Костер и Саламандра. Книга первая (СИ)

И тут что-то грохнулось у меня за спиной.
Я обернулась и увидела Клая, спящего рядом с трупом Леноры мёртвым сном.
— Гад ты, вампир, — сказала я адмиралу. — Мог бы дать каплю Силы и моему помощнику.
Олгрен взглянул на Клая, приподняв бровь.
— Сойдёт и так, — сказал он. — Остальное обсудим позже, тёмная леди: кажется, сюда идут.
И вплыл в зеркало струёй тумана. Видимо, решил, что и так слишком много сделал.
* * * 
С этой-то ночи, когда ужасно умерла Ленора и когда Вильма дожидалась нас с Клаем в своём будуаре, впервые одна в обществе Валора и адмирала Олгрена, наша жизнь пошла совсем иначе.
Намного быстрее. Хотя, казалось бы, куда уж ещё быстрее.
И, кажется, именно в ту ночь мы окончательно поняли, что в Вильме просыпается Дар. По-настоящему. Недаром же Олгрен, старый морской демон, с ходу обратился к ней как к тёмной государыне: чутьё, как у акулы на кровь. Понял раньше всех.
А Валор даже ничего ни с кем и не обсуждал. Он просто взялся присматривать за Вильмой, как присматривал за мной, — только вёл себя гораздо церемоннее.
Вильма тогда вскочила мне навстречу, обняла, положила голову на моё плечо и шепнула:
— Ты — лучшая. Ты не только мой защитник — ты, кажется, уже защищаешь Прибережье. А мы все — такая сила, какой никогда раньше не было.
Была права. В ту ночь мы начали Большую Уборку.
Ну, знаете, как хозяйки перед Новогодьем и Летним Солнцеворотом устраивают Большую Уборку. Драят пол, вытряхивают ковры, моют стёкла, выгребают накопившуюся дрянь из всех углов, гоняют тараканов, блох, клопов и прочую нечисть — и, в общем, весь тот свинарник, который накапливался целых полгода, постепенно превращается в уютное человеческое жильё.
Пока государь Гелхард болел и у него не было сил разгребать всё это дочиста — набралось… А некоторые вещи он просто не мог очистить — потому что их не видел.
Пришлось нам.
Ещё до утра мы всё решили с нашими детками: оказывается, кое у кого из них уже были наставники. У Байра и Алена, например, была просто тёмная приёмная матушка, леди Элика, белоснежная дама-вампир, которая навещала их чуть не с младенчества: её привлекал странный Дар Алена. Элика сказала, что родился он совсем слепым, но смесь Дара с вампирской Силой заменила ему обычное человеческое зрение чем-то очень странным. Элика считала, что со временем это свойство может развиться в ясновидение или во что-то настолько же ценное. Тот самый вампир с кудрями — мессир Гольер, на самом деле достаточно серьёзный и старый вампир, несмотря на внешность кавалерчика с маргаритками из детской песенки — дружил с Норвудом. А за Райнором приглядывал сам адмирал: Райнор был таким отменным хамлом, что годился Олгрену в юнги.
Так у нас образовалась Сумеречная школа — и потом именно туда мы и забирали детей с клеймом и задатками… но это уже позже.
Пока надо сказать, что среди некромантской мелюзги Райнор не остался. Он заявил, что собирается вместе с Клаем заняться изучением дворцовой библиотеки — и кое-какими экспериментами.
— Чтение Трактата Межи, дохлые крысы и прочие пелёночки уже не для меня, тёмная леди, — сказал он мне. — Я кое-что умею, и мной вы уже можете располагать.
— Тёмная гвардия — неплохое название? — задумчиво спросила Вильма.
— Пафос, пафос, государыня, — скривился Райнор.
— Быть по сему, — улыбнулась моя королева. — Мне нравится пафос.
Я лично считаю, что нашим первым настоящим тёмным гвардейцем стал Клай: на тот момент я уже видела его в деле и доверяла. Бывают такие обстоятельства, в которых о человеке понимаешь почти всё за какие-то полчаса. Вот Клаю-то я и поручила нашу будущую лабораторию, а Райнора отправила ему помогать, раз уж он так рвётся что-то делать — и может делать это ногами.
А потом я попросила Броука показать мне самых искусных кукольников, часовщиков и слесарей: у меня появилась кое-какая идея. Сам Райнор, правда, по обыкновению фыркал и морщился, но я настояла: я решила попробовать.
В любом случае — специалисты могли очень понадобиться нам в будущем, решила я. Как в воду глядела.
 
Всю неделю похорон Вильма с Рашем, священниками и Хальгаром были заняты чередой траурных церемоний, поэтому мне одной в свободные от охраны часы пришлось заниматься отбором кадров. Я не знала, что этим людям придётся делать, но допускала, что задания могут оказаться и очень необычными, и очень неприятными. Поэтому проверяла людей так: спрашивала, насколько возможно сделать протезы для Райнора — максимально подвижные — и готов ли кандидат вставить крохотный органчик в глотку моей собаки.
На протезы с ходу соглашались почти все, правда, эти серьёзные мужики, взглянув на довольно-таки странную фигуру Райнора, говорили, что бесполезны ему будут протезы-то. У него отроду не было рук, вообще, культей тоже не было, вообще ничего не было, только хрупкие косточки ключиц — и как же он сможет двигать эти протезы? На что сам Райнор, привычно хмыкнув, отвечал, что — вот ваще не вопрос: пара старых костей из какой-нибудь безымянной могилы — и он будет двигать протезы не хуже, чем собственные руки. Тут они и ломались.
А Тяпочка большинство работяг просто ужасала. Мастера-то были не глупые фрейлинки и не аристократы, которые не особо понимали, на что способна, а на что в принципе не способна заводная игрушка. Мастера сразу соображали, что Тяпа — чернокнижная собака. И Тяпа понимала, что её считают чернокнижной собакой, и щёлкала клыками около пальцев самых смелых.
В общем, методы у нас были те ещё.
Но таким образом подходящих людей мы нашли. А главное — мы нашли мэтра Фогеля.
Мне тогда показалось, что он стар и сед, — волосы цветом как ртуть — но ему было не больше сорока пяти: лицо обветренное и жёсткое, не как у работяги, а как у моряка, взгляд цепкий. И руки у него мне очень понравились: чуткие пальцы, как у музыканта.
Когда он услышал, чего мы от него хотим, — только головой покачал:
— А повсюду трубят, что время чудес давно прошло… Железный век. Крепко стоим на земле, делаем простые вещи, какие уж тут чудеса, когда на королевские броненосцы ставят пушки не менее чем десятого калибра… Интересную работёнку вы мне даёте, леди с собачкой
— Это, — сказала я, — не разовая работёнка, мэтр Фогель. И предсказать, что нам ещё может понадобиться, не берусь. И не думайте о чудесах. Думайте, что вы так и работаете на военное ведомство.
Он погладил Тяпку, которая удивилась, и усмехнулся странно:
— Ну да… В конце концов, не страшнее же, чем современное оружие… Ваша, пожалуй, правда.
И именно мэтр Фогель стал нашим старшим мастером. У него потом была толпа учеников и подмастерьев, но он сам гораздо быстрее, чем мы могли предположить, стал нашим доверенным лицом. А потом вошёл в Малый Совет.
Простой работяга. Мастер с завода. Вместе с высшей знатью.
Это очень странно звучит. Но я как чувствовала, что такого рода мастерство нам может понадобиться до зарезу, — и оно таки понадобилось.
Чего Фогель стоит, я поняла, когда он научил Тяпку лаять. Более того: он научил её и лизаться.
Схему того органчика, который мы с отцом обычно монтировали в говорящих и поющих кукол, я ему нарисовала. Но мэтру Фогелю этого было мало: он умел работать не только руками, но и головой. И этот органчик он потом довёл до настоящего совершенства.
И Тяпка вытерпела три часа сложных манипуляций, только подёргивала задней лапой, когда ей уж совсем надоедало лежать. Зато после этого моя собака звонко лаяла, — так натурально, что у меня слёзы наворачивались на глаза, — рычала, скулила, визжала, посвистывала и даже издавала тот хахающий звук, который издают все псы, когда им жарко.
А в Тяпкину пасть над органчиком Фогель вставил язык из великолепно выделанной тонкой розовой замши. Не просто для красоты — для дела.
Язык мы склеили из двух кусочков кожи, а между ними вставили несколько тонюсеньких костных пластинок. Ровно так же, как отец уши ей сделал. Просто кожу ей двигать тяжело, а с косточками — замечательно выходит.