Множественные сны Эльфины Рейн (СИ)

В такие моменты Эль хватала себя за волосы, сползала вниз и раскачивалась, сидя в высокой траве. Нельзя запирать Фаустино, она этого не хочет. Не хочет. Ее желания важнее, они должны быть впереди. Фауст ей доверился, он верит в ее силы, а значит, нельзя его подвести.
– Один есть, – рядом с Эль присел Фаустино и продемонстрировал светящуюся букашку на ладони. Почему-то продукты подсознания, извлеченные Эль, светились. Возможно, потому что сама девушка считала их чем-то потусторонним, загадочным и нереальным. Хотя это ложь, все реальнее некуда.
Огонек в руке Фаустино потух и исчез, оставив за собой облако темной пыли.
– Как все прошло? – бодро поинтересовался Фаустино.
– Плохо. Я хотела оставить тебя у Кими навсегда.
– У него мило и солнечно, я бы не расстроился.
Эль глянула на Фауста с яростью:
– Ты рискуешь, доверяя мне. Ты глупец.
– После всего, что я наслушался от Уго Лероя, «глупец» звучит комплиментом, – улыбнулся Фауст. – Кто у нас следующий?..
Эль сидела в этой проклятой траве целый день. Она то чернела, заражаясь состоянием хозяйки сна, то становилась изумрудной, но с обязательными розовыми вкраплениями. Эль смотрела на траву, думала о ней. Вокруг расцветали пионы, тоже обязательно розовые. Эль всегда любила пионы, но белые… а Вита Стролл не могла жить без чего-то яркого. Розовые пионы пахли отходами – так портила все Марта Рейн. Потому что она была мертвой, ее подсознание застоялось внутри Гая, а Эль извлекла всю эту прелесть, ни о чем не подозревая.
Бланка тоже не подозревала, что красивый парень Гай, этот голубоглазый викинг, не тот, кем кажется. Гай запугал и подавил влюбленную дурочку, навязал ей свои идеи… Эль думала об этом много. Как так получилось, что Бланка… она пыталась себя извлечь и попала в лед, у нее была эта способность. Но принадлежала она ребенку – это очевидно. Что сделал Гай, чтобы все получилось? Точнее, что сделала Марта? Повторила выходку матери Эль? Погрузила Бланку в полусон, привела к ней кошмар вместо красавца Гая? И скорее всего, Марта даже не надеялась, что все получится. Развлекалась, радуясь редким моментам свободы. Поэтому от Бланки пришлось избавиться, чтобы она своими истериками и поисками правды не нарушила основной план.
Возвращение Эль домой.
– У нас десять из десяти, – Фауст опять появился рядом, он вел счет погашенным огонькам. – Хочешь отдохнуть или продолжим?
– Продолжим, – кивнула Эль. – Нельзя, чтобы они победили.
– Они не победят.
– Не победят.
Фауст сел напротив Эль и взял ее за плечи:
– Посмотри на меня: как прямо сейчас мы лишаем тебя всей сети паразитов, так позже мы лишим Троек тебя. Ты нужна им, но никогда не достанешься. Это будет первым ударом, первым среди многих. Отец устроит переполох в Комиссии, это будет началом конца. Пока они будут обрубать хвосты и нервничать, мы найдем способ ввести тебя в игру. Я буду искать и найду, слышишь?
– Слышу, – Эль смотрела в теплые глаза Фаустино и впервые за этот бесконечно долгий день, проведенный в вонючих пионах, расслабилась. – Слышу и думаю, что Марта Рейн просчиталась, впутав тебя. Зря она назначила тебя убийцей, очень зря.
– Думаю, это была маленькая месть моему отцу.
– Тогда ты должен был попасться.
– Возможно, но обстоятельства сложились не так, как Марта ожидала. Я не попался, удар по отцу пришелся мимо. И это очередное доказательство, что твои Тройки не всесильны, им не подвластно будущее, – Фауст легко поцеловал Эль в губы и встал: – Десять визитов в чужие сны позади, осталось всего… сколько?
– Сто двенадцать, – всхлипнула Эль.
– Твоя активность всегда меня восхищала.
Он ушел, но вскоре вернулся. Он всегда возвращался, чтобы узнать новое имя и сообщить новый счет. Он чутко уловил, что Эль необходимо сосредоточиться на чем-то, считать, повторять про себя новую цифру и думать о том, сколько осталось позади. Один, два… четырнадцать, пятнадцать. Каждый раз считалось все дольше, Эль приходилось ускоряться, чтобы успеть перебрать все цифры до возвращения Фаустино.
 
Почему-то она думала: чем дальше, тем сложнее. Оказалось, все с точностью до наоборот. Сделав первые неуверенные, омытые горючими слезами, шаги, Эль вдруг разогналась до скорости приличного атлета. Она считала, любовалась пионами, которые сначала приобрели нежно-розовый оттенок, а потом и вовсе местами забелели, ждала Фауста и считала. Уже быстрее, больше… до ста. Правда, Фаустино сильно сдал, каждый раз он возвращался все более молчаливым и уставшим. Он провел на ногах не одни сутки, путешествуя через множество точек перехода, такое мало кому под силу… и он, словно противоположность Эль, сначала бежал, а под конец выдохся и практически полз по направлению к цели.
– Теперь я вижу, как хорошо быть астралом, – из последних сил шутил он.
Фауст уничтожил все, что Эль создала за многие годы.
И она не жалела, больше нет. Эль и правда привыкла быть активной, а значит, сможет сделать еще больше, но в этот раз сама. Как захочет и без чужой указки. И все ошибки тоже будут принадлежать ей, она будет лелеять их и помнить как собственные, а не навязанные сектой.
Они с Фаустино вышли из сна вместе.
Но проснулась Эль в одиночестве. В больничной палате.
Она звала Фаустино, Гая… кого-нибудь! Но заходил только усатый доктор, подключал новую капельницу и качал головой, с немецким акцентом рассуждая о поразительной безрассудности молодежи. Доктора Эль вспомнила как раз по акценту – кажется, они уже разговаривали, когда Эль находилась под наблюдением из-за ноги. Доктор и тогда звал ее безрассудной, ведь по легенде она выехала на сноуборде в метель… хотя какая же это легенда, чистая правда. А вот теперь точно была легенда: едва сняв гипс, чокнутая девица попала в очередной замес с лавиной, получила обморожение, но чудом избежала серьезных последствий.
– А… мой друг? – недоумевала Эль, до сих пор слабо представляя, как оказалась в Фише, да еще и в больнице.
– Возможно, его еще ищут, – пожал плечами доктор и, заметив взгляд Эль, поспешил добавить: – Или он в другой больнице. Если было что-то серьезное, его могли увезти в Интерлакен или Берн.
– Я могу позвонить?
– Конечно, – и через полчаса Эль получила в руки телефон.
Фаустино не отвечал, Гай был недоступен, а кому еще можно позвонить, Эль понятия не имела. За окном стемнело, и то ли из-за капельниц, то ли из-за обморожения, сил прыгать в ночь не было. Тогда Эль погрузилась в сон, чтобы достать номер Шарля де Крюссоля, ведь по-настоящему она его не запомнила, но как-то видела цифры.
В отличие от остальных, Шарль ответил сразу и даже узнал голос Эль.
– Буду у тебя через час, не могу говорить, – сказал он отрывисто и сразу сбросил.
Надо ли говорить, что за этот час Эль вся извелась?
Когда Шарль явился, она хотела расплакаться от счастья, но удержалась и не проронила ни слезинки. После пробуждения Эль вообще была лишь собой, впрочем, как и в прошлый раз в этой же больнице.
– Фаустино жив и здоров, – отрапортовал Шарль с порога, дошел до кровати Эль и сел рядом. – На вертолете его доставили в Берн, туда же прилетел его отец. Фаустино в больнице, но он признался в убийстве Бланки, так что… полагаю, увидитесь вы не скоро. Будет большое расследование, у Комиссии много работы, ведь Фауст признался не только в убийстве, но и в проникновении в Комиссию. А еще в умении иногда извлекать что-то из мира подсознания. Сказал, это никак не контролируется и происходит случайно, но виновата скорее всего его мать. Она как раз сидит в Эребе за вмешательство в подсознание ребенка… как я уже сказал, расследование будет долгим и сложным. Много запутанной информации, факты противоречат друг другу… неприятное дельце.
– Он… извлекает?
– Извлек ледник, например. Напугался, когда некто Моргайд Харли пришел по его душу, ведь этот Моргайд тоже убийца Бланки. Там все сложно, но кому я объясняю, да? Ты и так все знаешь.
Так и было. Эль точно знала, что Фауст взял ее деяния по извлечениям на себя.