Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)

– Ты знаешь его, – сказал мистер Глэддиш. – Ты был с ним здесь вчера, не так ли?
– Это кто–то из гостей? – спросила Амелия. – Кто он?
– Никто, – сказал, не глядя на неё, Томас. – Просто знакомый из Лондона. Один из тех с кем я фехтую.
– Он искусно владеет шпагой, – вставил мистер Глэддиш, двигаясь к Томасу. – Он всегда побеждал меня, хотя и обидно это признавать.
– Вас приглашали разделить его уроки фехтования? – поинтересовалась Амелия. – Как мило.
– Я разделил с ним все его уроки, – сказал с улыбкой мистер Глэддиш. Эта улыбка тоже была настоящей; никакого поддразнивания или глупости.
– Это было единственным щедрым жестом моего отца, – подтвердил Томас. – Не слишком щедро, конечно. Образование Гарри было остановлено, когда я уехал в Итон.
– Уиндхем так легко от меня не избавился, – сказал Гарри. Он наклонился к Амелии и проговорил:
– У каждого человека должен быть кто–то, кто знает обо всех его секретах.
Её глаза расширились.
– Знаете?
– Знаю ли все его тайны? Безусловно.
Амелия повернулась к Томасу. Он не возразил. Она с восхищением возвратилась к Гарри.
– Тогда вы знаете!
– Вы не поверили мне в первый раз?
– Вежливость требовала подтверждения, – возразила она.
– Ну, в общем, да, ведь вам предстоит выйти замуж за старину, когда как мне придётся лишь терпеть его компанию раз в неделю или около того. – Мистер Глэддиш повернулся к Томасу и забрал пустой стакан от Бэддиша со стойки:
– Тебе нужен ещё один?
– Одного было достаточно, благодарю тебя.
– Цвет лица уже возвращается, – сказала Амелия с некоторым изумлением. – Вы уже не такой зелёный.
– Жёлтый, я думаю, – вставил мистер Глэддиш. – За исключением пурпурного под глазом. Очень по–королевски.
– Гарри. – Томас выглядел так, будто был весьма близок к краю своего терпения.
Гарри поближе наклонился к Амелии:
– У этих герцогов никогда не чернеют глаза. Всегда окрашиваются в пурпурный. Больше подходит к мантии (прим. перевод. верхняя царская одежда чаще всего пурпурного цвета).
– Мантии?
Гарри помахал рукой:
– Всегда есть мантия.
Томас схватил Амелию за руку.
– Мы уезжаем, Гарри.
Гарри усмехнулся:
– Так быстро?
Амелия начала махать свободной рукой, как раз когда Томас потащил её прочь из бара.
– Приятно было познакомиться с вами, мистер Глэддиш!
– Пожалуйста, заходите в любое время, леди Амелия.
– Ну, спасибо, я…
Но Томас уже вывел её на свежий воздух.
– Он очень мил, – сказала Амелия, вприпрыжку следуя за ним, пытаясь не отстать от его широкого шага.
– Мил, – повторил Томас, качая головой. – Ему бы это понравилось. – Он обвёл её вокруг лужи, хотя и не слишком ловко, так что ей пришлось немного подпрыгнуть, чтобы спасти свои сапожки.
Кучер уже держал открытую дверь, когда они приблизились. Амелия позволила Томасу помочь ей подняться, но она даже не успела сесть, когда услышала, что он произнёс:
– В Берджес–Парк.
– Нет! – воскликнула она, высовывая голову наружу. – Мы не можем.
О боже, это катастрофа.
  
Глава десятая
 
Томас пристально разглядывал ее дольше, чем того требовали приличия, затем он жестом показал кучеру, чтобы тот оставил их одних. Поскольку Амелия уже наполовину выбралась из кареты, ему не потребовалось наклоняться вперед, чтобы спросить:
— Почему нет?
— Чтобы сохранить Ваше чувство собственного достоинства, — ответила она, как будто в этом имелся абсолютный смысл. – Я сказала Милли…
— Милли?
— Моей сестре. — Ее глаза расширились в той манере, когда женщины делают вид, что они расстроены, если их собеседник (обычно мужского пола) не смог тотчас же понять природу их мыслей. – Вы забыли, что у меня есть сестра?
— Я помню, что у Вас их несколько, — сухо заметил он.
Выражение ее лица стало явно раздражительным.
— Не то, чтобы это могло помочь, но Милли была со мной нынешним утром, когда я увидела Вас…
Томас тихо выругался.
— Ваша сестра видела меня.
— Только одна из сестер, — заверила она его. – И к счастью для Вас, это была та сестра, которая никому не проболтается об увиденном.
 
Должно быть, было нечто забавное во всем сказанном, но он этого не видел.
— Продолжайте, — приказал он.
Она так и поступила. С большим воодушевлением.
— Я была вынуждена выдумать для своей матери вескую причину, почему я оставила Милли одну на главной улице Стамфорда, поэтому я попросила Милли сказать маме, что я столкнулась с Грейс, которая спешила по поручению Вашей бабушки. Потом она должна была сказать маме, что Грейс пригласила меня в Белгрэйв, так что если я хотела ехать, то должна была отбыть немедленно – герцогиня приказала Грейс не задерживаться.
Томас закрыл глаза, пытаясь угнаться ее мыслями.
— Поэтому я вынуждена была придумать причину, почему у меня не было времени зайти в магазин и сообщить маме об изменении планов лично.
Она уставилась на него, как будто у него должен был быть на это ответ. Но он ничего не ответил.
— Потому что, — добавила она с явным раздражением, — если бы мне лично пришлось говорить с мамой, то она настояла бы на том, чтобы самой выйти на улицу. И, несмотря на всю Вашу привлекательность, должна признать, что я не представляю, как я могла бы так Вас замаскировать, чтобы Вы походили на Грейс Эверсли.
Он немного подождал, чтобы увериться, что она закончила, затем пробормотал:
— Это сарказм, Амелия?
— Когда беседа требует этого, — парировала она после мгновения очень сердитого молчания. Она смотрела на него, почти вызывающе изогнув брови.
Он посмотрел на нее, скрывая изумление. Если надменность была игрой, то у нее не было шанса выиграть.
И, конечно же, после пяти секунд их состязания взглядов, она вздохнула, и продолжила, как если бы она никогда не прекращала, свой рассказ:
— Таким образом, Вы видите, почему я пока еще не могу вернуться в Берджес. Невозможно было успеть добраться до Белгрейва, навестить там того, с кем, как предполагается, я собиралась встретиться, а затем вновь вернуться домой.
— Меня, — сказал Томас.
Она недоуменно посмотрела на него. Точнее так, как если бы она решила, что он произнес глупость.
— Прошу прощения?
— Вы могли нанести визит мне, — пояснил он.
Теперь выражение ее лица стало недоверчивым.
— Моя мама, конечно же, будет вне себя от радости от такого известия, но больше никто в это не поверит.
Томас был не совсем уверен, почему этот ответ причинил ему такую острую боль, но дело обстояло именно так, и его тон был ледяным, когда он ответил:
— Не могли бы Вы пояснить это Ваше замечание?
У нее вырвался смешок, а затем, обратив внимание на то, что он молчит, она произнесла:
— О, Вы это серьезно…
— Разве я допустил какой–то намек на то, что это шутка?
Ее губы сжались, и на мгновение она выглядела почти робкой:
— Конечно, нет, Ваша светлость.
Он не стал напоминать ей о просьбе называть его Томасом.
— Но Вы, конечно же, должны понимать смысл моего замечания, — продолжила Амелия в тот момент, когда он решил, что она не ответит. – Разве я когда–нибудь посещала Белгрейв с целью нанести Вам визит?
— Все время посещаете.
— И мое общение с Вами ограничивается десятью минутами, ну или пятнадцатью, если Вы решаете проявить щедрость.
Он уставился на нее с недоверием.
— Вы были намного более сговорчивой, когда Вы думали, что я был пьян.
— Вы и были пьяны.
— Неважно.
Он на мгновение наклонил голову и сдавил пальцами переносицу. Пропади оно все пропадом, что он собирался с этим делать?!
— Ваша голова все еще причиняет Вам беспокойство? – спросила Амелия.
Он вопросительно уставился на нее.
— Вы делаете так, — она повторила его жест, — когда Ваша голова беспокоит Вас.