Судьбы местного значения (СИ)
- Окруженцев развелось… — старший лейтенант Мартынов с интересом изучал оружие. Долго рассматривал трофейные клинки. — Говорите, неделю по тылам шатались?
- Не шатались, — поправил Семен, — к своим шли.
- Вместе?
- Мы у Козевичей встретились. Дня три назад. Я от Лиды пробирался. Сержант от Новоград-Волынского УРа шел.
- С южной части укрепа, — уточнил Горохов.
- Складно, баете, складно… — задумался ротный. — А чего на бойцов моих накинулись?
- Это они накинулись. Как высказал все что о них думаю! Они…
Позади кашлянул старшина. И Горохов замолк. «Зря — подумал Семен, — пусть бы ответили за преступный сон на посту».
- Комаров?
- Так и было, — признал тот.
- Ладно… — ротный посмотрел на ранец и мешок. Отстегнул клапан вещмешка…
- Я не советую ничего внутри трогать, — сказал Горохов.
Старлей глянул раздраженно на Михаила.
- Мина там, — пояснил сержант.
Позади охнул старшина, а лейтенант со старлеем отшатнулись от стола.
- Не бойтесь, если не вынимать, то не рванет.
- Комаров, саперов кликни-ка.
- Не стоит, товарищ старший лейтенант, — возразил Горохов. — Там документы важные. Особо важные. Поэтому заминировано. Документы эти могу только сотруднику НКВД передать, или командиру полка.
- Брешешь, поди? — недоверчиво сказал старлей.
- Незачем мне врать, — пожал плечами Горохов.
- Ладно, не будем пока трогать мешок. А ранец тоже с миной?
- Нет, — отрицательно покачал головой Семен. — Можно открыть…
Осторожно отодвинув от мешка ранец, и открыв его, командиры заглянули внутрь, и принялись выкладывать на стол — четыре перемазанных кровью зольдбуха, две стопки перевязанных бечевой немецких удостоверений, початая пачка галет, банка сардин, пакет из плотной бумаги с красной этикеткой…
Быстро просмотрев зольдбухи, старлей повертел в руках консерву, затем взял пакет. Из него вдруг вывалился прямоугольник в фольге.
- Зот-тер… — прочитал по слогам надпись лейтенант, — пан-зер-счо-ко-ладе.
- Шоколад что ли? — почему-то обрадовался старлей, и зашуршал оберткой. — Ну-ка…
- Не стоит, товарищ старший лейтенант, — сказал Бесхребетный. — Нельзя его есть!
Старлей немногим до рта батончик не донес. Так и замер с раскрытым ртом.
- Там дрянь какая-то намешана. На время придает сил и бодрости. Долго спать не хочется. Но дуреют с него. Звереют даже.
- Вот тут ты точно врешь! — уверенно сказал старлей, но батончик положил на стол. — Это с шоколада-то дуреют?
- Не вру. Это не простой шоколад, откуда знаю — скажу только сотруднику госбезопасности. А то, что дуреют… на себе испытал…
Где-то заголосил петух. За дверью громко всхапнули. Горохов повернул голову, Семен тоже приподнялся. Никто на петушиный ор кроме караульного за дверью никто не откликнулся, видать остальные петухи в округе на суп пошли. От мыслей о еде забурчало в животе…
Покормили их один раз, после обеда. Ржаная черствоватая краюха и подгорелая «шрапнель»* была проглочена мигом, и показалась самым вкусным блюдом на свете. Правда, запить принесли колодезной воды, и то хлеб. Вечером кормить не стали, только оправиться вывели раз, посоветовав терпеть до утра. Мол, нечего на них время и продукты тратить. Вот приедет особист и кранты вам. Он строгий и резкий. Приставит к стенке…
Причина такого отношения была проста — сутки назад на батальон вышли четверо. Нейтралку миновали тихо, без стрельбы. Встретившим их бойцам сказали, что по тылам долго бродили. Приняли их с пониманием. Покормили. Тут особист приехал. Расспросил, проверил документы, и вдруг приказал всех арестовать. А потом пояснил — документы-то липовые. Гимнастерки слишком чистые для долгого шатания по лесам, и рожи откормленными выглядят. После чего устроил головомойку всем, за потерю бдительности. Так настропалил…
У Семена и Михаила иначе. Лица худые, уставшие. Документы… в порядке документы. Не зря лейтенант скрепки ногтем тер. Ржавые они. А у немцев блестят, хоть все зольдбухи перебери — все нержавеют. Галифе и гимнастерки у обоих только на честном слове держаться и на въевшейся грязи. Того гляди расползутся. Зато сапоги, ножи, да не один, а сразу по паре на брата, карабин, пистолет немецкие. Консерва, галеты и шоколад специальный…
Шпион? Конечно шпион. Только так шпионы и выглядят!
Идиоты!
Мысли переключились на особиста. Станет ли слушать? Ротный точно им не поверил, но инициативничать не рискнул. Распорядился окруженцев запереть и вестового в штаб отправил.
После обеда кто-то из начальства появился — слышались четкие доклады. Горохова с Бесхребетным никуда выводить не стали, сквозь худую крышу рассматривали…
- О чем думаешь, Сема?
- О том, что приедет особист и слушать нас не станет. Приставят нас к стенке поутру-то.
- Не приставят. Есть кое что, и слово заветное знаю.
Заветное слово и у Семена имелось, и все, а у Михаила тетрадка особой важности. Недаром гранатой заминирована. Эх…
- Не вздыхай, все путем будет, замолвлю словечко.
Семен лишь улыбнулся.
- Идрит твою! — Горохов поднялся, морщась на боль, потрогал щеку, где темнел смачный фингал. — Как же хочется нажраться!
- В смысле напиться?
- Не, именно нажраться — мяса хочу и хлеба свежего. Консервы эти, в печенках сидят уж, чтоб немцам всю жизнь их жрать! Хотя мясо под водочку тоже мысль хорошая. Кстати, — прервался Михаил, — ты мне про шоколад ничего не сказал. Что там за хрень намешана?
- Извини, друг, тут как с тетрадью твоей. Пусть особист решает — важно, али нет.
- И правильно, — согласился Горохов.
- В баньке бы пропариться, — посетовал Семен. — Коростой уж покрылся, вот-вот отваливаться сама начнет.
- Да-а-а, в баньку не помешало бы сходить, да пивка после вволю напиться!
- Где ты тут пиво-то найдешь?
- Неважно, литру сразу бы выдул!
- Обдуешься с литра-то.
- А может и нет, — и Горохов вдруг тихо засмеялся. На вопросительный взгляд Семена, пояснил:
- Да случай с пивом смешной вспомнил.
- Рассказывай, раз вспомнил, — и Семен откинулся на стену, заложив руки за голову.
- До войны наш батальон в самом Новоград-Волынском дислоцировался, — начал рассказывать Михаил. — Так в субботу мы в увольнительной были и к вечеру в пивную заглянули. А там… — Горохов мечтательно зажмурился —, аж два сорта «Жигулевское» и «Ленинградское»!
- Врешь, поди, — не поверил Семен, — я часто в Тагиле в пивную захаживал по случаю, так всегда только «Жигулевское» было. А в артель и вовсе привозили простой сорт — пиво.
- Можешь не верить, но правда два сорта. Да не важно то! Взяли мы, значит, по кружке «Ленинградского», стоим, пьем. Красота! Вкусное пиво! Думаем еще по кружке взять, только уж «Жигулевского». Тут к нам дедок подходит. В плаще, в сапогах высоких резиновых. В руке сумка полотняная, а в ней три бутылки. Угостите, говорит дед, пивком, старого бойца. Мы ему в ответ — ты че, мол, дед, водку взял, а на пиво не хватает? Тот руками разводит, и предлагает — а давайте если я три литра осилю, и в гальюн ни разу не сбегаю, то платите вы, обдуюсь на месте, водка ваша. Мы смеемся — нет дед, не три, а пять! Он — пять так пять. А че, деньги есть, полтора водки за так считай и интересно же. Скинулись, взяли десять кружек, на стол поставили. Дед свою водку в центре…
- И? — Семену стало интересно.
- Первые две дед замахнул сразу. Стоит, отпыхивается, рыгает смачно, а мы смотрим, напыжился. Думаем все, спекся дед, наша водка! А тот хвать кружку и давай глотать! И еще одну. Выпил и спокойно так кисет достает. Мы ему — чего ждешь, пей давай, а он — покурю и выпью. Время есть, думаем, ладно. Так с перекурами все пять и осилил!
- И в кустики не сбегал?
- Позади пивной туалет имелся, мы в него по очереди бегали, но дед на него не посмотрел даже!
- Силен… — покрутил головой Семен. — И что?
- Что-что, накрылась водка!
- А хохма в чем?
Горохов хихикнул.