Она была создана для меня (ЛП)

— Я думаю, это отличная идея. — Кайл тоже ухмыляется, явно взволнованный тем, что папа с ним согласен. — Тогда вместо того, чтобы быть похожим на все остальные нью-йоркские дуплексы или многоквартирные дома, он будет выделяться как прекрасный семейный дом.
— Именно так. — Папа кивает. — Я попрошу риелтора приехать и встретиться с вами. Может, он что-нибудь посоветует.
— Не помешает, — соглашается Кайл. — Он может дать нам оценку, прежде чем мы начнем строительство, чтобы мы могли увидеть, сколько мы добавим стоимости.
— Я организую это, папа, — предлагаю я, все еще чувствуя потребность доказать свою правоту. — Дай мне знать, с какой компанией ты хочешь работать, и я позвоню им.
Мама с улыбкой нарезает листья салата. — Кто знает? Возможно, ты сама захочешь купить дом, Вай.
Я смеюсь, наконец-то размышляя о своем обеде, когда разговор окончен и мой желудок успокоился. Как будто я могу позволить себе дом здесь. А как же работа? Я вернусь на Западное побережье, как только найду другую работу.
При мысли о том, что я снова уеду из Нью-Йорка в Калифорнию, меня охватывает забавное чувство. Я всегда считала, что это небольшая цена за мою карьеру, но с тех пор, как я вернулась в город, я вообще не думала о Кремниевой долине. Я определенно не скучаю по ней, даже если мне не хватает настоящей работы.
Я выкинула эту мысль из головы и сосредоточилась на обеде. Нет смысла думать обо всем этом, пока я занимаюсь этим проектом. Мне нужно сосредоточиться и убедиться, что папина вера в меня не совсем ошибочна.
13
Кайл
Проживая с Вайолет, я узнал о ней несколько вещей. Не то чтобы мы действительно жили вместе: по вечерам я стараюсь оставаться наверху, так что мы проводим вместе не больше времени, чем раньше, но я заметил то, чего не замечал раньше.
Например, то, что она, кажется, никогда не ест нормально, или то, что она почти не спит — я знаю это, потому что вижу, что у нее горит свет, когда я выхожу на пробежку рано утром, а иногда и поздно ночью, если не могу заснуть, — или то, что она работает круглосуточно. Как-то раз я спустился за зарядкой для телефона в 11 вечера, а она все еще была там, возилась с таблицей Ганта, книги рассыпались по столу, голубой свет ноутбука придавал комнате жутковатое сияние. Она никогда не выключается.
С момента обеда с Ричем и Ди прошло три дня, а мы с Вайолет все еще держались на расстоянии друг от друга. Не знаю, поняла ли она, что я пытался сказать тем вечером — то, что не сказал, — и я стараюсь не думать об этом. Она права: нам нужно сосредоточиться на проекте, а потом вернуться к обычной жизни.
Я был занят со съемочной группой, с которой я только что закончил. Это довольно приятная компания: два парня за шестьдесят по имени Боб и Дейл, у которых большой опыт в подобных реставрационных проектах, молодой парень примерно возраста Вайолет по имени Фил, который довольно зеленый, но быстро учится, и парень за сорок по имени Райан, который немного шутник. Они трудолюбивы, слушают, что я говорю, и я еще не видел, чтобы кто-то из них косился на Вайолет, так что я доволен.
Сегодня мы начинаем обшивать стены спальни наверху, после того как снесли всю поврежденную штукатурку. После часа работы я снимаю пояс с инструментами и оставляю ребят, чтобы встретиться с Оуэном, риелтором, к которому Вайолет обратилась по предложению Рича.
Вайолет уже стоит у двери, когда он появляется, и я веду его внутрь, как только появляюсь в фойе. Оуэну на вид около двадцати лет, он одет в чистый костюм темно-синего цвета и такие блестящие туфли, что я могу увидеть в них свое лицо. У него светлые волосы, зачесанные на одну сторону с помощью неумеренного количества средства для волос, и четкая челюсть. Я не слишком мужественен, чтобы признать, что он симпатичный парень, и по тому, как Вайолет следит за ним в дверном проеме, я вижу, что она тоже это заметила.
Он с энтузиазмом пожимает руку Вайолет, когда они знакомятся. Его взгляд скользит по ее фигуре, когда она отводит глаза, следуя по изгибу бедер к декольте. Я сжимаю челюсть в раздражении, когда его взгляд переходит на меня.
 
— А вы, должно быть, отец Вайолет? — Он протягивает руку, и я жестко пожимаю ее.
Я уже ненавижу этого парня.
— Нет. — Возможно, я сжимаю его руку чуть сильнее, чем нужно.
— Простите меня, — говорит он, не выглядя даже слегка раскаявшимся. — Она упомянула в своем письме, что это место принадлежит ее отцу, и я предположил…
Рядом со мной Вайолет фыркает от смеха.
Я хмуро смотрю на нее, потом на Оуэна. — Я бригадир. Ее отец — мой друг.
— Точно. Конечно. — Он ослепительно улыбается Вайолет, и она практически падает в обморок. Я отстаю, пока она ведет его в гостиную.
— Неплохое у вас тут местечко, — замечает Оуэн, оглядываясь по сторонам.
В доме сейчас царит беспорядок, так как мы разобрали несколько оштукатуренных стен, чтобы переделать рамы и утеплить их, обнажив грубый кирпич под ними. Мне было больно видеть, как срывают красивую лепнину, но она была слишком повреждена, чтобы ее можно было спасти. Мы восстановим всю утраченную лепнину, и я, должно быть, сделал сотни фотографий, чтобы убедиться, что она будет сделана правильно. Я открываю рот, чтобы сказать ему об этом, но Вайолет говорит первой.
— Мы сейчас как раз работаем над этим, — начинает она, — но мы надеемся, что нам удастся создать современную атмосферу, не потеряв при этом ни одной из исторических особенностей здания.
Оуэн улыбается, видимо, впечатленный.
— Старые места — это круто. Приятно видеть, что вы сохранили оригинальные черты, а не убрали их.
Он смотрит на меня, и я нехотя киваю. По крайней мере, он может это оценить.
— Я согласна, — говорит Вайолет, и я клянусь Богом, что она трепещет ресницами. — Может, начнем экскурсию?
— Конечно.
Оуэн ухмыляется — два ряда идеально белых зубов, которые заставляют меня вспомнить мультяшную акулу.
Они поворачивают к лестнице, и я колеблюсь. У меня возникает искушение оставить их наедине, чтобы не быть свидетелем того, что, черт возьми, здесь происходит, но от одной мысли о том, чтобы оставить ее наедине с ним, у меня сводит желудок. Я говорю себе, что это потому, что я должен присматривать за ней, и никак иначе.
Вздохнув, я шагаю за ними, пока они поднимаются по шаткой лестнице, чувствуя себя сопровождающим на выпускном вечере.
— Как видишь, сейчас это чистый холст, — говорит Вайолет. — Но у нас здесь будут две большие спальни с гардеробными.
Она показывает на потолок. — Мы потеряли часть гипсовой лепнины при демонтаже, но ее заменят на ту, что полностью соответствует оригиналу.
— Мило, — бормочет Оуэн, но его взгляд совсем не направлен на потолок, и мне хочется его пнуть.
Вайолет ничего не замечает.
— Это очень специальное искусство — копировать гипсовую лепнину. Мы попросим профессионала сделать это. — Она поворачивается к Оуэну с забавным выражением лица. — Я тут недавно читала, что в оригинальную штукатурку добавляли дробленый известняк или ракушечник, а также часто смешивали с шерстью крупного рогатого скота.
Она хихикает — чертовски хихикает. — Разве это не отвратительно?
Оуэн тоже смеется. — Да, вроде как да.
— Конечно, — продолжает Вайолет с видом знатока, — примерно после 1830 года многие потолочные штукатурки стали массово производиться машинами с паровым двигателем и делаться из папье-маше или лепнины, так что я не уверена, что это настоящая штукатурка.
— Да, — бормочу я, но ни она, ни Оуэн не замечают этого.
Он жестом показывает на полы. — Что здесь планируется сделать?
— О, мы восстановим оригинальный дубовый пол. Он слишком ценен, чтобы его потерять. Все поврежденные доски можно легко заменить, взяв их из тех мест, где она не нужны, например из шкафов наверху.
Оуэн выглядит впечатленным. — Это хорошая идея.
Да, это так.