Жестокая сказка (СИ)

Открываю глаза. Снова веду пальцами по крохотным цветам, обвожу лиловые лепестки, даже не пытаясь скрыть дрожь. Не выйдет. Не получится. Нельзя бежать от прошлого. Больше нельзя. Надо принять происшедшее до конца.
Я испытывала разочарование. Тогда. Проклинала себя за эту слабость, ненавидела за подобные чувства, но ничего не могла изменить.
Я скучала по Рустаму. Безумно скучала. Злилась на него. Презирала за ложь, за обман, за недомолвки. А боль нарастала. Лучше не становилось. Лишь хуже и хуже.
Когда я выбрасывала лаванду во двор, я все равно как будто соприкасалась с ним. Вела своими пальцами по следам от его пальцев. Чувствовала тепло.
Теперь и этого не было. Идиотка. Ничего не было.
Я заставила себя забыть. Почти. Я разделила воспоминания. Не сразу. Не через месяц и даже не через год, но в итоге успеха достигла.
Был Рустам Ахметов, который поймал меня в день, когда монстр забрал мою мать. И был просто Рустам. Без фамилии. Без семьи. Парень, которого я полюбила.
Иллюзия? Обман? Не важно. Наплевать. Детская память оказалась гибкой, пластичной, позволила уйти от реальности, ускользнуть.
Это как лабиринт. Вместо единственного коридора стало два. Один я заколотила, закрыла за всеми доступными печатями. Второй оставила для ненависти, для жгучей злобы. И меньше всего я хотела, чтобы эти коридоры вдруг снова объединились, ведь в первом таилось то, чего никто не станет испытывать к заклятому врагу.
Оказалось легче выстроить именно так. Был обычный мальчик Рустам. Мы общались, дружили, гуляли вместе, бегали, играли, веселились. Потом он неожиданно пропал, уехал и не вернулся. Возможно, его отправили заграницу в новую школу. Грустно и обидно, однако надо принять тот факт, что нам уже не повстречаться. Через пару лет его лицо сотрется из памяти, голос затихнет.
А шрам?
Горько усмехаюсь, разглядывая свою ладонь. Невольно веду пальцем по тонкой белесой полоске. Очередная издевательская шутка коварной судьбы. Я столько раз падала, до крови счесывала колени, ножом резалась гораздо сильнее. Практически ничего не осталось, на теле нет ни единой серьезной отметины. Зато это тавро горит. Пылает на бледной коже огненным клеймом.
Шрам я научилась не замечать. Привыкла. Приноровилась.
- Отлично, - заключает Ахметов. – Очнулась.
- Это ничего не меняет, - отвечаю тихо и повторяю, будто сама себя желаю получше в собственных словах убедить: - Абсолютно ничего.
- Ну конечно, - криво ухмыляется. – Сперва сладкие обещания. После отказ. Реально ничего не меняется. Что тогда, что сейчас.
- Бред, - бормочу глухо. – О чем ты вообще?
- Право на ошибку, - бросает хрипло. – Второй шанс.
- Какая чушь, - нервно посмеиваюсь, мотаю головой. – Как будто тебе нужно мое разрешение. Вы силой берете. Всегда. На согласие наплевать.
- Забавно, - скалится.
- Рада, что удалось повеселить, - бросаю хлестко и закусываю губу, пытаюсь протрезветь от бури обрушившихся эмоций.
- Любому готова дать, - припечатывает с издевкой. – Только не мне.
- Да! – буквально выплевываю, лихорадочно киваю. – Ты угадал. А знаешь почему так? Другие люди не убивали мою мать. Не уничтожали мою семью. Не угрожали забрать мою кровь до последней капли. Другие люди не калечили и не ломали. Не стали палачами.
Поднимаюсь, намереваюсь уйти, но пальцы жестко вплетаются в мои волосы, дергают, не позволяя сдвинуться с места.
- Пусти, - шиплю, задыхаюсь от ярости. – Пусти!
- Я не убивал твою мать, - обдает холодом.
- И ч-что? – зубы постукивают. – Не важно. Это не имеет значения. В тебе течет кровь того, кто…
Замолкаю, вдруг осознав жуткий факт. Ахметов-старший рассуждал похожим образом. Грязная кровь. Испорченная. Мой дядя совершил ужасный поступок, но отвечать за его грех должна целая семья. Виновны все. Даже будущие поколения.
- Отпусти, - выдаю сдавленно, судорожно дергаюсь. – Пожалуйста.
Пальцы разжимаются, а горящие черные глаза четко отвечают - «Никогда».
- Ты хотел убить меня, - продолжаю шептать. – В первую встречу. И потом, позже, после всего, когда нашел в лесу, когда поймал. Ты душил меня. Стиснул горло, сжал. Только твой брат успел помешать. Но там была еще девочка. Точно помню. Светлые волосы…
 
- Дура, - обрывает и обхватывает шею ладонью, склоняется надо мной, лбом к лбу прижимается, пробуждая внутри волну ледяной дрожи.
Черт. Душил. Долго. Сдавливал. Стискивал. Зачем? Действительно бредово. Он бы мое горло двумя пальцами раздавил. В его громадных кулаках заключена чудовищная сила.
- Подожди, - роняю чуть слышно. – Ты был там. Был. Тогда почему…
- Вспоминай, принцесса, - чмокает в лоб и отстраняется, практически отталкивает от себя, прибавляет: – Ночь будет долгой.
- Послушай, - кусаю губы. – Ты должен объяснить, что именно тогда произошло.
- Должен? – хмыкает. – Зачем?
- Рустам…
- Проваливай.
 
 
Глава 49  
Ночь проходит без сна. Добираюсь до своей комнаты, усаживаюсь в кресло, поджимаю ноги к груди, обхватываю их руками, съеживаюсь и напрасно стараюсь унять мелкую дрожь в теле. Мысли раздирают сознание в клочья. Слишком много всего происходит. Точнее не происходит совершенно ничего, но создается впечатление, будто заключение в замке длится тысячу лет. Память возвращается. Память, которой я совсем не рада. Ведь Рустам Ахметов враг. Убийца. Проклятый садист. Проще и привычнее ненавидеть его всеми фибрами души. Безопаснее так. Легче.
Но… черт, я же любила его. Нет, не я. Та маленькая и глупая наивная девочка. Да и он был другим. Хорошим? Проклятье. Какой бред. Зверюга. Бешеный псих. С раннего детства он именно такой. Хватит дурацких иллюзий. Пора принять правду.
Как мне отсюда выбраться? Как?!
Дьявол. Вроде пробую быть благоразумнее, придерживаться определенной стратегии, пытаюсь сыграть роль, только ничего не получается. Вижу этого гада и красная пелена глаза застилает в момент.
А теперь еще труднее становится. Больше не могу обманывать себя, скрываться от истины, сбегать во мрак. Я общалась с Ахметовым, дружила, открылась ему.
Боже, я сама назвала себя невестой. Его невестой. По доброй воле.
Идиотка. Других слов нет. Совсем без мозгов.
Смотрю на свою ладонь. Лихорадочно потираю след от ножа, будто надеюсь стереть отметину навсегда. Столько лет скрываться и прятаться. Столько лет строить преграды. Ложь сильнее всего ранит того, кто солгал. А я лгала. Очень много лгала самой себе. Так старалась выстоять, защититься. Лучше нагородить целую стену вранья, чем признать, насколько сильно доверилась злейшему врагу.
Предатель. Он ушел. Покорно отпустил меня, отступил в сторону, позволил своему ублюдочному отцу говорить те чудовищные вещи. Обещал защищать. Клятву давал. Тогда почему меня обвиняет? В чем? Он нарушил слово. Я тоже ничего не должна.
Все честно. Только в гробу стану его невестой.
- Ненавижу, - шиплю я. – Ненавижу.
Слезы душат. Вскакиваю и направляюсь в душ. Нетерпеливо срываю платье. Ткань трещит. Встаю под упругие горячие струи, открываю воду на полную. Давлюсь рыданиями, захлебываюсь истерикой. В голос вою.
Больно. Чертовски больно. Внутренности обдает кислотой.
Отчаянно тру тело мочалкой. Кожа краснеет, саднит, однако мне никак не удается взять эмоции под контроль, не выходит протрезветь от бури противоречивых чувств. Утыкаюсь лбом в запотевшее стекло, всхлипываю.
Боже. Как трудно будет его ненавидеть. Теперь. После всего. Мое нутро противится и бунтует, встает на дыбы.
Что я забыла? Реально забыла. Что?!
Самый страшный ночной кошмар. Лес. Темнота. Девушка-блондинка. Запах ржавчины забивается в ноздри. Единственная лампа слепит глаза до такой степени, что они начинают слезиться. Затхлая вонь сарая вызывает тошноту.
 
Давай, Юля, вспомни. Давай же. Тебе не нужна ничья помощь. Сама справишься. Надо только постараться.
Зажмуриваюсь, воскрешаю кадры прошлого.