Судьбы местного значения (СИ)
Однако тот уже был без сознания.
* * *Небо давно посветлело. Звезды померкли. Местами было видны серые пятна — облака. Плохо, если нагонит туч и дождь пойдет. Крыши тут считай нет — только тесом покрыта, а дранка или береста, коей крыли подобные строения, скорей всего ободрали на растопку.
Не погреб, не землянка, непонятно что. Сруб три на три наполовину в землю вкопан, крыша двускатка и все. И это недоразумение заменяло местную гауптвахту, или холодную, как местный старшина выразился. Из удобств низкие полати и немного сена. Несмотря на все это было даже уютно. Это не в лесу ночевать. Тут не тепло, но и прохладно. И можно вволю выспаться.
Но не спалось. В голову лезли разные мысли, а все из-за чересчур «горячей» встречи. Не так представлялся выход к своим. Думали — минуем немецкий «передок» и все беды позади. Сейчас!..
Проще было через немцев незаметно пройти и попутно четырех гренадеров на посту вырезать.
Вообще, на прифронтовой полосе Михаил и Семен за малым чуть не вляпались. Части стояли плотно, и пришлось скрытно перемещаться, стараясь найти путь к своим. Наползались вволю…
Наконец с местом перехода определились — один фланг упирался в заболоченную пойму небольшой речушки. Осталось пройти какие-то жалкие пару километров и у своих. Но как пройти? Чем ближе к передку, тем больше врага. И местность хорошо просматривается, несмотря на высокие берега. Значит надо ждать темноты, иначе не выйдет.
Пока спрятались в кустарнике у самой воды и принялись наблюдать. Недалеко стояли немецкие кухни, и работала передвижная пекарня. Ветерок наносил сводящие с ума запахи горячей пищи, особенно терзал изголодавшееся сознание аромат свежеиспеченного хлеба. У обоих даже мысли появились с темнотой добыть буханку как минимум. Если не выйдет просочиться через линию передка, то на пекарню они наведаются обязательно…
Пока сидели в зарослях, чуть не поседели. Немцы к речке ходили часто. Аккурат мимо кустов. Сунься кто в кусты и все. Какой-то метр всего. В эти моменты Михаил и Семен замирали, сжимая оружие и гранаты. А немцы в основном тут набирали воду. Некоторые устраивали постирушки, но ниже по течению. А раз один немец направился именно в их куст с намерением погадить. Бойцы уже приготовились к бою, сняв с толкушек колпачки и вытянув шнуры терочного запала, но засранца окликнули свои же. Что именно ему говорили не поняли, но в общем ясно — не гадить там, где воду берут. С сумерками движение у реки прекратилось. Выждав немного, бойцы двинулись вдоль берега, прижимаясь к камышовым зарослям. Наблюдение за «передком» выявило пост, усиленный пулеметным расчетом. Всего на крайнем пункте находилось четыре человека, которые контролировали левый фланг. Другой пост располагался в ста метрах правее, и тоже с пулеметом. Но с того поста не увидят, если ползти вдоль берега. Значит надо думать — как устранить четырех человек тут. И желательно тихо, иначе каюк.
Понаблюдав за передвижениями и сменами, решили дожидаться утра. Переход наметили на рассвете, в «собачье время», когда самый крепкий сон. Если не случится внезапной атаки или обстрела. Оптимальное время четыре утра. Как раз пройдет пара часов после смены поста.
Самое трудное самим не заснуть. Усталость сказывается — двое суток уже ползают тут. Заснешь — захрапишь. Когда ночевали в кустиках, бдящий постоянно пихал спящего, не давая храпеть, что к бодрости никак не приводило.
Сидели в камыше, слушая тихие разговоры немцев, жалея, что толком не учили язык в школе. Немцы особо не шумели. Иногда посмеивались, видимо рассказывая веселые истории. Но и наблюдать за окрестностями не забывали — постоянно из окопа торчало пара голов в касках. Где-то отдаленно грохотала канонада. Иногда в сторону нейтралки пускали осветительные ракеты. Хорошо бы такая идиллия до рассвета сохранилась…
Наконец на пост заступила новая смена. Началось то самое собачье время. Орднунг-орднунгом, но немцы тоже устают, и через час на посту решили, что можно бдить не в восемь глаз, а в четыре, и пара солдат устроилась в окопе.
Через некоторое время донеслось похрапывание. Которое часто прервалось пинком бодрствующего часового. Бесхребетный с Гороховым переглянулись — пора. Часовые влево не смотрели вообще, наблюдая лишь за тем, что впереди. И бойцы начали подкрадываться. Бруствер слева выступал чуть выше, обеспечивая мертвую зону, что компенсировалось бы дополнительным наблюдающими, однако те в данный момент сопели в две дырочки.
Подобраться удалось почти вплотную. Так тихо подбираться давно не приходилось. Движения плавные, осторожные. Сдвинулся — замер, еще чуть вперед — замер. Уже слышны сопения в окопе. Осталось только выбрать момент. В руках по клинку. Удаться ли сработать втихую? Про неудачу думать не хотелось.
Уже начались сумерки. Надо решаться, ибо в любой может заявиться проверяющий, а если еще протянуть, то посветлу нетралку точно не миновать.
Послышался звук зевка и еще что-то непонятное, будто кто-то в трубу глухо дунул. В окопе хохотнули, а Бесхребетный с Гороховым насторожились.
— Maкs!
— М-м-м? — послышалось сонное.
— Du schwein! — буркнул пулеметчик, отчаянно зевая, и стараясь прикрыть рот ладонью. — Stinkendes schwein!*
Затаившиеся бойцы только про свинью и поняли. И тут что-то загрохотало на юге. Бесхребетный с Гороховым не сговариваясь перемахнули через бруствер — как чувствовали — оба бодрствующих немца смотрели вправо. Сработали каждый своего — ножом по горлу. Откинули умирающих и сразу зажали рты спящим и пришпилили клинками. Лишь один успел звук издать. Завоняло. Семен невольно сплюнул, затем толкнул сержанта:
— Делай как я.
Сдернул каску с немца, водрузил её на свою голову и высунулся из окопа. Рядом выглянул Михаил. Что там бабахнуло — непонятно, но тревоги немцы не подняли, лишь осветительными ракетами выстрелили в сторону нейтралки. Повисшие «люстры» осветили лощину и камыш. На соседнем посту крутили головами часовые. Крайний держал руку у лица, иногда выдувая дым за бруствер.
И это хваленый немецкий орднунг? Если курит, то проверяющего рядом и в помине нет. Этот пост крайний, если он явится, то пройдет через соседний. Но надо поспешить. Сержант поддел маузером каску и передал Семену. Пусть видят — головы торчат, значит тут бдят, и все в порядке.
— Быстрей, Миша, — прошептал Семен, косясь на соседний пост, — нам и так фартит как никому, пора и честь знать. Сматываемся!
Горохов быстро собрал зольтбухи, затем помог пристроить труп так, чтобы он торчал из окопа. Больше ничего забирать не стали. Жаль пулемет не утащить, своих вещей полно. Но и оставлять не след. Семен снял фиксатор, провернул ствольную коробку «MG» против часовой стрелки и прихватил её собой, а сам ствол остался торчать из окопа. Механизм притопили в речке, подхватили свои ранцы и шустро припустили по самому краю берега. Успеть бы до того как немцы всполошатся. А еще чтобы свои встретили окриком, а не пулей. С них станется…
Громкий всхрап отвлек от мыслей. Семен посмотрел на Михаила — тот лежал к нему спиной, без движения, и не храпел. Не спит? Точно не спит. Вон, чуть голову повернул, тоже на звук среагировал. Кроме часового, храпеть некому. Часовой, кстати, кроме караульной функции частично исполнял роль запора, поскольку у двери никакого намека на замок не было, даже петли отсутствовали. Дверь просто приставили и приперли доской, на которую навалился караульный. Наверно удобно, вот и заснул. Часовые, ептить!..
Семен хмыкнул и тут же скривился — дернуло болью разбитую губу. За компанию заныл бок — ребра намяли им хорошо. Сволочи…
Шли по нейтралке, ожидая действий со стороны своих, но ни окрика, ни выстрела. Семен с Михаилом недоуменно переглядывались — странная тишина. Двигались они осторожно, таясь только от немцев, но чтобы своим было видно. Мало ли за немцев примут, а так хоть не шмальнут с перепугу.
Всматривались в поросшие елками края лощины. Вот крайняя возвышенность, там по идее должно находится боевое охранение, и обзор с него должен быть хороший. Если не ползти — увидишь, а они шли лишь пригибаясь. И рассвело уже достаточно…