Дьявол в музыке (ЛП)
- А какие ещё существуют секты карбонариев?
Глаза Раверси полыхнули, как у всякого человека, готового оседлать своего конька.
- Первые карбонарии появились в Неаполе. Некоторые были углежогами – отсюда и взялось их название[35] – но многие оставались разбойниками и головорезами, промышлявшими в тех краях. Изначально они хотели изгнать Бонапарта из Италии, а потом обратились против своего законного правительства и потребовали установить республику. Образованные люди, которым стоило бы понимать всю опасность, присоединялись к ним. Карбонарием может оказаться кто угодно – ваш слуга, ваша любовница, ваш друг.
Неаполь все ещё остаётся их главным гнездом, но секты возникают по всей Италии. Когда мой бедный друг был убит, миланские карбонарии планировали восстание, которое должно было вспыхнуть одновременно с пьемонтским. Хвала Богу и Мадонне, большая часть их главарей уже в тюрьмах, но существует секта, чей заговор так и не был раскрыт. Они кощунствуют, называя себя «Ангелами», хотя полиция зовёт их дьяволами. Многие из них ещё на свободе, и этого стоит бояться.
Джулиан откинулся на спинку стула. Тот отозвался треском, так что Кестрель решил проявить лучшую часть доблести и, поднявшись на ноги, принялся мерить комнату шагами.
- Синьор граф, если Орфео убил маркеза Лодовико, чтобы начать восстание, почему он ничего не сделал для того, чтобы придать убийству огласку? Как насилие может привести к революции, если о нём никто не узнает? Вы скрыли убийство по тем же мотивам, по которым карбонарии должны были трубить о нём на каждом углу.
- Что вы предполагаете? – глаза Раверси сузились. – Что это убийство не было политическим?
- Я предполагаю, что если это и было политическое убийство, то оно было совершено не для того, чтобы разжечь восстание или запугать австрийцев. Нет, карбонарии должны были верить, что маркез Лодовико как-то особенно опасен для них. А в чём мог заключаться такой вред, как не в раскрытии их имён и планов?
Раверси побледнел ещё сильнее.
- Откуда Лодовико мог это узнать?
- Если мы поймём это, то окажемся в шаге от раскрытия всего убийства.
Граф медленно поднялся на ноги.
- Молодой человек, я не знаю, понимаете ли вы, насколько опасны могут быть тайные общества, в дела которых вы вмешиваетесь. Вы знаете, что они клянутся хладнокровно убивать предателей и врагов? Ради вашего же блага, я убеждаю вам не скрещивать с ними шпаги. Оставьте это полиции.
- Я благодарен за предупреждение, синьор граф, но я погублю веру маркезы Мальвецци в меня, если оставлю без внимания силы, что вы и комиссарио Гримани считаете ответственными за преступление.
- Вы готовы рискнуть своей безопасностью… быть может, своей жизнью… сражаясь с незримым врагом?
Джулиан посмотрел на него с любопытством.
- Вы сами сражались с карбонариями, синьор граф. Вы не боитесь их возмездия?
- Я исполнял свой долг, синьор Кестрель. Этого требовала моя совесть.
- Моя честь не менее назойлива. Я поклялся себе, что раскрою это убийство, и я его раскрою.
Джулиан шёл домой мимо Контрада-Санта-Маргерита, где располагался внушительный дворец, служивший штаб-квартирой миланской полиции – там держали политических заключённых, которым ещё не вынесли приговор. Церковные колокола отбили половину шестого, когда Кестрель добрался до Пьяцца-Сан-Феделе, где располагалась «Белла Венециа». Приблизившись ко входу, он обнаружил, что в трактире какая-то суматоха. Слуги и носильщики оживлённо говорили и махали руками, а снаружи уже собрались любопытные – пара странствующих монахов, торговец фруктами с тележкой и крестьянин с целой корзиной живых петухов. Последние добавляли немало шума к происходящему, но даже через него Джулиан разобрал знакомый голос.
- Кестрель. К-Е-С-Т-Р-Е-ЛЬ. Он здесь? А почему ты сразу этого не сказал? Ты можешь говорить медленнее? Я не понимаю ни слова. Он ушёл? Когда он вернётся? Quando… э-э… Quando viene… Эй, куда ты это потащил? Положи обратно. Я ещё не решил, что остановлюсь здесь! Разойдитесь, а то я позову констебля, видит Бог, их тут предостаточно!
Один из слуг заметил Джулиана и издал облегчённый крик. Толпа расступилась и явила доктора МакГрегора, краснолицего, взъерошенного, пытающегося вырвать свой саквояж из рук здорового носильщика.
- Мой дорогой друг, - безучастно сказал Джулиан, - Англия находится в другой стороне.
- Я знаю! – взорвался МакГрегор. – Тебе не кажется, что я думаю об этом с того мига, как покинул Женеву? – он беспомощно потряс головой. – Я не мог забыть о том, что сказал Брокер, – что ты по уши вляпаешься во что-то действительно опасное. Я не могу тебя бросить. Если бы я отпустил тебя одного, а с тобой бы что-то случилось, я бы не смог смотреть Филиппе в глаза.
Филиппа Фонтклер была пугающе умной дочерью в семействе, чьим соседом был МакГрегор. Она быстро подружилась с Джулианом, и они вели оживлённую переписку.
- И не спрашивай, что я собираюсь делать, - закончил доктор, - Я не знаю, какая от меня будет польза. Я приехал сюда и по дороге съел больше риса, чем уважающий себя британец съедает за всю жизнь, и что теперь? Можешь ты честно сказать, что рад меня видеть?
Джулиан хотел бы уберечь МакГрегора от любой опасности, но не стал кривить душой:
- Мой дорогой друг, я скучал по вашему здравому смыслу и упорному скептицизму с самого первого мига расследования, и теперь я и вовсе не понимаю, как мог рассчитывать на успех без вас.
МакГрегор уставился на него.
- Ты правда это имеешь в виду? – хрипло спросил он.
- Вы увидите, когда я предоставлю вам отчёт о моих приключениях, и потребую ваших впечатлений. Вы уже ужинали?
- Нет. Я приехал час назад и спросил о тебе в полиции. Они тут будто знают всё обо всех. Теперь я пришёл сюда, а этом негодяй всё пытается утащить мой сундук.
- Возможно, вам стоит позволить ему это, - мягко предложил Джулиан. – Вам нужно где-то переночевать.
Он сказал несколько слов на миланском. Слуги рассыпались. Носильщик ухватил дорожный сундук МакГрегора, а несколько почтительных слуг пообещали, что комната будет готова во мгновение ока. Джулиан проследил, как устроили доктора, а потом пошёл переодеться к ужину. Затем он послал Брокера узнать, не нужно ли помочь МакГрегору, и быстро пожалел об этой любезности – доктор ворвался к нему в гостиную.
- Брокер говорит, что ты болеешь. Почему ты не сказал мне?
- Это пустяки, просто небольшой насморк. Он уже почти прошёл.
- Позволь мне об этом судить. Сядь и открой рот.
- Мой дорогой друг…
- Делай, как я сказал.
Джулиан покорно сел за стол и открыл рот. МакГрегор осмотрел его горло.
- Воспаления я не вижу, - неохотно признал он, - но тебе лучше пораньше речь спать и обернуть горло фланелью.
- Боюсь, сегодня я обязан поехать в оперу.
- Обязан! Вздор!
- Мне нужно увидеть маркезу Мальвецци и сказать ей, что вы приехали – и представить ей вас, если вы позаботитесь поехать со мной. Видите ли, завтра утром я уезжаю на озеро Комо с ней и её деверем…
- Ну и дела! Ты времени не терял!
- …и я бы хотел попросить её позволить вам поехать с нами.
- Почему бы ей соглашаться? Она же меня знать не знает.
- Я объясню, что вы – мой бесценный партнёр, и что без вашего благотворного влияния, я никогда бы не вставал раньше трёх часов дня, а всё остальное время проводил бы, любуясь своим отражением в начищенных ботинках.
- Хмф! В Лондоне ты этим и занимаешься, - сказал МакГрегор и с любопытством добавил, - Как ты сказал – маркеза?
К своей досаде, Джулиан понял, что отводит взгляд, точь-в-точь как Брокер, когда его спрашивали о девушке, которая ему понравилась.
- Маркеза красива, элегантна и очаровательна. Она уверена в себе и отважна. Дьявольски умна и бывает превосходной обманщицей, если это требуется.