Свет в океане (СИ)

После короткой беседы в гостиной они поднялись наверх. Мама всегда принимала Дугала у себя, ссылаясь на плохое самочувствие. Комнатная болонка сорвалась на лай, когда Брюква открыла дверь в комнату хозяйки. Панси вошла первая, Дугал — за ней. В нос ударил аромат благовоний, от концентрации которого даже у здорового человека закружится голова. В царстве светло-зелёного шёлка миссис Паркинсон смахивала на больную, в неясном свете цвет её кожи был чрезвычайно бледен. Уловки, сплошные уловки. Спектакль одного актёра. Мама была вполне способна выклевать мозг любому. Она полулежала в мягком кресле с подголовником, пока Араминта Катриона наматывала круги вокруг вошедших.
— Вы снова пришли мучить меня расспросами. Как не вовремя, — капризно сказала мама, едва взглянув через лорнет на министерского работника, стоявшего за спиной Панси. Брюква пододвинула для него стул — всё как обычно. Панси было позволено сесть на диванчик в углу и, если мама, не дай Мерлин, разнервничается, наколдовать ей воды.
Мистер Дугал говорил тихо, монотонно идя по списку вопросов. Мама отвечала неторопливо, сопровождая речь вздохами, не упуская случая пожаловаться на расшатанные нервы и посетовать на неприязненные взгляды, брошенные ей в спину в Косом переулке. В отличие от отца, она не ощущала себя виноватой ни на йоту, словно это не она веселилась на званых ужинах, устраиваемых Яксли, не она распекала Мунго за лечение магглорождённых, не она смеялась над жестокими шутками Ранкорна.
— …распустить всех эльфов, — жалобно пролепетала мама, удостоверившись, что мистер Дугал успевает строчить в своём дурацком блокноте. — Только представьте, какой удар это нанесёт по моему здоровью! Какие невыразимые муки мне придётся претерпеть!
Араминта Катриона гавкнула, выражая полное согласие со сварливой хозяйкой.
— О чём ты говоришь, мама? — нахмурилась Панси.
— О, милая, сделай одолжение — образумь своего отца. Вчера к нам приходили из отдела… отдела… Мерлин! Как же он называется? У меня так болит голова, что мысли кажутся осами. Стоит мне сосредоточиться на одной, как она жалит меня изнутри. Я забыла, о чём хотела сказать. Мне душно!
— Об эльфах, — великодушно напомнил Дугал, открыв окно.
— Вот именно! У меня нет сил на препирательства с мистером Паркинсоном. Пожалуйста, с этим нужно что-то сделать! Его убедили, что эльфы многие годы страдают под гнётом волшебников. Какая глупость! Это заложено природой. Жизнь домового эльфа — ничто, если она не приносит пользу его владельцу.
— Папа собрался дать свободу Брюкве и Вафле? — уточнила Панси, воспользовавшись тем, что мама сделала глубокий вдох.
— Я не вдавалась в подробности, детка. Тебе стоит поговорить с ним. Обязательно. Тебе же не трудно? Нет? Вот и славно.
Дугал так устал сам, что не стал беспокоить отца Панси.
Она не успела обрадоваться его скорому уходу. После услышанных новостей обрести душевное спокойствие было нелегко. Эльфы испокон веков подчинялись семьям волшебников. Расставание с ними — огромный удар по чистокровкам. Невосполнимая потеря. Как, скажите на милость, они смогут выкарабкаться из выгребной ямы, куда их свергла новая власть, если их руки будут заняты грязным трудом? Отец спятил? Неужели хотел обречь её, свою единственную дочь, на готовку еды, мытьё посуды, чистку обуви, стирку и уборку? Даже с помощью магии на эти отвлечения уйдёт масса времени! Она должна была что-то сделать, убедить отца остановиться, прекратить их разорение, но он твердил, что по его вине погибли невинные, что его деньги пропахли кровью. После поражения «Того-Кого-Можно-Называть» он расплакался, увидев в старой газете колдоснимок монолита в Атриуме — извивающихся магглов под ногами чародейки и волшебника.
— О чём я только думал, девочка? — лепетал он, пока Панси и эльфы искали его сердечные капли. — Вот куда пошли мои галлеоны — на убийство несчастных людей.
Его запоздавшее раскаяние вызывало у Панси раздражение. Ничего не исправишь. Хроноворотов больше нет. Надо печься о будущем, о том, как выстоять под градом обвинений в суде. Частично им удалось. Ни у кого в их семье не было Чёрной метки, а старые связи ещё имели вес — спасибо Гринграссам и Маклаггенам.
 
Всё завтра!
Панси почувствовала, что у неё нет сил идти к отцу, и вернулась в кабинет.
  *
14 февраля
За окнами стемнело. В лунном свете пергамент с чернильной кляксой по центру притягивал взгляд. Сколько же она тут просидела за письменном столом? Новые сутки начались.
Строчки письма на сей раз ложились гладко, одна за другой. Панси делилась всем, что считала нужным, слова лились на пергамент. Она передала привет от Милли и ввернула несколько шуточек о Локхарте, которого недавно выписали из Мунго. Не забыла упомянуть и о чванливой корове — Элоизе Миджен.
Поставив финальную точку, она сняла с полки шкафа книгу и любовно погладила обложку. «Как рассеять туман над будущим» Кассандры Ваблатски.
— Хотела бы я знать, — прошептала Панси, прочитав название. Она всегда любила прорицания, но смирилась с тем, что пророческого дара не имеет. Зато Панси следила за всеми статьями Брунгильды Ваблатски на страницах «Ведьминого досуга» и даже, стыдно признать, выписала журнал полоумного Лавгуда, так как провидица печаталась и там. Невероятная женщина, чуткая, деликатная, с удивительно точными и откровенными посланиями для читательниц!
Панси осторожно открыла талмуд и вынула лежащий между страницами сложенный вдвое лист папиросной бумаги. Внутри него хранился засушенный цветок анютиных глазок.
Он имел для неё особое значение. Его подарил Драко — вставил ей в волосы по пути на Святочный бал в честь Турнира Трёх Волшебников. Панси погладила пальцем сморщенные лепестки, затем взяла конверт и аккуратно вложила цветок внутрь. Расставаться с ним было жаль, но таким образом Малфой сразу поймёт, от кого письмо, и не усомнится в адресанте.
«С Днём святого Валентина, Драко!»
Учебник Ваблатски, оставленный на краю стола, внезапно перевесил и свалился на пол. Панси нагнулась за ним, а когда выпрямилась, то вся покрылась гусиной кожей. Показалось, что кто-то стоит у неё за спиной, но это была всего лишь тень за окном — ночная птица раскачивала ветку в саду. Причудливая тень дёргалась на ткани штор. Панси отдёрнула гардины. В тот же миг камин оглушительно чихнул. Зола посыпалась из очага. Вспыхнуло пламя, из которого появилась фигура.
— Какого лысого Мерлина! — взвизгнула Панси. — Ты совсем спятил, Забини?
— Впустишь?
Панси с трудом подавила поток нецензурных слов, которыми хотела наградить бывшего однокурсника. Отплевавшись, Блейз ударил волшебной палочкой по ладони, на которой тут же появился носовой платок.
— Какой горячий приём, — оценил Блейз, в безуспешной попытке очистить лицо.
— К твоему сведению, сегодня у нас в доме был человек из Министерства магии и прямо интересовался, не оказываю ли я поддержку беглым преступникам.
В ответ лишь широченная улыбка.
— Ты игрок, Забини, но порой ставки чересчур высоки.
— Я пришёл не с пустыми руками, — он протянул ей круглую жестяную банку.
«Bisquini», — прочитала Панси, приняв подарок с таким неприступным видом, словно тот был подношением к алтарю оскорблённой богини.
— Печенье? Только не говори, что оно маггловское!
— Не скажу.
Панси хохотнула.
— Итак, ты решил меня проведать.
— Скука меня убивает, ты же знаешь. Что это? — спросил он, заметив пёстрые марки на столешнице. — Ты до сих пор не отправила привет нашему бледнолицему другу?
Она отложила коробку и поспешила вслед за Блейзом к столу.
 
— Эй! Не смотри!
— Поздно, я уже посмотрел и потрогал.
— И всё испачкал, трубочист!
Она не удержалась и показала ему язык. Как в детстве. Судя по искре веселья, вспыхнувшей в его глазах, он остался доволен.
— Я не шучу. Тебе нужно умыться, Блейз. Рядом с тобой любой покажется бледнолицым, — проворчала Панси. — Дай сюда платок!