Тренировочные часы (ЛП)

Мои губы едва шевелятся, когда я в ужасе шепчу:
— Прости.
— И не хочу показаться долбаным преследователем, но как только я узнал тебя и увидел, как ты напиваешься, я ни за что не смог оставить тебя на той вечеринке.
— Почему?
— Ты даже встать не могла, и прости за прямоту, но тебе не следовало так много пить. Это было глупо.
Без сомнения, я утоляла свои печали. Унижение от того, что те борцы говорят обо мне и заключают пари за моей спиной, уже достаточно смущает, но напиваться так, что даже не помню, как этот парень привез меня домой, еще хуже.
Прошлой ночью могло случиться что угодно. Ужасные, плохие вещи.
— И ты привез меня домой?
Он отпивает из белой кружки, и мне интересно, что внутри.
— Да, извини. У меня не было другого выбора. Ты не смогла сказать, куда ехать, а потом отключилась, когда я не отвез тебя в «Макдональдс» за картошкой фри.
— Боже мой!
Не могу сказать, что сожалею о том, что он не отвез меня домой — мое появление на пороге дома отца в состоянии алкогольного опьянения взбесило бы его. Он никогда не видел меня такой, никогда не видел во мне ничего, кроме своей идеальной маленькой девочки. Не знаю, что бы он сделал или как бы отреагировал, но знаю, что он не был бы счастлив, если бы какой-то незнакомый парень высадил меня посреди ночи.
— Как спалось? — спрашивает странный парень, теребя ручку кружки, на которой написано: «Напиваюсь из кружки, как профи».
Какая ирония.
Несмотря на пульсирующую боль в голове, цитата заставляет меня улыбнуться. Я поднимаю руку, ощупываю висок, массирую нежную плоть, морщусь.
— Спасибо, я отлично спала. Как убитая.
— Хорошо. Я не знал, где тебя разместить.
— Как я сюда попала?
— Я принес тебя.
С каждым мгновением все лучше и лучше, не так ли?
Мой взгляд перемещается к его рукам — подтянутым и накачанным, но не слишком громоздким. Идеально. Он не качок, но в отличной форме, и я краснею от разглядывания его гладкой загорелой кожи. Его бицепсы невероятны.
Серьезно, это одни из самых красивых рук, которые я видела за всю свою жизнь, хотя, возможно, я все еще пьяна со вчерашнего вечера.
Я видела много рук, бывая на тренировках отца, восхищалась множеством обнаженных торсов. Оценила вид парней, бродящих повсюду в одних облегающих борцовских синглетах, а они ничего не оставляют воображению.
Парень прочищает горло, когда замечает, что я смотрю на него, подносит белую кружку к губам и делает еще глоток, прерывая зрительный контакт.
Боже, он такой милый.
Румянец, который совпадает с моим, распространяется по его щекам.
Он снова откашливается и выпрямляется во весь рост. Он высокий, около где-то метр девяносто, едва не достает до дверного косяка.
— Гм, мне неприятно тебя беспокоить, но у тебя случайно нет «ибупрофена»? У меня голова раскалывается.
На этот раз я громко стону, желая зарыться обратно под его одеяло.
— Конечно, в ванной. — Он одаривает меня приятной улыбкой как раз в тот момент, когда мой взгляд останавливается на маленьком сером мусорном ведре рядом с кроватью. Слава богу, меня не стошнило, иначе сегодняшнее утро было бы еще хуже.
— Я не... меня не вырвало в твоей машине прошлой ночью, да?
Я, возможно, была мертвецки пьяна, но смутно помню разговор, в котором он специально попросил меня не блевать в его машине. Теперь мне интересно, так ли это.
Он смеется, слегка качая головой.
— Нет, но думаю, что была близка. Я всерьез думал, что тебя вырвет.
— Я... ужасно рада, что этого не случилось.
Говоря об ужасе.
Я молчу о том, что вчера ела мексиканскую еду и, если бы меня вырвало в его машине, это было бы кошмаром для нас обоих.
Парень из библиотеки стоит в дверях и смотрит, пока я лежу на его кровати, словно выброшенная на берег морская свинья. Перекатываюсь вперед, намереваясь медленно спустить ноги с его матраса, что легче сказать, чем сделать, когда у тебя похмелье.
— Пожалуйста, не смотри, — бормочу я полушутя.
Он неуверенно движется ко мне.
— Хочешь, помогу тебе встать?
— Нет! Нет, не надо. Я справлюсь. — Глубокий очищающий вдох, глубокий очищающий выдох.
 
— Не торопись, Доннелли, а не то тебя вывернет на мой ковер.
Господи, он назвал меня по фамилии? Полагаю, в этом есть смысл, учитывая, что он знает, кто мой отец, но все же, звучит немного странно.
— Если не возражаешь, я бы с удовольствием сходила в твою ванную и приняла лекарство от головной боли…
— Могу принести тебе воды. Тебе нужно попить.
— У тебя случайно нет шоколад…
— Шоколадное молоко? Нет, но ты просила его прошлой ночью.
Парень снова хихикает, на этот раз в кофейную кружку.
— Пожалуйста, мы можем не говорить о том, что я сказала вчера вечером? Я не хочу знать. Кажется, эмоционально не способна справиться с этим. — Стону, когда мои ноги касаются ковра. Ноги босые, туфли и носки аккуратно сложны у двери.
Я смотрю в его ожидающее лицо... загорелое, красивое лицо.
Наклоняюсь, чтобы встать, хватаюсь за ближайший комод и выпрямляюсь. Это нелегко, все болит, и, кажется, я умираю.
Никогда в жизни мне так не хотелось забраться под одеяло и спрятаться. Мое лицо, щеки и грудь пылают от стыда.
«Тьфу. Убейте меня. Серьезно, избавьте меня от страданий».
— Спасибо тебе. — Я колеблюсь, не зная, как перейти к следующей теме, указывая на смятые простыни на кровати. — Мы, э-эм…
— Нет, конечно, нет. — Парень отпивает из кружки. — Я спал на диване.
— Ох, слава богу.
Его брови взлетают ко лбу, и я понимаю, что это заявление прозвучало хуже, чем в моей голове — моей пульсирующей, колотящей, кружащейся голове.
— Я не это имела в виду. — Отмахиваюсь я. — Хотела сказать... я ничего не помню с прошлой ночи и проснулась в твоей постели, и понятия не имею, как я сюда попала, и просто... — Дыши глубже, Анабелль. — Спасибо за то, что ты порядочный человек.
— Нет, я понимаю. Все нормально.
— И мне жаль, что ты, вероятно, не выспался прошлой ночью, лежа на диване. Это так неловко, прости. Я никогда не могла спать на своем.
Парень пожимает загорелым плечом.
— Поверь, я спал в местах и похуже дивана.
Я наклоняюсь и хватаю носки. Надеваю один, потом другой, все время стараясь не упасть на задницу.
Поднявшись, хватаю ботинки.
— Где ванная комната?
Он тычет большим пальцем через плечо.
— Прямо через холл, не пропустишь.
— Спасибо.
Парень двигается, обходит меня, когда я высовываю голову в коридор, не уверенная, что там найду. Я не знаю, где нахожусь, и сколько здесь людей.
Сколько парней увидят, как я иду по тропе позора? Один? Три? Пять?
— Я живу один, — раздается его низкий голос, прерывая мои мысли, из, как я полагаю, кухни. — Выходить безопасно. — Пауза. — Хочешь воды или еще чего-нибудь?
Или еще чего-нибудь. Как, например, парализующий дротик в мою задницу, чтобы потерять сознание, проснуться в другой день (или век) и не помнить ничего из этого.
Проделываю короткий путь по коридору, держась за стену, как опору, закрываю дверь позади себя и испускаю громкий вздох облегчения.
Что мне сейчас нужно, так это теплый душ, сон, аспирин, вода и еще немного сна — именно в таком порядке.
Ванная у него приличного размера, почти пустая, если не считать нескольких предметов первой необходимости, разложенных на стойке. Одна раковина, но хорошая, длинная стойка.
Одно темно-синее полотенце для рук сложено аккуратным квадратом.
Это не самая чистая ванная, в которой я когда-либо была, но, честно говоря, я была бы удивлена, если бы это было так. В конце концов, он парень, живущий один — зачем ему содержать дом в чистоте?
 
Кладу руки на стойку, по обе стороны от раковины, поднимаю взгляд и смотрю на отражение в зеркале. Мне требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться, лицо передо мной расплывается... пока не исчезает. Я наклоняюсь ближе, прижимая указательный и средний пальцы к щекам, оттягивая нижние веки.