Интернет-романс (СИ)
Расстались около полуночи, сожалея о том, что завтра рабочий день, а то можно было и не уходить вовсе. Князев, впрочем, остался, не интересуясь моим мнением, как имеющий своё постоянное спальное место на моей кухне.
— Миша, у меня не ночлежка, — попыталась я отстоять своё право на частное пространство.
— И это правильно, а то повадятся к одинокой женщине мужчины ходить ночевать, — похвалил Князев. — А нравственное падение страшнее физического!
На этот раз я молниеносно уснула, даже про так упорно не звонившего Анатолия почти не думала. Вспомнила Людочкино «надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить» и на том успокоилась. Калужина — золотая медалистка, значит, понимает о чём говорит.
ГЛАВА 3
Утром поднялась с трудом, ругая все будильники, мобильники и восьмичасовой рабочий день. Князева уже не было, и бумажники на этот раз тоже не валялись. Аккуратность и собранность растут на глазах. Мне бы так собираться! Это я думала, глотая горячий кофе и одновременно пытаясь накрасить ноготь. На одном ногте почему-то облупился шеллак, но я нашла почти в тон обыкновенный лак. Если не приглядываться, то и незаметно, что один ноготь бледнее других. Лак ровно не ложился, кофе жегся, а стрелки часов бежали как сумасшедшие. Куда торопятся? Мне вот на работу, а им-то куда! Спали бы себе.
— Даша, вставай, — это я уже перед самым выходом, — вставай, заяц, пора!
Дашка сонно улыбается, видимо, снилось что-то хорошее. Маленькая, когда не хотела вставать в детский сад, она пряталась под одеяло и оттуда объявляла, что ещё ночь.
— Даша, опоздаешь в школу. Кому говорят: вставай!
— Да встаю, встаю, — тоненькие ручонки потянулись из-под одеяла. Какая же она у меня хрупкая, нежная, как весенний цветок. Наверное, я ненормальная мать, но мне все время за неё страшно. Хотя поводов для страха она мне никогда не давала, а постоять за себя могла уже в ясельной песочнице.
К девяти я не успела. Хорошо, что Алевтина в отгуле, а то накапала бы Инге Олеговне про мою неорганизованность. Алевтина тётка невредная, но очень любит рассказывать начальству, что работает лишь одна она, а остальные так — балласт. Это её способ самоутверждения. Все мы пытаемся как-то самоутвердиться, кто стихи пишет, кто песни поет, а что я делаю? Ведь, наверное, тоже делаю что-то, для повышения самооценки, а чего сама не определяю.
Перед обедом пришла ватсапка: «выложила фотки в Интернете, ссылка на почте». Это про то, что вчера Чума принесла фотоаппарат, но о нем сразу же забыли, и только, уже расставаясь, щелкнули несколько раз. Не на телефон, как принято, а настоящей камерой. Могла бы по ватсапу фотографии отправить, но видимо, для профессионального фотографа, кем Чума и является, это ниже достоинства. Полезла на почту и обнаружила множественные письма про то, что на проекте «Мой мир» мне понаставили оценок и пришло сообщение от какого-то Михаила Князева из Санкт-Петербурга. Этому-то чего надо?
Фоты с моего дня рождения вышли неплохие. Князев, просто зашибись, как хорош, Людочка чего-то усталая, Танька ничего получилась, ну а я, как всегда, сбоку смазанная, видимо, двинулась не вовремя, и пол-лица волосами закрыто. Не умею сниматься, а может, не встретила своего фотографа. В комнату заглянула Ирина, первый раз с нашего возращения.
— Маш, пойдем, покурим.
Ну, слава богу, прощена. А то неприятный осадок от отдыха все время першил, я себе объясняла, что это из-за Анатолия, но на самом-то деле и из-за того, что на меня Ирина обиделась. Если разобраться, я оставила её на отдыхе одну, ради мужика, который по возвращении в Москву даже ни разу не позвонил.
— Я вчера Хлебодарова выставила с вещами на выход.
— Ира!
— Маш, я не могу больше. На работе постоянный аврал. Я по ночам просыпаюсь, вспоминаю, что ещё посчитать срочно надо. Инвентаризация на мне, отчеты на мне, документация на мне. И дом весь на мне. А он второй год работу ищет и в компьютерных сражениях бьётся. Раньше хоть вид делал, что на минутку присел, а сейчас даже не поднимается. Мы с Максом забыли, как он выглядит. Лицо его только монитор видит.
— Ирин, зря ты так. Володька нормальный мужик. А потом, он же тебе квартирные до копейки отдаёт.
Вова Хлебодаров, действительно, как-то завис в поиске работы, успокаивая себя и жену тем, что приносит в семью доход, сдавая доставшуюся по наследству дедову квартиру.
— Этих денег ему на поесть не хватает, а полевая кухня из компьютера почему-то не кормит.
— Ирин, может, его полечить от компьютерной зависимости. Он ведь и тебя любит, и Максимку. Локти будешь кусать, да поздно будет.
— Я уже кусаю. Всю ночь не спала, проревела, — вид у Иры, и правда, был потерянный: круги под глазами, ненакрашенные губы. Я её такой ещё не видела.
— А дальше хуже будет. Тебе эти нервные стрессы нужны? А Максимке какого? Позвони, пока всё не закрутилось. Мол, вспылила, приходи, ужин стынет. Я думаю, придет.
— Не придет — прибежит. У родителей вай-фая нет. Я не представляю, что он без интернетских побоищ делает. Нет, лучше я отреву неделю, а потом как человек заживу.
— А в чем она, по-твоему, человеческая жизнь?
— В том, что знаешь: ты одна этот воз тянешь не потому, что рядом мужик, которому кроме своих компьютерных забав ничего неинтересно, а потому, что реально одна.
— Реально одной, Ир, тоже плохо.
Ирина никогда не была одна, она даже не понимала, каково это: знать, что твой ребенок не нужен родному отцу. Впрочем, это про мою Дашку её биологический отец не вспоминает. Так его сама Дашка назвала, когда он на её шестнадцатилетние не пришел. Хлебодаров наверняка будет по выходным гулять с Максимкой по паркам и зоопаркам, чего сейчас, кстати, не делает, проводя выходные в компьютерном кресле.
— Ириш, успокойся. Может, в тебе что-то не так. То ты его ревновала к компьютерной пассии, теперь к самому компьютеру.
— Да какая разница, с другой он бабой трахается или виртуальные бои ведёт — всё равно в семье его нет. Так его, может, баба кормила бы, а то ещё и готовь ему. Жрет в три горла, будто не за компьютером сидит, а вагоны разгружает.
— Ну, не скажи. В компьютере воевать всё-таки лучше, чем по бабам ходить. Тут твоё женское самолюбие не страдает.
— Маша, у меня всё страдает: и женское, и материнское, и хозяйское, и материальное. И что обидно: он меня даже не слушает. Считает, что это всё в порядке вещей. «Я устал от твоих выступлений». А я не настолько затейлива, чтобы каждый раз по разным поводам выступать. Не в отряд космонавтов прошу записаться, а встать из-за компьютера и семье внимание уделить, если на работу не ходишь. Это что — невыполнимое требование?
Я понимала, что Ире надо просто выговориться, тут ничего не присоветуешь. А как будет лучше для неё, ей никто не скажет: ни подруги, ни родные. Это может знать только она сама.
Настроение стало пакостным. Сидела за рабочим столом, но сосредоточиться не могла — думалось про Иринин семейный разлад, про свою нескладную личную историю… «Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном все нормально». Из печали вывел звонок Чумы:
— Ну, как? Фотки смотрела.
— Классные. Только я, как обычно, не получилась.
— Вот ты-то как раз получилась отлично. Извини, перезвоню, — в трубке гудки: Чума рулит в своей редакции.
Полезла снова в компьютер, чтобы посмотреть повнимательнее, а может, я действительно отлично получилась. Заодно открыла сообщение от Михаила Князева. Рядом с сообщением появилась отсутствующая накануне фотография и указание места проживания — Санкт-Петербург. Делать им там, в Питере, нечего что ли, как только неизвестно кому в Москву писать?
Михаил
Мария! Вы, вероятно, ошиблись, зайдя на мою страницу. Я ничего у Вас не оставлял. Во всяком случае, я этого не помню)))
Если могу быть Вам ещё чем-то полезным, пожалуйста, обращайтесь.
И ещё, у Вас очень симпатичная собачка. И Вы тоже очень симпатичная:-)