Дьявол в музыке (ЛП)

- Снимите наручники, - скомандовал он сержанту жандармов.
Тот подчинился. Лючия с облегчением размяла запястья и начала:
- Я познакомилась с Орфео, когда маркез Мальвецци привёз его и маэстро Донати на виллу, - она посмотрела на композитора, что сидел чуть поодаль. – Рада видеть вас снова, маэстро.
- И я рад слышать твой голос, малышка Лючия, - отозвался Донати.
- Продолжай, - велел комиссарио.
- Орфео был постоянно заперт на вилле, ему было не с кем поговорить из ровесников, кроме Тонио и меня. Тонио был злым и грубым – какой из него друг – так что оставалась только я. Он гулял со мной в саду или приносил нужные вещи из дома. Он всегда хотел помочь мне с работой, даже если это не годилось для джентльмена. Отчасти – потому что был добр, отчасти – потому что скучал. Он много трудился над пением, но не мог занимать этим каждую минуту.
- О чём вы говорили? – спросил Гримани.
- Он рассказывал о пении и расспрашивал о том, что я знаю больше него – рыбалке или садоводстве. Но часто мы вовсе не говорили.
Гримани изогнул губы.
Она вздёрнула подбородок.
- Я знаю, о чём вы подумали, но это не так. Он никогда не прикасался ко мне. О, иногда он смотрел на меня и думал об этом. Девушки понимают, когда мужчины об этом думают. Но я была очень юна, и никогда не знала мужчины, так что он был очень осторожен. Вы не поймёте. Мы были друзьями – насколько крестьянка может быть подругой такому господину. Он называл меня Барбариной.
- Барбариной? – переспорил МакГрегор, с трудом поспевающий за её крестьянским миланским выговором.
- Барбарина – это дочь садовника из «Женитьбы Фигаро», - пояснил Джулиан по-английски.
Лючия резко повернулась к нему.
- Что он сказал? Синьор, что вы сказали?
Джулиан повторил по-милански.
- Я вам не верю, - проговорила она, сверкая глазами. – Вдруг вы пытаетесь обмануть меня, говоря у меня на спиной на своём языке. Если вы сделаете так ещё раз, я больше не скажу ни слова – ни вам, ни кому-то другому.
- Ты будешь говорить, когда я потребую этого, - сказал Гримани. – Со мной, не с синьором Кестрелем. Орфео когда-нибудь говорил о политике?
- Нет, синьор комиссарио.
- Он когда-нибудь выражал своё отношение к маркезу Мальвецци?
Она опустила глаза.
- На словах – только благодарность.
- Что значит «на словах»?
- В его глазах я видела и другое. Но что он мог поделать? Маэстро Донати любил Орфео и называл «сынок». Но для маркеза он был просто голосом. Он чувствовал это. Это был один источник его тёмных мыслей.
- Один источник? А были и другие?
- Я не знаю, синьор комиссарио. Я знаю, что у него были тёмные мысли, и он пел, чтобы прогнать их.
- Всё это очень интересно, - сказал Гримани. – Расскажи о ссоре с Тонио в гроте. Это ведь ты нашла их ссорящимися и позвала отца, дабы он их разнял?
- Я нашла их не ссорящимися. Я была там с самого начала. А ссора была из-за меня.
Все обменялись удивлённым взглядами.
- Из-за тебя, Лючия? – изумлённо спросил Донати.
- Да, маэстро. Тонио давно меня хотел. Он никогда не говорил об этом, но я знала, как он пялится на меня – следит за мной глазами. И Орфео знал. Он хотел, чтобы я держалась от Тонио подальше и не оставалась с ним наедине. Но я не обращала на его предупреждения внимания. Я так мало думала о Тонио, что не боялась его.
В тот день, когда убили маркеза, Господь упокой его душу, я пошла в грот за вином. Тонио спустился за мной. Сначала он что-то бормотал и боялся меня больше, чем я его. Но потом он понял, что я в ловушке, и стал наглее. Он схватил меня, а я не могла вырваться.
Тут появился Орфео. Он знал, что я пойду в грот, и когда не смог найти Тонио, то забеспокоился. Он оттащил Тонио от меня, и они начали хватать и колотить друг друга на полу. Орфео был быстрее и умнее, но Тонио – крупнее и злее. Я побежала звать на помощь. Спасибо благословенной Мадонне, мой отец был рядом и сумел их разнять.
- Орфео и Тонио сказали маркезу Мальвецци, что поссорились из-за карт, - возразил Гримани.
- Орфео выдумал это в нужный миг, - объяснила Лючия. – Он заботился обо мне. Он знал, что для меня будет плохо, если люди узнают, что двое юношей подрались из-за меня в гроте. Все бы решили, что я любовница кого-то из них.
 
- Но почему Тонио промолчал и позволил Орфео лгать? – спросил Карло.
- Но что бы он сказал, ваше сиятельство? «Простите, не было никаких карт. Я пытался погубить добродетель этой девушки, а синьор Орфео остановил меня». Ему бы это не помогло.
- Эта история похожа на правду, - сказал Карло.
- Орфео бы так и поступил, - согласился Донати.
- Это подходит для оперы или баллады, - усмехнулся Гримани. – Ты думаешь я поверю, что в час, когда со всех сторон нам угрожало восстание, и незадолго до хладнокровного убийства маркеза Мальвецци Орфео носился туда-сюда, спасая девиц, как чёртов Танкред?
- Я знаю лишь, что он спас меня. Я никогда не была так напугана, чем тогда в темноте, когда Тонио пускал на меня слюни, прижимал к стене и запускал руки мне под юбку. Орфео пришёл и спас меня, рискуя жизнью – ведь Тонио был так зол, что мог убить его, - она подняла голову и посмотрела Гримани прямо в глаза. – Вот поэтому я никогда не скажу вам, как Орфео выглядел и не расскажу ничего, что поможет найти его. У меня есть право защищать его, как он защитил меня! Если он был здесь, он бы понял.
- Если Орфео позволит, чтобы вам причинили вред из-за него, - сказал Джулиан, - он не стоит того, чтобы его защищать.
- Мне пока не причинили никакого вреда, синьор, - отрезала она. – Будь я в настоящей беде, он бы уже вмешался. А разбивать мне сердце, жертвуя собой просто так, он бы не стал.
- Он не будет жертвовать собой ради тебя или кого-то ещё, - Гримани сделал шаг к Лючии, его слова резали как стекло. – Как любая глупая крестьянская девчонка, ты цепляешься за мысль о том, что твой возлюбленный – герой. Но он убийца – а быть может, и карбонарий – что воспользовался тобой и забыл о тебе, и посмеялся бы исподтишка, знай он о том, что ты готова на жертвы ради него. Я дам тебе представление о том, на что похоже такое самопожертвование. Сержант, закуйте её в наручники и ведите на верёвке в тюрьму. Пусть это видит вся деревня.
- Вы не заставите меня говорить! – Лючия непокорно вскинула голову, но её голос дрожал.
- Послушай, - мягко сказал Гримани, приблизив к её лицу своё. – Прежде чем я закончу с тобой, вы пожалеете, что не остались в том гроте с Тонио.
Джулиан ступил между ними.
- Синьор комиссарио, вы заходите слишком далеко…
- Постойте, - между ними появилась маркеза Мальвецци. – Вы слишком суровы, синьор комиссарио, - она мягко повернула Лючию лицом к себе. – Ты ведь знаешь, что моего мужа убили, Лючия?
- Да, ваша светлость.
- Ты понимаешь, какое это горе для меня – его смерть в расцвете лет, без исповеди и отпущения грехов?
Во взгляде Лючии появился ужас. Она перекрестилась.
- Я сожалению об этом, ваша светлость, всем своим сердцем!
- Тогда ты должна понять, что единственное, что мы можем сделать – это отомстить за него. А ты можешь оказаться единственной во всем мире, кто может помочь нам.
- Но ваша светлость, я не могу этого сделать, - взмолилась Лючия. – Я ничего не знаю об убийстве его сиятельства, кроме того, что это был не Орфео. Он никогда бы этого не сделал! Прошу вас, поверьте мне.
- Моя дорогая, я верю в то, что ты веришь в это, - маркеза повернулась к Гримани. – Окажите мне услугу, синьор комиссарио. Дайте Лючии несколько дней подумать над решением. Её здравый смысл и совесть убедят её лучше ваших угроз и наказаний.
- Вы думаете, я просто отпущу её? – изумился Гримани. – Чтобы она снова сбежала, а моим людям пришлось опять её искать?
- Я не предлагаю отпустить Лючию, - ответила маркеза. – Я лишь хочу найти её более подходящее место, чем тюрьма. У синьора Руги самый большой дом в Соладжио – я думаю, он сможет найти для неё комнату и сможет хорошо её охранять, хотя бы из страха перед вами. А дон Кристофоро сможет приходить и молиться вместе с ней, напоминая ей о долге перед законом Божьим и человеческим.