Операция "Берег" (СИ)

— Случается, — кивнула повидавшая виды контрразведчица.
— Нет, ты не понимаешь. Я их знаю, разведчиков. Провожал на аэродроме. Разведгруппа «Долина». Двое уцелели, прошли сто с лишним километров, гоняли их немцы нещадно, связи уже давно не было, оба радиста погибли. И получилось, что забились в самое логово, вроде как ориентируясь на мои сведенья. Это же вообще невозможно. А тут еще я.
— «Долина»? — контрразведчица машинально глотнула из кружки переводчика. — Генерал курировал? Да, всё гуще и гуще идет. Слушай, а ты сегодня ничего такого особенного не чувствовал? Экстраординарного?
— Это в канализации? С жуткого бодуна? Когда о растяжку зацепился? Нет, обычный трудовой день штабного клерка. Разве что башка особо жутко болела. Даже не знаю… пили вроде довольно качественное.
— Именно что голова, — многозначительно глянула Мезина. — И в сочетании с иными характерными ощущениями.
— Да? — Земляков смотрел озадаченно. — Что-то этакое… ну, может быть, хотя… Ян, а у тебя как с головой сегодня?
— Плохо, — неохотно признался эстонец. — Я в «Пуме» лбом приложился. И локтем. Там броня и сиденья непривычные.
— Нет-нет, броня это тоже, но мы про другие ощущения. В общем, броня не показатель, — пробормотала Мезина, поправляя на себе одеяльную тогу.
Митрич невольно покосился на мелькнувшую татуировку на предплечье контрразведчицы. Во как! Прямо совсем блатная, на Васильевском могла бы к самому месту быть в те давние лихие годы. Но вовсе не Фира, даже близко нет. Сидеть с ней рядом спокойно, хотя почти раздетая. Тут совсем другое. Именно что спокойствие, вполне приятственное. Сколько же ей лет?
Видимо, слишком отвлекся мыслями, поскольку ляпнул неуместное:
— Извиняюсь, наверное, не к делу, но у меня сегодня тоже голова болела. Прямо как после запоя. Может, в погоде дело? Или дым такой, дурной?
— И у тебя? — Мезина смотрела в упор. — Это несколько подрывает мою научную версию. А как болела, когда, насколько сильно?
— Ну, ближе к полудню началось. А закончилось, когда мы у вокзала вас охраняли, почти перед выдвижением. Как болела… ну, вот точно как после запойной пьянки. Хотя я и капли не глотнул.
— Странно. Очень схоже. Слушай, Дмитрий, а ты по жизни как… случались у тебя странности биографии?
Смотрела в упор, отблески огня из печи играли на красивом спокойном лице. Чего ее Тимка-чудак шугается? Молодой еще, наверное, многого не понимает. Тут бы влюбиться без памяти в глаза изумрудные, да только слишком много уже за плечами, с ноготь жизни-то осталось у товарища Иванова. Хотя что за дурь, все равно бы не влюбился, не о том речь.
— В биографии-то? — медленно сказал Митрич. — Да вроде только одна странность. Что жив всё еще пока.
Смотрела в глаза. С пониманием, наверное. Нет, не хотелось разгадывать, как смотрит. Огонь, тепло, умная женщина, вкус коньяка. Ведь в последний раз, наверное, а, Иванов? На кой черт тебе большее понимание, а?
За забитым досками окном грохотало — ближе, дальше — не утихнет город Кёнигсберг в эту ночь. Плевать войне на зеленые глаза, у нее свои очи, тоже выразительные — тьма провалов костистых в лысом черепе.
— Стоп! — сказал Земляков. — Вот, до меня дошло!
Екатерина Георгиевна моргнула:
— Что именно, Евгений? Что отказываться от коньяка после вод Прегеля весьма глупо?
— Коньяк больше вообще не потребляю. Но сейчас про иное. Вот я говорил, что Митрич кого-то напоминает, помните?
— Это да, смотрели вы на меня, товарищ старший лейтенант, с большим подозрением, — кивнул Иванов.
— Мне тоже говорил, — признала Мезина. — И каков плод многодневных мысленных усилий?
— Так он тебя и напоминает! — с торжеством сказанул переводчик. — И даже очень. Прямо одно лицо.
Все изумились, в тишине треска печурки было слышно, как явственно хмыкнул Тимофей, вскрывающий банки с тушенкой в проходной комнате.
— Женя, ты тоже «головой о броню», или все же пил очень странное? — сдержанно поинтересовалась контрразведчица. — Дмитрий у нас мужчина выразительный, того не отнять, рост приличный. Но уж масть и черты лица…
  
— Да не в прямом же смысле. Причем тут нос и остальное⁈ — возмутился переводчик. — Более глубинное, подкожное, родственное. Очевидно же!
Иванов и Екатерина Георгиевна вновь в упор посмотрели друг на друга. Да где же здесь сходство? Митрич не выдержал и засмеялся, сверкая сталью зубов. Контрразведчица тоже улыбнулась.
— Э, а товарищ обер-лейтенант прав, — внезапно молвил Янис. — Есть определенное сходство. При всей детальной несхожести.
— И ты туда же, ушибленный бронетехникой? — изумилась Мезина. — Сговорились, что ли?
— Нет, необходимо прояснить… — начал переводчик, но тут с лестницы заорали: — Товарищи разведка, Иванов у вас? Отпустите, а? Бэ-ка подвезли, нам загружать нужно.
— Мехвод наш, — пояснил Митрич, вставая. — Помочь нужно, пойду.
— Не досохло еще, — Мезина пощупала штанину комбинезона. — Но экипаж — это святое, понимаем.
Иванов заорал лестнице, что сейчас будет, принялся одеваться. Контрразведка тактично отвернулась.
В сыром было неуютно, но в целом Митрич согрелся, и даже вроде как порядком отдохнул. Подхватил винтовку:
— Давай в компенсацию не-до-сушки, — Мезина подала кружку.
— Спасибо, хлопцы запаху позавидуют.
Сглотнулось, ушло в горло ароматное, двинулся рядовой Иванов в разруху и темень коридора.
— Стой! — сурово скомандовал Тимка. — Бутерброд хоть возьми.
Вгрызаясь в зажатое между двумя хлебными ломтями щедрое месиво свинины, Митрич споро спускался по лестнице. Вот странная под конец война пошла, сытая, отчасти даже веселая. Просто удивительно, вернуться бы в Москву, рассказывать, вспоминая. Нет, такого, конечно, не будет, но…
Тут осенило. Вовсе не на рядового Иванова похожа красивая по всем статям и жутко образованная старший лейтенант Мезина.
Она на Райку похожа, в смысле, на Раису Дмитриевну Иванову, тоже очень образованную и счастливую москвичку, родную сестру непутевого Дмитрия Дмитриевича. Точно! Нет, разницы-то много — и цвет глаз-волос, и прочее, пусть Катерина и чуть поярче, покрасивее. Но в целом — очень похожи! Ха, вот она, отгадка-то.
Кёнигсберг, апрель 45-го. Наша ИСУ-122 (с особо ухватистым и испытанным бревном на борту) выдвигается к месту боя.
7 апреля 1945 года. Кёнигсберг.
Общая ситуация:
К концу дня ситуация для кенигсбергского гарнизона резко ухудшилось. Немецкие оборонительные рубежи на юге и на северо-западе были глубоко прорваны нашими войсками. К вечеру второго дня штурма немцы уже ввели в бой большую часть своих резервов, практически все части понесли значительные потери.
В ночь на 8-е апреля комендант Кенигсберга запросил разрешения на прорыв в сторону Земландского полуострова, понимая, что только это позволит избежать полного уничтожения войск гарнизона. Разрешение на прорыв получено не было — командующий 4-й немецкой армией генерал Ф. Мюллер подтвердил приказ — «до последнего немецкого солдата удерживать город-крепость».
Ночью части нашей 11-й гвардейской армии начали форсирование реки Прегель, одновременно уничтожая группировку врага, окруженную в районе Адель Нейендорф — Зелигенфельд — Йерузалем…
[1] Исправительно-трудовые лагеря.
[2] «Атлантический» художественный фильм 1929 года, первый звуковой фильм о катастрофе «Титаника», весьма прогрессивно снятый для своего времени. Откуда тов. Иванов мог слышать об этом кинофильме не совсем понятно, но увлекался человек кинематографом, что уж тут.
 Глава 16 
16. По кружащим следам