«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым
— Видели?
— Я сама не видела, но мне рассказывали, что как-то задели его семью, пытались обидеть Лауру, и он, будучи уже зрелым человеком, дал, извините, по физиономии. Да, да. Так было.
— У вас в гостях бывают представители мировой элиты. Вот Мадлен Олбрайт заезжала со своим заместителем Строубом Тэлботом…
— Тогда шли очень трудные переговоры по поводу расширения НАТО на Восток. Наступил момент, когда они зашли в тупик. А назавтра Олбрайт должна была улетать. Евгений Максимович мне позвонил: «Давай их вечером позовем к нам домой». По протоколу министр иностранных дел обычно приглашает высоких гостей в резиденцию. Во время обеда их обслуживают официанты. Но муж решил устроить сугубо домашний прием с русской кухней. Мы с подругой быстренько сели лепить пельмени. Все получилось очень душевно. Гости ели пельмени, приправляя их вместо сметаны икрой (попробуйте как-нибудь — это ужас, но им почему-то нравилось). Строуб Тэлбот размяк, вспомнил, что я врач, и стал консультироваться по поводу здоровья своей жены. Короче, все раскрепостились. В этот вечер Евгений Максимович с Мадлен Олбрайт и договорились.
— Вот они, тайны внешней политики! Еще бы: пельмени, приправленные икрой.
— (Смеется.)
— Скажите, существуют люди, для которых двери вашего дома по какой-либо причине закрылись?
— Их очень мало, но они, к сожалению, существуют. Это те, кто повел себя недостойно или даже предал.
— Они пытались как-то объясниться с Евгением Макси мовичем?
— Пытались переступить через случившееся. Но к низости мы оба не относимся терпимо. Ради бога, пусть эти люди будут живы, здоровы, благополучны. Но без нас.
— Что испытывал Евгений Максимович, столкнувшись во время своего незатянувшегося премьерства с интригами ближайшего окружения Ельцина, в общем, известно. Об эмоциях жены председателя правительства можно только догадываться. Как вам жилось, Ирина Борисовна, эти сложные восемь месяцев?
— Напряженно. Я была против нового назначения мужа, на каких только могла струнах играла. Но понимала: если он примет предложение, воспрепятствовать не в моих силах. Управлять Евгением Максимовичем невозможно. Это человек, который принимает решения сам. Дергать его за ниточки бесполезно. Однако я была уверена: возглавив правительство в той жуткой ситуации, он будет загружен двадцать четыре часа в сутки. И вдвойне разрушительно иметь дело с таким президентом, какой был у нас… Когда же Примаков заявил, что надо сажать за экономические преступления, а те, у кого рыльце в пушку, во главе с Березовским, восприняли это как личную угрозу, мне стало ясно: скоро съедят. Даже появились опасения за физическое существование мужа.
Недавно мы вспоминали с Евгением Максимовичем то время, и я говорю: «Помнишь, когда мы жили в премьерской резиденции…» Он задумался: «Поверишь, я ничего там не помню». Это удивительная деталь. Громадное, несуразное здание, чужой и холодный дом, в который он приходил за полночь, не замечая антураж, мебель, сад, что он ест. Муж был так поглощен работой и ему было столь психологически трудно, что нелюбимый дом воспринимался только как место ночевки… Незадолго до Нового года я ему сказала: «Женя, тебя снимут». Он возразил: «Ты мыслишь нелогично. Смена кабинета — серьезная встряска. Она не нужна стране, тем более что экономика стала подниматься». Но я чувствовала: логическая аргументация ни при чем. Он им мешает, не вписывается… Особенно это ощущалось на совсем узких предпраздничных сборищах.
— На даче у Бориса Николаевича?
— Что вы?! Никаких сближений с семьей Ельцина не было и быть не могло. Речь о закрытых ужинах для членов правительства, администрации президента в Кремле или в Доме приемов на Ленинских горах. А к весне у меня развеялись последние иллюзии. При виде того, как вели себя Ельцин, его окружение, Наина Иосифовна…
— Она тоже себя каким-то особенным образом вела?
— Еще один человек, о котором я не хочу говорить… Так что, когда 12 мая Евгений Максимович позвонил и сказал: «Меня сняли», я искренне закричала: «Ура!»
— Оскорбительные выпады в адрес близкого человека часто воспринимаются гораздо болезненней, чем в свой собственный адрес. Вряд ли из памяти стерлась телевизионная война 1999 года. Доренко тогда называли «телекиллером». Вам не хотелось его растерзать?
— Однозначно. Муж возвращался домой поздно, а я сидела одна, кипела перед экраном с ощущением полной беспомощности. Евгений Максимович в принципе относился к этому сдержанней, без истерик.
— Врачи обычно не берутся лечить своих домашних. А как поступаете вы, если Евгений Максимович приболел? Он вас слушается, или нет пророка в собственном доме?
— Муж меня как врача, естественно, признает, поскольку так уж исторически сложилось. (Смеется.) К счастью, он никогда не простужается. Можно даже не стучать по дереву. Дело в том, что с утра принимает ледяной душ.
— Он способен что-то приготовить из еды?
— Теоретически, наверное. Практически ни разу не видела. (Смеется.)
— А смастерить, починить?
— По электрической части вроде может.
— Разбирается?
— Ну, что-то соображает. Но таких прецедентов за нашу жизнь было от силы один-два.
— Ваш муж всегда элегантно выглядит. Чья это больше заслуга?
— Полагаю, совместная.
— В вашей семье придают значение породистости собаки, известности бренда одежды, часов?
— Породистость собаки абсолютно никакого значения не имеет. У Евгения Максимовича была замечательная дворняга, без проблем. Лабрадора старший внук взял потому, что хотел крупного, гладкошерстного и добродушного пса. Лабрадоры именно такие. Когда ребята взяли щенка, мы им сказали: «Вы не управитесь». Родилась малышка, у Жени — частые командировки, и Свете, невестке, будет физически тяжело с собакой и грудным ребенком. «Нет, мы сможем». Ну, сможете так сможете. Хотя ясно было, что замучаются. Потом Женька звонит: «Так трудно с собакой, не знаем, что делать». — «Ну, привозите».
Вот часы, пожалуй, да. Много лет назад Евгению Максимовичу подарили «Омегу», и с тех пор часы не менял. Правда, считается, что респектабельность мужчины определяется по дорогим часам, но Евгений Максимович с таким же постоянством носил бы «Славу», если бы она пришлась по вкусу.
— То есть ему не важно иметь Patek Philippe или Cartier? — Боже сохрани!
— А костюм от Brioni, Cavalli, Ermenegildo Zegna?
— Боюсь, Евгений Максимович этих марок и не знает. Просто у Примакова есть особенность — умение носить вещи. Два костюма мы купили производства «Большевички». Не верите? Могу показать. У нас в семье даже молодежь не выпендривается. Женя-маленький вообще чем старше становится, тем больше черт характера деда приобретает. Евгению Максимовичу приятно, что внук занялся Ближним Востоком.
— В Индии любят рассказывать историю о десяти слепых, которые, держась за руки, переходили вброд бурную реку. Выбравшись на сушу, слепые решили пересчитаться. Они делали это много раз, но у каждого из них всегда выходило только девять. Сидящий на берегу старик страшно забавлялся и наконец не выдержал: «Начинайте счет с себя!» Человек, как ни парадоксально, склонен забывать себя. Он думает об окружающих, но не помнит о себе. На ваш взгляд, такая установка ошибочна? Должно быть иначе?
— Нет. Только так. Во всяком случае, начинать счет с себя — это не мой вариант. И не Евгения Максимовича.
О собеседниках Е. М. Примакова
Марина Завада
Работала специальным корреспондентом
«Комсомольской правды», руководителем пресс-службы Всероссийской государственной телерадиокомпании, директором Дирекции по связям с общественностью ТВ-Центра, шеф-редактором журнала «Современные ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ». В последние годы — спецкор «Газеты», обозреватель «Известий». Автор нескольких книг. Лауреат премии Союза журналистов России в номинации «За журналистскую книгу».