Апелляция

Полицейский из местного Капитолия заметил эту активность и медленно подошел к ним осведомиться, в чем дело.
— Я собираюсь объявить о том, что баллотируюсь на выборы в Верховный суд, — громогласно объяснил Клит. С двух сторон его защищали упитанные молодые люди в темных костюмах, один черный, другой белый, оба почти таких же внушительных размеров, как сам Клит.
— У вас есть разрешение? — спросил офицер.
— Да. Я получил его в офисе генерального прокурора штата.
Полицейский исчез без особой спешки. Стенд собрали довольно быстро — он составил двадцать футов в высоту, тридцать футов в длину и был сплошь усеян лицами. Выпускные портреты из школы, личные снимки, семейные фотографии, все цветные, в увеличенном формате. Лица людей, которые уже умерли.
Пока добровольцы суетились, начали прибывать репортеры. На треножниках устанавливали камеры. На трибуне крепили микрофоны. Фотографы принялись снимать все без разбору, и Клит был в экстазе. Приехала еще одна группа добровольцев с домашними плакатами с лозунгами вроде «Выгоним либералов с помощью голосования», «Поддержим смертную казнь» и «У жертв есть голоса».
Полицейский вернулся.
— Я не могу найти никого, кто бы знал хоть что-нибудь о вашем разрешении, — сказал он Клиту.
— Что ж, вы нашли меня, и я говорю вам, что разрешение у меня есть.
— От кого?
— От одного из ассистентов генерального прокурора.
— Фамилию его вы знаете?
— Освальт.
Полицейский ушел искать мистера Освальта.
Волнения привлекли внимание находящихся в Доме суда, и работа остановилась. Слухи полетели по кабинетам, и когда до четвертого этажа дошли новости о том, что кто-то собирается объявить об участии в кампании за место в суде, трое судей бросили все и поспешили к окну. Другие шесть, сроки службы которых заканчивались много позже, тоже отважились взглянуть, но больше из любопытства.
Кабинет Шейлы Маккарти выходил окнами на Мэйн-стрит, и его скоро заполонили клерки и другой персонал, все в крайнем возбуждении. Она шепнула Полу:
— Почему бы тебе не пойти вниз и не посмотреть, что там творится?
Другие сотрудники суда и генерального прокурора тоже побежали вниз. Клит еще больше воодушевился при виде толпы, которая быстро собиралась напротив его трибуны. Полицейский вернулся с подкреплением, и прежде чем Клит собрался начать выступление, его окружили стражи порядка.
— Сэр, мы должны попросить вас уйти.
— Успокойтесь, ребята. Я закончу через десять минут.
— Нет, сэр. Это незаконное собрание. Распустите его сейчас же или соберитесь в другом месте.
Клит шагнул вперед, став лицом к лицу с полицейским, который был намного ниже его, и сказал:
— Не орите как сумасшедшие, ладно? Все записывается на телевизионные камеры. Просто сохраняйте спокойствие, и я уйду отсюда прежде, чем вы заметите.
— Простите.
С этими словами Клит уверенно направился к трибуне, и стена добровольцев сомкнулась за ним. Он улыбнулся в камеру и сказал:
— Доброе утро, благодарю, что пришли сюда. Меня зовут Клит Коули. Я юрист из Натчеза и хочу объявить, что выставляю свою кандидатуру на выборы в Верховный суд. Я баллотируюсь против судьи Шейлы Маккарти — несомненно, самого либерального члена этого суда, который потворствует преступникам и ничего не делает. — Добровольцы взревели с явным одобрением. Репортеры заулыбались, предчувствуя, как у них в карманах зашуршат деньги. Некоторые почти засмеялись.
Пол с трудом сглотнул, услышав столь ярую критику. Человек на трибуне был дерзким, бесстрашным, ярким и наслаждался каждой минутой полученного внимания.
Пока он только разогревался.
— За моей спиной вы видите лица ста восьмидесяти трех человек. Белых и черных, старушек и грудных детей, образованных и безграмотных, из всех уголков штата и с самыми разными судьбами. Все они невинны, все мертвы — и все умерли насильственной смертью. Их убийцы, как мы говорим, как раз готовятся к обеду в тюрьме Парчмана и ждут смертной казни. Все они были должным образом приговорены присяжными этого штата к смертной казни и отправлены для исполнения наказания. — Он сделал паузу и величественно махнул рукой в сторону лиц невинных жертв. — В Миссисипи приговорены к смерти шестьдесят восемь мужчин и две женщины. И они спокойно сидят в тюрьмах, потому что штат отказывается их казнить. Другие же штаты поступают иначе. В других штатах серьезно относятся к соблюдению законов. С 1978 года в Техасе казнено триста тридцать четыре убийцы, в Виргинии — восемьдесят один, в Оклахоме — семьдесят шесть, во Флориде — пятьдесят пять, в Северной Каролине — сорок один, в Джорджии — тридцать семь, в Алабаме — тридцать два и в Арканзасе — двадцать четыре. Даже по северным штатам, таким как Миссури, Огайо, Индиана, можно предоставить подобную статистику. Черт возьми, да в Делавэре казнили четырнадцать убийц. А на каком месте Миссисипи? Сейчас на девятнадцатом. Мы казнили только восемь убийц, и вот почему, дорогие друзья, я баллотируюсь на выборы в Верховный суд.
 
Полицейских местного Капитолия набралась уже почти целая дюжина, но, похоже, они собирались только смотреть и слушать. Подавление бунтов не было их прямой обязанностью, к тому же этот человек отличался красноречием.
— Почему мы не казним? — вскричал Клит, обращаясь к толпе. — Я скажу вам почему. Потому что наш Верховный суд потакает этим головорезам и затягивает апелляции на целую вечность. Бобби Рэй Рут хладнокровно убил двух человек во время ограбления винного магазина двадцать семь лет назад. И он до сих пор ожидает смертной казни, получает еду по три раза в день, видится с матерью раз в месяц, и дата казни не маячит перед ним даже в отдаленной перспективе. Уиллис Брайли лишил жизни свою четырехлетнюю падчерицу. — Клит остановился и указал на фотографию маленькой девочки-негритянки в верхнем ряду стенда. — Вот она, хорошенькая малышка в розовом платье. Сейчас ей было бы тридцать. А ее убийца, человек, которому она доверяла, уже двадцать четыре года ждет смертной казни. Я мог бы продолжать бесконечно, но смысл уже ясен. Пора изменить этот суд и показать всем, кто совершил убийство или только собирается, что в этом штате серьезно относятся к исполнению законов.
Он сделал еще одну паузу, раздался гром аплодисментов, и это явно вдохновило его.
— Судья Шейла Маккарти голосовала за отмену осуждения на смертную казнь чаще, чем все остальные члены суда. Ее взгляды отличаются юридическим педантизмом, который греет душу любого адвоката, защищающего уголовного преступника в этом штате. В Американском союзе защиты гражданских свобод ее обожают. Ее убеждения пронизаны сочувствием к этим убийцам. Они дают надежду мерзавцам, ожидающим смерти. Настало время, леди и джентльмены, забрать у нее мантию, ручку, голос и власть, которой она попирает права невинных жертв.
Пол даже подумал о том, чтобы записать кое-что из сказанного, но был слишком потрясен, чтобы сдвинуться с места. Он не был уверен в том, что его начальница так часто голосовала в защиту приговоренных к смертной казни, но не сомневался, что фактически все решения об осуждении в конечном счете подтверждались. Независимо от неэффективной работы полиции, проявлений расизма, злоупотреблений со стороны прокуроров, нечестных присяжных и глупых решений председательствующих судей, независимо от того, насколько неправильно был проведен процесс, Верховный суд редко оправдывал осужденного. Пол находил это удручающим. Голоса судей обычно разделялись как 6 к 3, притом что Шейла возглавляла возмущенное, но тем не менее явное меньшинство. Двое судей никогда не голосовали за то, чтобы оправдать осужденного на смерть. Один никогда не голосовал за то, чтобы оправдать осужденного в уголовном порядке.
Пол знал, что втайне его начальница не одобряла смертную казнь, но при этом поддерживала строгое следование законам штата. Огромную часть времени она тратила на изучение дел об убийствах, и он ни разу не стал свидетелем того, что она поставила личные убеждения выше строгого следования букве закона. Если судебный протокол не вызывал сомнений, она тут же присоединялась к большинству и утверждала решение.