Пожиратель-275 (СИ)

Александр открыл калитку и замер: перед ним лежал труп. Дед Игнат — человек и так не крупного роста — теперь, казалось, совсем скукожился. Он скрючился на земле, из перерезанной глотки струилась кровь. В деревне случилось нечто ужасное. Не помня себя от волнения, Александр вбежал в тамбур, и, распахнув дверь, ввалился в кухню.
Спиной к нему стоял крупный мужчина и кого-то держал, прижимая к себе. Человек сделал резкое движение рукой, и к ногам упало тело. Александр сразу узнал лицо жертвы: на полу лежала Маша, безмолвно уставившаяся в потолок остекленевшими глазами. Из разверзшейся шеи выливалась красная жидкость.
Человек обернулся, его квадратное лицо с тяжёлыми бровями тоже было знакомо — посреди комнаты стоял деревенский староста Кондрат.
— Зачем? — Александр ошалело смотрел на него. — Зачем ты это сделал?
Он бросился к Маше и прижал её к себе, ощущая, как тепло уходит из коченеющего тела. «Я во всём виноват, — корил он себя. — Зачем я пошёл в этот проклятый лес? Почему не смирился? Я, дурак, слишком много хотел знать. Я не верил тебе».
Александр поднял на Кондрата полный боли и ненависти взгляд и процедил сквозь зубы:
— Ты монстр! Ты убил их всех!
— Это ты убил их всех, — староста оставался невозмутим, — ты просто не помнишь. Ты забыл и того зубастого паренька, которого вы с сослуживцами запинали до смерти, и свою первую любовь, которую к кому-то приревновал на пустом месте. Сколько нас было на твоём пути? Человек тридцать? Но ты всех забыл.
Александр беззвучно рыдал, боль утраты затмила разум, он переживал её вновь и вновь. Затем он встал, приставил к голове Кондрата пистолет и выстрелил.
На столе лежал телефон с наушниками. Александр взял их и поднёс к уху. Вслушивался долго и внимательно, но ничего, кроме помех, там теперь не было: «Пожиратель-275» канул в небытие, или снова затаился, продолжая по-тихому, незаметно для всех, делать своё чёрное дело.
Александр вышел из избы и побрёл по дороге, куда глаза глядят. Шёл среди болота, а вокруг стелился туман. Белая субстанция объяла мир, сдавила, не давая вздохнуть, угнетала тяжестью обезличенного бытия, испепеляя надежды и умерщвляя краски жизни. Александр шёл мимо брошенной, увязшей в трясине техники, а машины провожали его взглядом выбитых фар, смеялись вслед гнилыми ртами радиаторов и тонули в трансцендентном экстазе бурлящего торфа. Шёл в коричневую сытость болот и в удушающую похоть туманов, шёл туда, где, по словам мёртвого деда Игната, таился огромный затопленный город, пропавший с карты, убежавший в безвременье вечности.
Позади послышался шум мотора. Старая жёлтая «Волга» с оранжевым маячком на крыше остановилась рядом с идущим человеком, из окна выглянуло, как всегда, доброе, улыбчивое лицо Петра Тимофеевича.
— Садись, подвезу, — предложил он, и Александр забрался на заднее сиденье.
Скоро болота закончилось, туман пропал, и по обе стороны дороги потянулись леса и поля. Навстречу проехал трактор, а ещё через некоторое время впереди показалось шоссе, по которому в обе сторону неслись равнодушные машины.
— Всё возвращается на круги своя, всё повторяется, — сказал Пётр Тимофеевич, — каждый раз ты будешь приходить сюда, и каждый раз они будут умирать так же, как умерли когда-то в прошлом. Это неизбежно.
Они мчались по оживлённой трассе, и Александр вспомнил эти места: в день, когда случилась беда, он проезжал здесь в направлении города. Теперь же его везли в обратную сторону.
— Вот мы и на месте, — сказал водитель, останавливая «Волгу» у обочины, в лес вела узкая грунтовка, — тебе туда.
— Что я там найду?
— Скорее всего, ничего, но кто знает?
— Я могу не пойти?
— Нет, не можешь. Рано или поздно жизнь вновь приведёт тебя к началу. «Идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои». Не я это придумал, так что, извини.
Выйдя из машины, Александр последний раз оглянулся на Петра Тимофевича — тот на прощанье махнул рукой.
Медленно брёл в глубь лесной чащи. Шум дороги делался всё тише, а потом и вовсе пропал, и тогда Александр сел на поваленное бревно. Ветер шелестел в кронах, а холод пробирался под куртку и толстовку. Рядом лежала бутылка водки, содержимое которой наполовину вылилось в землю — кто-то был здесь совсем недавно. Вынув молоток из кармана, Александр зашвырнул его в кусты. Затем вытащил пистолет и долго смотрел на смертоносный кусок железа в руках. В обойме оставался последний патрон. «Нет, не могу», — Александр убрал оружие.
 
В городе снова жили люди и ездили машины, а значит, всё было на своих местах. Вот только найдётся ли место ему? Выбитый из равновесия он хотел покоя, он пытался укрыться в воспоминаниях о мире, который сам создал и сам же разрушил, и воспоминания привели в день, когда он ехал на отцовской «Волге» на дачу вместе с родителями. Видение обрывалось — обрывалось страшным ударом, положившим конец прошлой жизни и давшим начало этой. Именно тогда корчащегося в бреду мальчика первый раз посетило горбатое существо, которое больше не отпускало его от себя, постоянно следовало по пятам, пожирая душу.
За спиной зашевелились кусты, но Александр не обернулся. Он смотрел на пожухлую листву, осознавая боль брошенного на произвол судьбы существа, у которого не осталось ничего, кроме пустоты, завёрнутой в тряпки опостылевшего бытия. Он оказался Богом, убившимся о собственные величие и ничтожность, миром, потонувшим в трясине бессмысленных девиаций, тысячеглазым монстром, запертым в казематах железного царства…
По голове что-то ударило, затылок пронзила острая боль. Свет погас.