Дьявол в музыке (ЛП)

- Он всегда возит с собой пистолеты. Здесь все так делают.
«Это правда», - признал Джулиан. Дороги здесь кишели разбойниками и контрабандистами.
- Вы знаете, где он их хранит?
- Кажется, я никогда об этом не задумывалась. Я не стреляла из пистолетов уже годами.
Её брови взлетели.
- А почему вам вообще приходилось стрелять?
- У меня пять братьев, - она улыбнулась своим воспоминаниям. – Когда я была юной, мы росли немного дикими. Она научили меня ездить верхом, грести, лазать по деревьям и стрелять, - она испустила тихий, покорный вздох. – Конечно, сейчас никто из них со мной не разговаривает.
Джулиан посмотрел на неё с тихим сочувствием. Но в то же время он осознавал, что эта женщина умеет управляться с лодкой и пистолетом, а потому могла незаметно пересечь озеро и убить Лодовико. Её слуги могли бы сказать, что нашли её на улице, ищущей Валериано, но кто бы поручился что она покинула дом не только для этого? Конечное, непросто представить Франческу, хладнокровно убивающей кого угодно. Но она была женщиной, которой правило её сердце, и которую подхватили страсти, как порыв ветра – листок. Кто знает, как она могла бы поступить с человеком, что отнял у неё детей?
Одно оставалось ясным, и это лишь усложняло всё расследование. Франческа могла быть простодушной и неуклюжей, защищая себя, но Джулиан верил, что она скажет, что угодно и сочинит любую ложь, чтобы спасти своего возлюбленного.
 Глава 20 
После беседы Джулиан проводил Франческу наверх. Она казалась благодарной Кестрелю за внимание, что вызывало в нём чувство вины, ведь он просто хотел помешать ей поговорить с Валериано до того, как он сам расспросил его. Джулиан провёл её до дверей угловой комнаты, в которой недавно жил сам. Из дверей соседней комнаты появился Валериано. Он ничего не сказал Франческе – только взял женщину за руку и пытливо посмотрел. Она улыбнулась ему более весело, чем Джулиан мог представить, зная о том, что её довелось пережить, но Валериано эта весёлость не обманула. Он обернулся к Джулиану и холодно на него посмотрел.
- Если вы позволите, синьор Кестрель, я хочу убедиться, что с синьорой Аргенти всё в порядке, прежде чем мы с вами поговорим.
- Я в порядке, Пьетро, - заверила его Франческа. – Не нужно беспокоиться обо мне.
Валериано с сомнением оставил её и спустился вместе с Джулианом в гостиную. В углу, как и прежде, сидел Занетти, энергично очиняющий перо. Валериано заинтересовался изысканно нарисованным и позолоченным фамильным древом Мальвецци, что украшало стены. Он смотрел на него молча, а Джулиан гадал, что такое зрелище могло значить для сына венецианской проститутки, который не знал своего отца и не мог иметь потомков. Когда Валериано повернулся к Джулиану, его глаза были затуманены.
- Синьор Кестрель, я к вашем распоряжении.
- Это довольно странный способ начать допрос, - произнёс Джулиан, - но я никогда не имел удовольствия слышать ваше пение. Мне говорили, что вы уже не выступаете на сцене, но я думал, не будете ли вы добры спеть для нас здесь.
Валериано поклонился.
- Для меня это будет большой честью.
- Благодарю вас. Я буду ждать этого с нетерпением. Пожалуйста, садитесь.
Валериано элегантно расположился в кресле. Джулиан сел напротив.
- Я должен спросить вас о знакомстве с маркезом Лодовико. Я слышал, что он очень хотел покровительствовать вам, но вы упорно отказывались. Почему?
- Мне не нужен покровитель. Я был на сцене с пятнадцати лет.
- Но поддержка такого человека, как Лодовико Мальвецци могла бы помочь даже знаменитому певцу.
Взгляд Валериано устремился внутрь себя.
- Певцы суеверны, синьор Кестрель. Вам это может показаться смешным, но я знал, что покровительство маркеза изменило бы мою жизнь. Так и случилось – он познакомил меня с Франческой, а потом прогнал со сцены. Вы можете сказать, что он подарил мне моё сердце, но забрал мою душу.
- Разве это не справедливый обмен?
- О, да. Лучше когда тебя искренне любит одна, чем слепо обожает множество незнакомцев. Моя карьера всё равно бы скоро закончилась. Мне уже сорок, и я знаю, что такие, как я остались в прошлом. Я знал это с самого начала. Когда я впервые вышел на сцену, то уже понимал, что певцы-кастраты принадлежат к иной эре. Только лучшие из нас ещё могут выступать в опере.
 
- Но вы один из лучших.
Валерино склонил голову, признавая этот факт.
- Я очень удачлив. Но я не могу жаловаться, что неотвратимый конец наступил чуть раньше, чем мог бы. Синьора Аргенти дала мне куда больше, чем я ей, и получила куда меньше.
- Я не думаю, что она так считает.
- Лишь потому что это самая щедрая душа на земле, - тихо ответил Валериано, - которая понятия не имеет, сколько значит для меня.
Джулиан мог только надеяться, что никто из этих двоих не был убийцей. Он не хотел думать о том, как вина и наказание одного ударят по второму. Он сказал:
- Я слышал, иногда вы берёте учеников.
- Да, - отозвался Валериано, - это позволяет мне самому не терять навыка. И меня очень радуют их успехи.
- Доводилось ли вам встречать английского тенора, которому лет шесть назад было чуть за двадцать?
- Вы говорите о молодом человеке, что известен как Орфео. Нет. Большая часть мои учеников – женщины. Я не лучший наставник для тенора или баса.
Джулиан ненадолго задумался.
- Когда вы в последний раз видели Лодовико Мальвецци?
- Мы столкнулись на conversazione[57], что давал его друг. Это было осенью 1819-го, вечером в пятницу, когда не было оперы. Я помню, что с беспокойством встретил маркеза, ведь тогда синьора Аргенти уже решила покинуть его сына, а я пытался переубедить её – признаю, не от всего сердца.
- Вы говорили с маркезом?
- Если и говорил, то совсем мало. Кажется, он спросил меня, буду ли я сегодня петь, а я ответил, что буду, если меня попросят. Но почти сразу после этого я ушёл.
- Вы никогда не видели маркеза и не говорили с ним после того как синьора Аргенти перешла под вашу опеку?
- Вы чрезвычайно обяжете меня, если не будете говорить о синьоре Аргенти, как о куртизанке. Нет, я не видел его. Он не хотел бы никак общаться со мной напрямую. Он очернил моё имя перед всеми театрами и употребил всё своё влияние, чтобы я больше никогда не получил ролей. Но он не соизволил заметить меня лично.
- А вы когда-нибудь пытались увидеть его? – спросил Джулиан.
- Нет. Если бы я думал, что смогу убедить его мягче отнестись с синьоре Аргенти, я бы нашёл способ поговорить с ним. Но надежды не было, и я опасался, что это только больше разозлит его.
- В марте 1821 года вы и синьора Аргенти отправились на озеро Комо. Вы знали, что вилла, на которой вы остановились, стоит на противоположном берегу от виллы и замка Мальвецци?
- Да. Но у меня был друг, что позволил нам пожить на той вилле. Это было очень удобно.
Джулиан откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседника, подняв брови.
- Действительно, очень удобно.
- Да.
- Вы с ней оставались на вилле за много миль от дома Ринальдо в Милане, но в двух шагах от места, где жил маркез Лодовико. Простите, синьор Валериано, но кажется вы больше беспокоились о Лодовико, чем о Ринальдо.
- Если вы бывали в Милане, синьор Кестрель, - устало ответил Валериано, - то должны знать, что аристократический круг, к которой принадлежит синьора Аргенти, узок, празден, любопытен и беспощаден. Если бы мы жили в Милане, нас бы узнали – она могла бы носить вуаль, но я слишком заметен. Я хотел избавить её от оскорблений и мук. Поэтому мы решили жить в нескольких милях от города.
- Вы верили, что её обращение к маркезу Ринальдо принесёт какие-то плоды?
Валериано сложил пальцы домиком.
- Я подумал, синьор Кестрель, что они могут помириться. Я пытался радоваться за неё. Я знал, что она очень скучает по детям.