся выжить и восстановиться после краха. Здесь нет места для тиранов. Мичиганцы не терпят такого дерьма. Ни за что.
Она постучала пальцем по бумаге перед ним.
— Многие из нас говорили между собой. И, в отличие от этих придурков, мы понимаем, что для решения проблемы нужны не только разговоры. Если нужны люди, готовые помочь, то это именно те, кто вам нужен. Считайте меня и моего мужа одними из них.
Лиам сложил и положил лист в карман.
— Спасибо.
— Все, что угодно, — ответила Коринна. — Я серьезно.
— Рада тебя видеть, Коринна, — улыбнулась Перес. — У меня такое чувство, что скоро мы снова будем общаться.
Бишоп хитро ухмыльнулся Лиаму, когда Коринна вернулась к своему столику.
— Видишь? Фолл-Крик — не совсем безнадежен, друг. Не сомневайся в нас.
Лиам потер затылок.
— Это начало. Признаю.
Глава 32
Ноа
День пятьдесят второй
— Я не понимаю? — сказал Майло. — Где мама?
Ноа напрягся. Утренний свет лился через огромные витражные окна. Он стоял на кухне у огромного острова, готовя блинчики.
Зачерпнув половник теста, он вылил его на шипящую сковороду. В некоторые дни Ноа так радовался электричеству, что ему даже становилось физически больно.
Майло нуждался в лакомстве — его любимое блюдо на завтрак — блинчики, намазанные арахисовым маслом и взбитыми сливками. Банка арахисового масла «Джиф» стояла рядом с миской из нержавеющей стали. Взбитые сливки уже невозможно достать, но он купил пакет полусладких шоколадных чипсов, чтобы компенсировать это.
Майло нуждался во многих вещах, некоторые из которых Ноа больше не мог ему дать. Эта мысль приводила его в ярость. Он взбивал тесто все сильнее, пока его бицепс не начал гореть.
Его сын сидел на табурете на другой стороне острова, на столе в беспорядке лежали цветные карандаши, мелки и фломастеры. Майло рисовал свое последнее увлечение супергероем — Росомаху — на цветных листах бумаги.
Теперь он выжидающе смотрел на Ноа, ожидая ответа, который имел бы смысл.
Разумных ответов не находилось. Мир рушился на глазах, а Ноа понятия не имел, что с этим делать, и как объяснить все своему восьмилетнему сыну.
Майло спрашивал о Ханне с тех пор, как она уехала четыре дня назад. У Ноа закончились отговорки.
Он посмотрел на свой безымянный палец, на светлую полоску кожи. Вчера был День Святого Валентина — еще один нож в его сердце. Не то чтобы они могли праздновать.
— Мама… — Слово застряло у него в горле. — Твоя мама… она должна была уйти.
— Куда?
— Она поселилась в другом месте. В нашем старом доме.
— Почему?
Ноа вырос в семье, где царили разногласия: его озлобленные родители постоянно ссорились друг с другом, часто втравливая в это своего ребенка. Он поклялся, что никогда не поступит так же.
Он проглотил свою злость и обиду, пусть и едкую, и заставил себя улыбнуться. Получилось изобразить только подобие улыбки.