Сказка про попаданца (СИ)

Так что французскому императору нужно очень тщательно просчитывать свои шаги — на Балканах ведь можно запросто завязнуть. Это сейчас его там ждут, как освободителя-избавителя, а как начнутся реквизиции для армейских нужд, вся благодарность за освобождение моментально забудется. Но и тянуть ему противопоказано. Надежды на то, что османы могут отвлечься на королевства Западной Германии, или Британии, исчезли после уничтожения Венецианской Республики. Сулейман — не дурак, он всё отлично понял.
Исходя из этого, Русское царство и весь Тройственный союз могут спокойно развиваться по плану. Война османов с французами затянется на пятилетку, а то и на две, и чем бы она не закончилась, кто бы в ней не победил, ослабнет он очень сильно. Если вообще кто-то победит, вполне могут проиграть оба-два. И распадутся их Империи на десятки независимых владений — герцогств, графств, султанатов и эмиратов, как в раннем Средневековье. Такое очень даже реально.
Так, за разговорами о всяком разном, в хорошей компании, и скоротали путь до рыбачьей бухты, на месте некогда крупного города Яффы, в очередной, не то в третий, не то в четвёртый раз разрушенного в 1268 году, теперь мамлюкским султаном Бейбарсом Первым, продолжившим славную древнюю традицию.
На берегу ждали. Довольно большой военный лагерь, тысяч на десять, османы разбили на Яффском холме, на месте бывшей городской цитадели крестоносцев, возле которой Ричард Львиное Сердце одержал славную победу над, более чем вдвое превосходящими, силами Салах-ад-Дина. Одержал очередную победу в битве и проиграл войну. Парадокс. Все свои битвы английский король выиграл, а все войны проиграл. Гениальный полководец, великий воин и совершенно никчёмный политик и правитель. Бывает же такое.
Комитет по встрече возглавлял старый знакомый, Увейс-паша. Младший единокровный брат султана, некогда посол Османской Империи в Империи Инков, а сейчас Великий Визирь, то есть премьер-министр. Очень хорошо образованный, эрудированный, с широким кругозором, добрый приятель императора Интико, вице-императора Чалько Юпанки, Папы Климента Седьмого и герцога Васко да Гама де Гоа, графа де Видигейра. К тому-же, теперь личный друг графа-магистра-кардинала Игнатия де Лойола.
Увейс-паша попросил разрешение осмотреть, выделяющегося своим стальным корпусом, «Посейдона» и, конечно, его получил. На «Посейдоне» все вместе и пообедали-поужинали. Послушали концерт новых певичек, переночевали, а с утра, двадцать первого апреля, накануне Великой пятницы, тронулись к Иерусалиму. Высоким гостям предоставили лошадей и инкские подрессоренные повозки-кабриолеты, а бойцы порысили пешком. С собой Савелий взял всю Первую Гвардейскую бригаду Быстрого Реагирования, им размяться на марш-броске сейчас очень полезно — сжечь накопленный за время плавания жирок. Увейс-паша не возражал. К Империи Нового Света, османы относились очень дружелюбно. Впрочем, такие отношения были взаимными с самого начала их возникновения.
Иерусалим, мрачный, грязный и воняющий, как выгребная яма, кишащий крысами и клопами, Савелию совсем не понравился, он наотрез отказался ночевать в городе, устроившись, в компании с Эль Чоло, в лагере Первой Гвардейской, разбитом неподалёку от южных ворот.
— Чуму бы какую-нибудь здесь не подцепить, или проказу, — поделился опасением вице-император.
— Да, уж… впечатление самое гнетущее, — согласился Савелий, — настоящий гнойник Земли. Но будем надеяться, что пронесёт.
— Я не хочу надеяться, Русо. Дождёмся объявления результатов выбора Папы и сразу тронемся в Стамбул. Оставим нашим мракобесам корабль, пусть отдельно от нас возвращаются, заодно и карантин по пути пройдут. И солдатиков наших заберём, пусть богомольцев здесь турки охраняют. Согласен?
— Мысль здравая, так и поступим. А вообще, над карантинными мероприятиями стоит задуматься основательно. Просто чудо, что нас до сих пор ничем не зацепило.
Девятнадцатого апреля 1531 года, в христианскую Пасху, христианская церковь объединилась и единогласно выбрала своим главой-Папой Джулио Медичи, теперь под именем Климента Восьмого. Съезд продолжил работу, вопросов перед ним стояло множество, со всеми и за год не разобраться, не то, что за пару недель, но это уже текущие мелочи, главное дело сделано. Папа Климент Восьмой теперь точно продавит упразднение всех монашеских орденов, кроме Ордена Священного Препуция, упразднение именно съездом, а не собственной волей, а остальное Савелия нисколько не интересовало. Вникать в детали христианской «внутренней кухни» он не собирался.
 
Для европейских кардиналов и вельмож оставался орденский «Священный Препуций», для возвращающихся в Новый Свет оставили «Виракочу» с контр-адмиралом Апату Вуиса; у Василия Третьего, который вознамерился дождаться окончания исторического съезда, корабль свой; так что ничего не мешало продолжить второй европейский вояж. Так и поступили, свернули лагерь, забрали с собой Увейс-пашу, и ушли, не попрощавшись. Незачем людей от дела отвлекать. Очень важного для них дела.
— А ведь мы не одни теперь здесь не из этого мира, Русо.
По пути в Стамбул, Эль Чоло внезапно стало плохо. Очень плохо, с потерей сознания на целые сутки, Савелий даже начал мысленно готовиться к худшему, но пронесло. Через сутки шаман пришёл в себя.
— Тебе из-за этого так поплохело?
— Скорее всего — да. Здорово «эфир» тряхнуло.
— И кто теперь у нас третий? Или больше, чем один?
— Не знаю. Не знаю кто, не знаю сколько. Это тебе не в интернете посмотреть… Точно знаю одно — мы теперь здесь не одни такие, поэтому завязывай со своей «Сказкой про попаданца», пока всё не выясним.
— Я рад, что ты снова в порядке, шаман. Это — самое главное. С остальным разберёмся.
Вместо эпилога.
Проснулась я от того, что ласковое и игривое, но безжалостно яркое апрельское солнышко, светит прямо в глаза. Просыпаться очень не хочется… подушка такая мягкая… а одеяло тёплое… И вроде все прекрасно, но…
Сегодня ведь суббота и вот-вот начнется возня под окном… Сегодня завоз продуктов в минимаркет, в том числе и поганой дешёвой водки. Алкаши подерутся за право разгружать машину и заработать по флакону этой дряни, а хозяин минимаркета, тот ещё козёл, Муса, будет этих уродов подбадривать, и начнётся большой замес, который точно разбудит всю округу. Вообще эти алкоголики не просыхают, и другим жить нормально не дают… Какая-же, блин, должна быть печень, чтобы так пить и так долго не сдыхать?!
Ни в один выходной поспасть, отдохнуть насладиться тишиной не дали, сволочи! Я уже и биту купила, чтобы пугать их. И даже выходила с битой пару раз, орала на них, одного по безмозглой башке отоварила. Они точно думают, что у меня крыша полностью съехала. Теперь стараются мне на глаза не попадаться, но… Но всё равно возвращаются, каждую проклятую субботу. Не могу же я каждую субботу на эту чёртову разгрузку выходить…
От этих мыслей, сознание окончательно проснулось, а с ним, и чувства.
Странные чувства, первым почему-то пришёл страх. Это было такое неприятное, вязкое ощущение, которое просто не объяснить словами. Я как будто стою на краю обрыва, в окружении каких-то нелюдей и не знаю — самой прыгать, или попытаться оторвать всем, кому смогу, головы, и героически погибнуть, утащив побольше гадов с собой.
Потом я почувствовала спёртый воздух. И ещё возникло ощущение… как будто я сильно ударилась головой вчера. Очень сильно, судя по ощущению. Это же не долбанное похмелье? Нет, это точно что-то другое, значительно тяжелее обычного похмелья…
Почему я не помню, что было вчера? Судя по тому, как все болит, вчера было что-то действительно грандиозное, да еще и после полной рабочей смены. И как я сюда добралась? И вообще, где это я? Куда это меня черти занесли?
Открыла глаза, но сначала увидела только какие-то красные пятна переливами. Голова жутко гудела, но зрение постепенно начало восстанавливаться. И вот я уже осознала, что сижу в чужой кровати.
Что это ещё за фигня? Не комната, а скорее тюремная камера с двумя узкими окнами под самым потолком. А потолки-то ого-го, метров шесть, точно не меньше. Комната-камера здоровенная и мрачная, кроме кровати, роскошной, правда, кровати, другой мебели нет, а из украшений только иконы в углу. Зато икон очень много, больше, чем в церкви. Это что, какой-то долбанный монастырь? А я-то здесь причём?