Кокон (СИ)

В общем, я попросил ее привести свою небольшую коллекцию. На что она после долгого молчания сказала, что я никогда не увлекался таким. 
Это действительно странно, потому что я отчетливо помню свой небольшой застекленный контейнер. Я больше зарисовывал их, потому что никак не мог сохранить засушенные образцы в целости. Поэтому этот маленький ящик, размером где-то как два бумажных листа, был моим сокровищем. Не могла же мама выкинуть его… Она помнила, как мне была дорога моя коллекция. 
Да, наверняка, она просто убрала все это куда подальше с глаз и забыла. Поговорю с ней и все объясню, когда она приедет. 
Уверен, она все поймет.» 
  
Глава 4
 
Расследование продвигалось очень медленно и очень нехотя. Однако игнорировать скопленные данные уже было нелегко. Прошло уже почти три недели, и, хоть Ларри Брукс пока все еще оставался главным подозреваемым, постепенно собранные улики и показания подтверждали его алиби. Как бы не хотела полиция, игнорировать факт, что Брукса не было в городе в приблизительные даты убийства, не мог никто.
Джеймс чувствовал собственное торжество и недовольные взгляды коллег, которым пришлось устроить целую серию допросов медработников, а также изучать детали полученной выписки из медицинской карты убитой. И, разумеется, это стало привлекать столь ненужное внимание со стороны журналистов.
Семья Нелли успела дать свой комментарий прессе, что вызвало настоящую волну недовольства. Многих тронула история девушки, но как только город ознакомился с тем, как горюющая семья выставляла Нелли несчастной жертвой, не заслужившей такой участи, сразу же появились и альтернативное мнение — неизвестные сообщили в газету шокирующие новости о том, кем подрабатывала девушка в тайне ото всех.
Репортеры были в полнейшем восторге. Еще бы — такой лакомый кусок пирога прямо у них под носом. И пирога этого теперь хватит очень надолго для небольшого городка, который изголодался по грязным громким заголовкам.
Печально было думать о том, что свалилось на семью Уильямсов после того, что напечатали об их дочери. Шок, отрицание, осуждение… Сейчас им было почти так же плохо, как и Ларри, на которого были спущены собаки общественного негодования.
Комиссар Чарли Бэннет сделал заявление, которое должно было обозначить жадным до сенсации журналистам, что сейчас, пока расследование в полном разгаре, они отнимают у полиции важные дни, которые отдаляют от преступника с каждым часом, который тратится на комментирование ситуации. Несомненно, он был прав — если журналисты дадут ход этой истории, преступник сможет затаиться и избежать положенного ему наказания.
Но что больше раздражало Сэвиджа, так это то, что Черли винил его во всей этой ситуации. «И вот кой черт тебя дернул пойти в треклятую больницу, Сэвидж!» — орал он. — «Если бы не эта твоя инициативность, мы бы спокойно сначала проверили все то, что рассказал Брукс, а ты добавил нам вдвойне проблем. Теперь эти газетные пиявки от нас не отстанут.»
Джеймс же выслушивал это молча, скрепя зубами. Ему хотелось ответить, но годы работы научили его — нет смысла спорить с начальством. Детектив в итоге все равно делает так, как считает нужным, ведь в любом случае его ждет выговор — будет он бездействовать или предпримет активные шаги.
Но порой эта несправедливость нагоняла на него апатию, заставляла задуматься о том, зачем он вообще занимается всем этим? Он мечтал встать полицейским с самого детства, убежденный, что так поможет сделать жизнь лучше. Он верил, что это его призвание и первое время долго не хотел признавать суровую действительность, что так сильно отличалась от его собственных представлений.
Бумажная волокита, мелкие кражи, административные правонарушения… Вот из чего состояла его работа на девяноста пять процентов. И только на оставшиеся пять у него оставалась надежда. А теперь, когда у него наконец-то появилось настоящее дело, он больше всего боялся, что окружающие окажутся правы. Мысль эта терзала его.
  
— Дорогой, будешь много думать о работе, ты полысеешь еще сильнее, — мягко сказала Эми, целуя мужа в макушку.
— Иногда мне кажется, что ты читаешь мысли, — детектив изобразил улыбку. — Такое качество бы пригодилось в работе полиции.
— В продаже недвижимости это бы пригодилось еще больше, — Эми легко рассмеялась, но за улыбкой этой скрывалась усталость. — А у тебя просто на лице все написано.
— Так ты не только телепат, но и физиогномист? — за насмешкой последовал легкий удар по плечу. — Ладно-ладно, я понял, мэм. С вами шутки плохи.
— Со мной шутки будут плохи, если ты мне не поможешь с индейкой.
Джеймс поднялся из кресла и небрежно откинул в сторону свежую газету. Заголовок гласил: «Очередной скандал семейства Уильямс! Что скрывается за дверьми благополучной американской семьи?» Эмили проследила за взглядом мужа и засопела.
— Джим, хотя бы в выходной не думай о работе, — попросила она. — Сегодня семейный праздник, поэтому удели время нам. Очень прошу тебя. Джанет и Эбби очень не хватает отца. Так что давай сегодня детектив Сэвидж останется за порогом, а рядом с нами будет заботливый семьянин.
При этих словах Джеймсу хотелось возразить, что работа — точно такая же важная часть него, но он знал, как остро стала реагировать Эмили на такое. Работа для нее была лишь работой, а семья была в приоритете. Если бы не необходимость копить на будущее дочерей, она бы с удовольствием всецело посвятила себя материнству и воспитанию, однако зарплаты полицейского на обучение в каком-нибудь хорошем колледже не хватит. «Не дай бог и они застрянут в этом городе», — говорила Эми каждый раз, когда, усталая, возвращалась домой.
Джеймс был бы и рад, если Эми взяла бы на себя весь быт, но супруга словно давно смирилась с полным отсутствием амбиций у мужа, и ее желание выйти на работу пару лет назад, когда Эбигейл исполнилось шесть, Джеймс воспринял больше на свой счет. «А ведь когда-то все было иначе…» — мелькнуло у него, когда, проходя по коридору в кухню, взгляд скользнул по стене, завешанной фотографиями в рамках.
Со старых фотоснимков на него смотрела радостная улыбающаяся пара. Они бесстрашно глядели вперед, и будущее для этих двоих сулило только счастье. Вряд ли этот подтянутый широкоплечий брюнет и блондинка с каре знали, как сильно их изменят последующие семнадцать лет. Не будет больше этого блеска в карих глазах Эми, а ямочки на щеках превратятся в проточенные усталостью первые морщины. Смотреть на то, как постепенно угасает жена было даже тяжелее, осознавая, что в том есть и его вина.
Было уже около полудня. Этот День Благодарения выдался на редкость спокойным. Из окна дома открывался прекрасный вид на лесной склон, стремящийся слиться с гладью озера, а стелящийся туман делал даже такой мрачный лес воздушным. Джеймс родился и вырос в Эйберсвуде, и никогда бы не променял красоты этого города на шум и высокие застенки Сиэтла или Портленда. Именно там они с Эмили и познакомились, и будущая жена с радостью готова была вырваться из порочного круга суеты большого города. Но Джеймс знал, что Эйберсвуд так и не стал для нее родным. Это печалило его, но никогда бы он не посмел высказать жене свои претензии. Угнетаемый чувством вины, все, что он мог, — это играть свою роль, чтобы соответствовать ее ожиданиям.
— Папочка! — Эбигейл заметила отца, когда он прошагал через столовую. Несмотря на позднее утро, девочки только-только приступили к завтраку. Впрочем, сегодня же выходной, не стоило ругать их за нарушение распорядка дня.
— Доброе утро, зайчонок, — улыбнулся он дочери.
Джанет недовольно окинула младшую сестру взглядом, глядя, как отец оторвал ее от пола.
— Если хочешь, Дженни, можем устроить «карусель», на моей шее как раз есть место для еще одной принцессы, — попытался пошутить Джеймс, подзывая дочь к себе, однако та даже не двинулась с места, продолжая неторопливо поедать хлопья.