Невинная для волчьей стаи (СИ)

У нас ничего не меняется и не менялось никогда.
Истинная пара — есть истинная пара.
Но! Это работало среди оборотней, среди волков.
Мия не была волчицей. Она была женщиной. Для неё вполне могло наступить завтра, в котором она не желает больше ублажать трех капризных мужчин-волков.
Кроме того, она могла захотеть стать матерью. И разве я мог решать за нее?
Это было сложно! Как же это все было сложно!
Мне снова хотелось поднять голову и завыть! Завыть отчаянно, горько…
Так, как я завыл, увидев пустую постель утром.
Постель, которая еще помнила жар наших тел.
Наша кроха была так утомлена этой ночью! Мы полностью опустошили ее. Вернее сказать — мы наполнили ее до краев, и спермой, и нашим желанием, и нашим удовольствием и опустошили запас ее сил.
Я все еще чувствовал вкус ее тела, аромат ее соков, нежность каждой клеточки. Как благодарно она откликалась на ласки, как податливо дрожала, как стонала, извиваясь под опаляющими жалами наших языков! Когда я входил в нее, ее лоно принимало меня, туго обхватывая, словно не желая отпускать. Каким блаженством было толкаться в ее глубины, медленно выходить, смакуя каждый сантиметр ее женственности, потом снова погружаться, чувствуя, как она сжимает внутренние мышцы, пытаясь задержать меня там, внутри!
Мы с братьями, обычно, могли выдержать довольно долгие сеансы, сменяли друг друга не кончая час, два, дольше — наслаждаясь процессом больше, чем самим оргазмом. Но с Мией все было иначе.
С ней хотелось получить кайф и выплеснуть всего себя, без остатка. В первые секунды после оргазма казалось, что все — сил больше нет, ты пустой внутри, ты отдал все. Но пара вздохов, пара ударов сердца, взгляд на ее тело и… мы снова были готовы продолжать получать и дарить удовольствие.
Не помню, чтобы мне когда-либо раньше удавалось столько раз за ночь испытать то, что французы называют маленькой смертью.
Мы, волки, называли это возрождением.
После того как мы закончили с ней, оставив ее спящую на постели и бросились в лес, восстанавливаться, я предупредил братьев, что хочу поговорить.
Они знали, что я хотел сказать. Я, практически на сто процентов был уверен, что они со мной согласятся. Я мог бы и не спрашивать. В других стаях Альфы часто не спрашивали. Но мы были братьями. Мы были друг за друга. Мы были равны всегда. И в этом была наша сила.
Увы, разговор по возвращении в дом не состоялся.
Именно тогда мы узнали, что Мия пропала.
Я не умел и ненавидел боятся! Но вот за какие-то несколько дней это понятие — страх — словно оккупировало мои чувства. Никогда я не боялся в принципе! А тут… это постоянное липкое нечто внутри, которое разъедает кислотой, просачивается в самые, казалось, крепкие, стойкие уголки души, сердца.
Страшно было еще и потому, что я словно растерял все свои способности!
Раньше я всегда чувствовал приближение опасности, малейшие колебания эмоций тех, кто вокруг. Многое знал заранее.
Интуиция — так говорят люди. Чутье Альфы — так говорим мы.
Но с того самого момента, когда у нас появилась наша солнечная девочка, или, скажем так, с того момента как Дэн с Никитой признались, что у нас будет новая игрушка, о которой они ничего не знают — мое чутье Альфы словно впало в спячку.
Нет, что-то я по-прежнему чувствовал и понимал, но… не все, далеко не все, увы.
И отсутствие моего дара каким-то волшебным образом было связано с Мией. Словно рядом с ней блокировало магию — хотя, дело было совсем не в магии, дар Альфы магией назвать было нельзя.
Если бы я понимал, что она может куда-то пропасть, если бы предчувствовал это — разве бы позволил себе и братьям перекинуться в волков и устремиться в лес, давая волю себе, набираясь сил, да просто дико радуясь тому удовольствию, которое мы получили?
Я был абсолютно уверен, что в доме она в безопасности. А о том, что она может решить выйти из дома не подумал.
Ее стон я не услышал, почувствовал. Причем не даром Альфы, дар молчал. Просто… мужчина узнал стон своей женщины.
Мы нашли ее лежащей в снегу, хорошо, что это было совсем рядом с домом. Сделай она еще несколько шагов, попади в лес — кто знает, нашли бы мы ее тогда так же быстро?
 
Из бессвязных объяснений Мии я понял, что она услышала выстрелы. Наша кроха испугалась, что кто-то покушается на нас! На ее волков!
Это было приятно, знать, что она о нас заботится…
Выстрел — это меня напрягло. Я оставил Мию на попечении Никиты. Мы с Дэном пошли осматривать участок.
Вокруг дома было тихо. Никаких чужих следов. Ничего.
Поразительно! Не могли же у Мии начаться галлюцинации? С чего бы это? Не от десятка же оргазмов?
— Снег нетронутый, тут давным-давно никого не было, — Дэн вглядывался в лес, примечая все мелочи — он был не просто художником, тонко видящим окружающий мир, он и реально очень хорошо видел обладая самым зорким волчьим зрением.
— Что могло напугать ее? Что?
— Если тут кто-то и был, то он или призрак, не способный примять пушистый снег, либо имеет крылья, чтобы летать по воздуху.
— По воздуху… — я вспомнил сову, белоснежную птицу, вылетающую из чащи прямо на Никиту.
— Сова. Ты заметил сову, вчера, там? Когда Никита…
— Заметил. Еще раньше заметил, тогда, когда мы нашли Мию.
— Нужно все-таки позвонить матери.
Телефон зазвонил словно услышав мои слова. Мама. Что мне сказать ей? Что мы нашли неистинную, с которой хотим построить семью? Что она женщина? Что я потерял чутье Альфы из-за нее? И что вокруг дома вьется какая-то нечисть?
— Да, мам, с наступающим. Готовимся. Все хорошо. Приехать к вам? Ну… мы подумаем. Да, не одни. Мам… Ма-ам! Я позвоню позже. Все прекрасно! Правда! Люблю вас с отцами!
Дэн ухмыляясь смотрел на меня.
— Что? Ты хотел, чтобы я рассказал про Мию, и через пол часа тут была бы вся родительская стая? Прекрасная идея! Напугать кроху еще больше.
— Пора поговорить с ней.
— Это мы и будем делать. Но сначала приготовим ужин.
Мы крутились на кухне. Ник занимался Мией. Когда стол был накрыт я отправил Дэна за ними.
Когда Мия вошла у нас троих перехватило дыхание — так она была хороша.
Неожиданно я почувствовал, как буквально загорелись татуировки на руках. Я понимал, что с братьями происходит та же история.
Это был знак. Знак нам.
И сразу я понял, о чем думает Мия. Я почуял ее страх. Неуверенность.
— Ты наша женщина. Вот кто ты! И не думай сомневаться в этом!
Я протянул ей руку. Она вложила в нее свою крохотную ладошку.
— Мия. Мы должны поговорить с тобой. Ужин подождет несколько минут.
— Ты считаешь, что нескольких минут хватит?
— Я не буду долго объяснять. От тебя мгновенного ответа мы не ждем. Тебе нужно будет обдумать все. Принять решение.
Я говорил, сам не очень веря в те слова, которые произношу. Какое решение? Мы, волки, уже приняли решение! Эта женщина наша и мы не собираемся ее отпускать! И мы готовы сделать все, чтобы она осталась.
Но все-таки что-то подсказывало мне — с Мией, с женщиной, нельзя быть таким категоричным. Нельзя навязывать ей нашу волю. Она все-таки должна выбрать сама.
И опять кислотная муть страха обволакивала сердце. Если она выберет не нас?
Если скажет — я поиграла, ребята и мне достаточно?
Если попросит отпустить ее?
— Я слушаю, Марк.
Я жестом показал ей на кресло, приглашая сесть. Сам опустился на диван напротив. Братья расположились поодаль.
— Мия, я не буду долго рассказывать тебе о порядках и укладе волчьих стай. О наших обычаях и традициях. Да, большую часть жизни мы проводим как люди. Мы вращаемся в человеческом обществе. Но мы не люди. Мы другие.
— Волки… — она сказала это совсем тихо, в голосе была горечь.
— Волки. Оборотни. Двуликие. Двусущные. Мы живем стаями. Образовывая пару на всю жизнь. Пару с волчицей. Наша стая особенная. Так получилось, что в нашей семье мужчины-братья выбирают одну волчицу. Ты спрашивала, почему у нас разные отцы… Наши отцы братья. Вернее, два родных брата и их кузен, двоюродный. Его мать-волчица была сестрой матери наших отцов.