Демонический Любовник (ЛП)

Мужчина оторвался от созерцания ее лица и вновь задумался о возникшей проблеме. Она была идеальным инструментом, слишком хорошим, чтобы потерять ее, но теперь с ее использованием могли возникнуть проблемы. Внезапно, когда он уже совсем поверил в то, что она полностью подчинилась его воле, через нее прошел один из тех потоков невидимой силы, с которыми сталкивается любой, кто погружен в оккультизм, и Лукас был нокаутирован им, словно боксер, получивший удар прямо в солнечное сплетение.
Он прекрасно понимал, что это значит. Как и все изучающие скрытую сторону вещей, он верил в реинкарнацию и знал, что каждая душа, которая этого жаждет, рано или поздно находит дорогу в то или иное большое оккультное братство; потом, жизнь за жизнью, она постоянно возвращается в его тень, ибо «однажды Посвященный остается таковым всегда», и точно также, как он мог пользоваться силой, скрытой в его Братстве, так и Вероника в момент опасности могла найти силу в тени того общества, под защитой которого она находилась, и сила эта была ему незнакома. Он стал усиленно просматривать прошлое, пытаясь найти хоть какую-нибудь подсказку, которая могла бы ему помочь. Как и все оккультисты определенного градуса посвящения, он помнил свои прошлые жизни также, как другие люди помнили свое детство, и хотя они казались смутными и отдаленными, они, тем не менее, не становились менее реальными; но хотя, как и ребенок, он помнил тех людей, которых встречал в те далекие дни, он не всегда узнавал их, когда они вновь появлялись перед ним в своем настоящем обличье.
Он проклинал себя за то, что не понял сразу, что процессом выбора руководило нечто большее, чем простое рациональное суждение, когда из целой комнаты женщин он выбирал одну и только одну для использования ее в своей опасной затее; нисколько не раздумывая, не сравнивая кандидатов между собой, он решительно указал на одну из них и произнес «Пойдемте».
Он пытался проанализировать те чувства, которые испытывал на протяжении последних нескольких недель. Медленно, но верно девчонка привязывала его к себе. То, что она делала это совершенно ненамеренно, он, бесспорно, признавал, но тем не менее связь их была вполне реальной. Да, он сам создал для нее ошейник с цепью, но если ошейник должен был всего лишь украшать ее шею, то скоба прикрепленной к нему цепи оказалась вживлена прямо в его душу. Он, человек, посвятивший себя Пути левой руки, человек, работавший с силами разрушения и разделения, теперь был вовлечен в водоворот обычных человеческих чувств.
Он часто воскрешал в памяти ту свою Римскую жизнь: вспоминал белую виллу и говорил с кроткой девчонкой, живущей на ней, и следуя дальше по цепочке воспоминаний, просматривал другие жизни, в которых они были жрецом и жрицей и участвовали в мистериях многих времен и народов, вплоть до жизни в древней Атлантиде с ее тусклой зарей познания и служением Солнцу. Несомненно, ту цепь, что ковалась от века к веку, нельзя было не принимать в расчет; в зависимости от причин ее возникновения, могла запуститься такая цепочка событий в этом воплощении, какой обычный человек не мог бы себе и представить; если бы он мог оценить эти силы, он смог бы составить очень ясное представление о тех условиях, в которых ему придется справляться с возникшей проблемой, и он возненавидел себя за то, что все его знания не помогли ему избежать этой кармической ловушки. Когда он уже почти было достиг главной цели своей жизни, в нее ворвались силы забытого Римского лета, угрожавшие свести на нет все его усилия.
Лукас мысленно пробирался вперед сквозь жизни, от глубокого прошлого к настоящему, пытаясь проследить ход событий, которые начались далеко не в этом воплощении, чтобы вывести хоть какие-то закономерности. Он не узнал в Веронике души, с которой его пути уже пересекались в прошлом (а когда оккультист говорит «прошлое», он имеет в виду всю свою эволюцию, а не прошлое той инкарнации, которую он проживает сейчас). В той душе была огромная сила и величие, но в Веронике ничего подобного не наблюдалось, да и, кроме того, она была самым настоящим ребенком. Он не увидел никакого решения, пока не дошел до Римской инкарнации, яркие образы которой, всплывшие перед его мысленным взором в тот самый момент, когда он испытал тот шок на дороге, стерли черты нынешней Вероники, наложившись на ее образ также, как накладываются друг на друга кадры в сложной
 
фотографии, и открыли ему иной слой реальности, так тесно переплетавшийся с его собственной судьбой. И все же бледно-розовое существо, которое сидело рядом с ним и которому он с радостью надрал бы уши, не проявляло ни намека на силу и величие, хотя и все также удерживало его рядом с собой.
Лукас нервно заерзал на своем стуле. Если она была той самой женщиной, с которой он работал в прошлом, ибо ничего другого предположить было нельзя, то проблему следовало искать в той Римской инкарнации, и поскольку ему не удалось найти ключа к разгадке, размышления его зашли в тупик.
Он тронул Веронику за руку.
– Если вы послушали музыку, то давайте попьем чай и поедем домой.
Она согласилась, молча и безропотно, как и всегда, и они, или, вернее, он, ибо она не принимала в этом никакого участия, стали искать чайную, где можно было перекусить. Она безмерно раздражала его, находясь в таком настроении. Он чувствовал себя человеком, который жестоко обращался с собакой, когда они были наедине, а она, когда они оказывались в обществе, выдавала его секрет всему человечеству, демонстрируя привычное раболепие. Пытаться заставить Веронику вести себя по-другому означало окончательно ее сломать; подбодрить ее тоже было невозможно.
Но разум Вероники не был настолько пассивен, как ему казалось. Она усиленно размышляла о случившемся на дороге. История, которую он рассказал ей, хоть и была на самом деле довольно банальной, произвела на нее весьма сильное впечатление и изображения сцен прошлого непрерывно возникали перед ее мысленным взором. Она видела белую виллу, субтропические сады, волов у колодезного колодца и возделывавших виноградники рабов также ярко и ясно, как и свой дом в Суррей. Конечно же та девушка отказала возлюбленному, но что еще ей оставалось делать? Их пути разошлись и они не могли остаться вместе. Но она не забыла его, Вероника была в этом уверена; нет, она вспоминала своего темного римского патриция, когда помогала городским изгоям, находясь не больше, чем на расстоянии одной мили от него, если использовать человеческие мерки, но поскольку теперь они смотрели в разные стороны, то больше никогда не видели друг друга.
Правильно ли она поступила, избежав искушения и оставив его? Весь дух той эпохи располагал к праведности и побуждал сбежать от мира и с его оскверняющим воздействием, но разве мир, лишенный своей живости, не начал скатываться ко все большему и большему злу? Впервые в своей жизни Вероника больше размышляла, чем чувствовала, и столь непривычный опыт по-настоящему ошеломил ее. Она повернулась к Лукасу, чувствуя, что нуждается в его поддержке, и обнаружила, что мужчина внимательно смотрел на нее. Резко, не задумываясь, она задала вопрос, возникший в ее голове:
– Как его звали?
И ответ последовал также быстро, как если бы до этого они и вправду обсуждали эту тему.
– Юстиниан. Он был назван в честь генерала, которому служил его отец.
– А ее?
– Вероника, как и вас. (Чертов дурак, как я не понял этого сразу), – добавил он с выдохом.
– Что стало с ними... потом?
– Он стал учеником одного из величайших темных магов эпохи, а когда его тело износилось, а это произошло довольно быстро, он взял себе другое и продолжил свое обучение. Позже он родился в Авиньоне во времена расцвета ведьмовства и был сожжен на площади вместе со многими другими людьми.
– Его сожгли, когда она была монашкой?
– Откуда вы знаете, что она была монашкой?
– Разве не вы сказали мне об этом?
– Я не говорил ничего подобного. Я потерял ее из виду сразу после того, как покинул сад.
– Прошу прощения. Почему-то я решила, что она стала монашкой. Но что было дальше?