Неукротимая Сюзи

Ракидель зашел в комнату. Сюзи невольно призналась себе в том, что подобная демонстрация страстного влечения ей льстит и вызывает у нее чувство, которое очень похоже на то, что, насколько ей было известно, женщина может испытывать к мужчине. Она отнюдь не собиралась сдаваться без боя, однако в бой ей пришлось вступить прежде всего с самой собой: разве она не давала клятву верности своему погибшему мужу над безжизненным телом Антуана Карро де Лере? Она ведь поклялась, что уже никогда больше не позволит мужчине завладеть ее сердцем и плотью! Давая эту клятву, она была твердо уверена в том, что никогда ее не нарушит!
Однако сейчас в ее жизнь ворвался Ракидель, и ей приходилось признать, что она была очарована им с первого момента их встречи… Ну, или почти с первого момента.
Тем не менее в этот вечер она все же предпочла соблюдать дистанцию. Ракидель, впрочем, даже и не попытался к ней прикоснуться. Он ограничился тем, что сообщил ей:
– Больше нам с вами каперством не заниматься. Как только «Шутница» вернется в порт Сен-Мало, с нее снимут все вооружение.
– Это почему же, мсье? Разве мое судно этого заслужило? Разве добыча, которую мы захватили, не представляет собой ничего ценного?
– Дело не в этом судне и не в захваченной добыче… Дело в том, что уже очень скоро будет заключен мирный договор с Испанией…
– Мирный договор?
– Господин де Лартиг сообщил мне, что в Мадриде сейчас тайно подготавливают мирный договор… Через несколько недель испанцы станут нашими союзниками, и тогда… и тогда уже больше не будет каперства!
Сюзи не знала, как ей отнестись к этой новости.
Господин де Лартиг был очень даже в курсе событий, происходящих во Французском королевстве, и у него имелись какие-то тайные дела с Томасом Ракиделем де Кергистеном. Дружба, которую они выставляли напоказ, в действительности представляла собой нечто гораздо большее: оба этих человека входили в тайное общество франкмасонов. Однако об этом они не могли поведать такому чужаку, какой была для них Сюзи.
В Англии это тайное общество действовало уже давным-давно. Оно проводило эзотерические ритуалы, пыталось найти свои истоки еще в строительстве Храма царя Соломона архитектором Хирамом Абиффом и занималось «совершенствованием человечества». Члены этого общества называли друг друга братьями и держали все, чем они занимались, в глубочайшей тайне.
Томас вступил в это общество еще тогда, когда жил в Англии и захаживал в Лондоне в таверну «Гусь и рашпер»: его приняла в свой состав Объединенная великая ложа Англии. Этот союз масонских лож теперь активно способствовал появлению множества аналогичных лож и во Франции. Господин де Лартиг входил в одну из них. Именно поэтому капитан «Шутницы» и решил сделать остановку в порту Бордо. Этим двум франкмасонам нужно было обсудить друг с другом, каким образом можно воспрепятствовать торговле неграми, которую они считали гнусной. Гнусным они считали и само понятие рабства, а потому осуждали его и боролись с ним в меру своих возможностей.
Вечером первого дня своего пребывания в городе Бордо Томас Ракидель и Сюзанна разговаривали в комнате, выделенной этой молодой женщине, исключительно на философские темы – несомненно, ради того, чтобы подавить в себе взаимное влечение.
– Относиться к неграм, как к вьючным животным, – это вопиющее преступление против человеческой природы! – сказал Томас, умалчивая, однако, о секретных переговорах, которые он вел по этому поводу с господином де Лартигом.
Сюзи горячо поддержала его заявление:
– Два года назад в салоне мадам де Тансен я слышала, как господин де Монтескье – тот самый, с которым дружит хозяин этого дома, – выступил против той судьбы, на которую обрекают африканцев. Я разделяла его точку зрения, и мой муж – тоже!
Подобные разговоры не только заставляли их забыть о физическом влечении, которое они испытывали друг к другу, но и позволяли им порадоваться тому, что во время занятий каперством – которое вскоре станет запрещенным, – ни одному из них даже не приходило в голову заняться торговлей неграми.
 
Им обоим было приятно почувствовать себя единомышленниками.
В этот вечер Томас Ракидель покинул комнату Сюзанны, заверив ее в своем уважении и пожелав ей спокойной ночи.
Это его пожелание, однако, не исполнилось: она все никак не могла заснуть, взволнованно размышляя о муках любви. Хотя Сюзи и не соизволила ответить Ракиделю на его слова о том, что она покорила его сердце, она пыталась сейчас оценить силу своих чувств к нему и приходила в отчаяние, потому что данная ею клятва обязывала гнать их из своего сердца.
На следующий день она не стала выходить из дома четы де Лартиг, опасаясь случайно встретить где-нибудь на улице матроса по имени Клод Ле Кам. Что касается Рантия, то она – вполне обоснованно – считала, что его бояться не стоит, потому что ему отрезали ногу по колено, да и наложенные на культю швы наверняка еще толком не затянулись. Тем не менее она вернула госпоже де Лартиг ее платье и украшения и снова облачилась в свою засаленную мужскую одежду, в которой она, по правде говоря, чувствовала себя намного спокойнее и увереннее. Это был, конечно же, парадокс, но ломать над ним голову ей не хотелось.
Ракидель занимался какими-то своими делами.
Вечером он, однако, снова пришел в комнату женщины, к которой он в этом доме не мог относиться как к своему помощнику на корабле.
Они снова стали разговаривать на философские темы, а затем, начав обсуждать свое предстоящее возвращение в Сен-Мало, обменялись мнениями по самым различным вопросам, связанным с этим возвращением. Однако ни философия, ни их представления о своем возвращении в порт, ни воспоминания о своей юности, ни изложение своих убеждений не смогли помешать их ладоням крепко сжать друг друга. Они оба буквально пожирали друг друга глазами, а их тела слегка соприкасались на глубоком диванчике, на котором они сначала благоразумно уселись каждый в своем углу. Сюзи какое-то время сопротивлялась, когда Томас попытался обхватить ее за плечи своей большой и сильной рукой, но в конце концов сдалась и затем под осторожным, но настойчивым давлением позволила Ракиделю приблизить свое лицо – лицо, черты которого она уже знала до самых малейших деталей, – к ее лицу.
Сблизившись, они продолжали произносить слова, которые приходили им на ум, но произносили их шепотом, почти неслышно, словно это были не слова, а просто звуки их дыхания.
Слова, которые произносила Сюзи, должны были сдержать Томаса:
– Капитан, умоляю вас… Я дала клятву, что я… Не нужно…
Слова же Томаса были полны нежности и настойчивости:
– Сюзи, не сопротивляйся желанию продлить этот момент. Ты испытываешь то же, что и я… Моя любовь – настоящая и искренняя…
То, чему надлежало произойти, произошло. Их поцелуй показался обоим соленым.
Впервые в жизни Томасу Ракиделю, чтобы раздеть очередную завоеванную им женщину, пришлось снимать с нее камзол и штаны.
Плоть Сюзанны уже забыла мужские ласки. Большие ладони мужчины, которому она сейчас отдавалась, были не такими гладкими, как ладони Антуана Карро де Лере, однако они сумели доставить ей не меньше удовольствия – а может, даже и больше.
Сюзи и Томас занимались любовью в течение всей ночи.
Утром они вернулись на «Шутницу», которая была готова снова выйти в море и вслед за которой был готов последовать захваченный испанский галеон.
В течение нескольких дней ветер был неблагоприятным. Отношения внутри экипажа становились все более напряженными: всем настолько не терпелось вернуться в родной порт, что ссоры вспыхивали из-за малейшего пустяка.
Капитан, собирая на палубе весь экипаж, назначал наказания провинившимся: одного матроса, управляющего парусами, выпороли кнутом за то, что он воровал еду, еще одного – за то, что он оставил свой пост на марсе… Как-то раз один из канониров, сильно опьянев от рома, задушил одного из своих товарищей.
Ракидель огласил свой приговор: