На стороне мертвецов (СИ)
Глава 8. Снова дом, немилый дом
Вслед за паротелегой Митин автоматон проследовал на центральный проспект. Открывшееся зрелище даже ненадолго подбодрило. Мостовая на проспекте, прозванном Екатерининским, оказалась неожиданно изрядной — плоские, подогнанные друг к другу булыжники. Паротелега лавировала меж телегами простыми, фырча паром и подпрыгивая на стыках. Ржали лошади, кучера колясок грозились вслед кнутами. «Все же колесная конструкция изначально ущербна», — думал Митя, когда его паро-конь, мягко шипя, переставлял литые копыта, а седло лишь едва покачивалось, как колыбель младенца. Митя ловил восторженные взгляды мальчишек в гимназической форме, и держать осанку стало почти легко. Перед глазами только плыло иногда.
Митя подогнал автоматон, и не обращая внимания на хмурые взгляды Ингвара, поехал рядом с паротелегой.
— Там строится Горное училище! — перекрывая фырчание двигателя, прокричал Свенельд Карлович, указывая на «пеньки» стен перед монументом Ея Императорскому Величеству Екатерине II Одинсдоттир.
Проспект весь напоминал строительную площадку. Митя хотел бы скривиться, но… живая суета, перекличка сотен голосов — далеко не все на росском — невольно сообщали чувство приподнятости. К окнам магазина под вывеской «ВЂнскій шікъ», приникло несколько разновозрастных дам и девиц. Завидев Митю, все они смолкли… а потом снова зашептались, теперь уже не сводя глаз с приближающегося автоматона. Копыта паро-коня звонко стучат по брусчатке, профиль всадника чеканен и неподвижен… Глаза пришлось скосить так, что еще чуть-чуть и черепную коробку изнутри разглядит. Очаровательные, почти парижские шляпки дружно повернулись ему вслед. Среди девиц были прехорошенькие! Ингвар фыркнул так, что заглушил мотор паротелеги, и посмотрел на Митю неодобрительно.
Из следующей лавки пахнуло пряным табачным запахом, а в витрине… в витрине «Депо табаку» вычурно одетый коричневый арапчонок — ростом с локоть — деловито скручивал, обрезал и раскуривал сигару, задумчиво пуская кольца к потолку.
— Голем. — улыбнулся Свенельд Карлович. — Только маленький. Раввин Холмский, главный каббалист Полякова, выдал младшую дочь за сына Фельдмана. Големчик — из ее приданого. Говорят, доход лавки вырос вдвое.
Митя уже хотел попросить управляющего объясниться, но на горизонте задвигалось, он поднял взгляд… да так и замер, вцепившись в рычаги автоматона и ошарашенно запрокинув голову.
Над невысокими домами проспекта торчали недостроенные башни, похожие на башенки боярского терема. А над ними, превосходя каждую на голову, двигались громадные фигуры. Именно что на голову — на огромные, круглые глиняные головы, с грубо выдавленными ямами глаз и провалом рта! С похожими на бублики круглыми ушами! В трещинах, точно пересохшее тесто!
— Вокзал строится. Поляков, Самуил Соломонович, харьковский железнодорожный подрядчик. — Свенельд Карлович встал на облучке телеги. — Тянет чугунку Курск-Харьков-Азов… ну и за нашу, Екатерининскую ветку, тоже взялся. Его глиняные големы вполне способны шпалы класть, а обходятся раз в сто дешевле паро-ботов, и впятеро в сравнении с живыми рабочими.
— Истукан глиняный жрать не хочет, и дети у него не плачут! — произнес рядом ненавидящий голос. — Жидовня поганая, трудовой народ работы лишают!
Тощий, как селедка, мужичок в замызганном пиджаке и картузе с обломанным лаковым козырьком прошагал мимо, злобно зыркнув на Митю. Догнал бредущего по улице старого еврея в лапсердаке, и вдруг специально свернув, с силой ткнул того локтем. Зажатая подмышкой у старика книга ляпнулась на мостовую. Кряхтя и охая, старик опустился на колени, и тихо причитая, принялся отряхивать с обложки грязь. Злобно расхохотавшийся мужичок исчез в толпе.
— Каббалисты поднимают големов только для Полякова… что… к сожалению… вызывает неприязнь у малообразованных слоев… — отводя взгляд от этой неприглядной сцены, пробормотал Свенельд Карлович.
«А еще больше у тех подрядчиков, что големов не имеют». — подумал Митя.
— Но поедемте уже, тут недалеко! — с деланной веселостью вскричал Свенельд Карлович, взмахом руки указывая в проулок. — Рядом пожарная часть и самый большой полицейский участок, Тюремный замок неподалеку… Аркадий Валерьянович при случае и отобедать домой заезжать сможет. Были и другие дома с выгодным местоположением: на другой оконечности проспекта, рядом с лагерями уланского полка.
— Где Петр Шабельский служит? — заинтересовался Митя.
Свенельд Карлович поморщился, кивнул и снова перевел разговор на дом:
— Дом с полной обстановкой, даже с посудой, состояние весьма недурственное, разве что ограда низковата. У вас ведь и автоматоны на заднем дворе будут содержаться, и сейф в кабинете Аркадий Валерьянович наверняка пожелает. Пришлось ограду немного поднять, ну да кирпич у нас свой…
Оба, и Свенельд и Митя криво улыбнулись. Куда только они этот «свой» кирпич не применяли! Вот разве что продать никак не могли.
— Зато у дома есть огромное преимущество! — он свесился с облучка и заговорщицки прошептал. — На верхнем, господском, этаже — две ванные комнаты.
Митя приподнял брови — и что? Помещение для мытья даже в поместье Шабельских было — рядом с кухней, чтоб недалеко воду носить.
— Две ванные комнаты… подключенные к водопроводу!
— Что? — дрогнувшим голосом переспросил Митя. Такое не во всех петербургских домах бывало, а тут…
— С бунзеновскими нагревательными колонками. И внизу еще отдельная помывочная для прислуги!
— Что? — только и смог повторить Митя. Это и есть сюрприз, о котором говорил отец? Да это же… потрясающе! Он решительно рванул рычаги автоматона.
Средних размеров особнячок красовался на углу Тюремной площади — по другую сторону возвышалась мрачная громада тюрьмы, позади нее торчала пожарная колокольня… но Митя смотрел только на особняк. Ясно было, что душа Свенельд Карловича, истинного дитяти Одина, сразу же прикипела к этому дому: аккуратный особнячок под красной черепицей точно перенесся сюда из центра Берлина или Мюнхена. Жестом фокусника, вынимающего из шляпы кролика, Свенельд Карлович вытащил связку ключей. Ингвар заглушил паровой двигатель, а его брат с ключом наперевес двинулся к добротным железным воротам. И вдруг остановился, ошеломленно глядя на… пустые скобы замка.
— Здесь был замок! — вскричал он, и резко толкнул створку. Та качнулась… и не открылась, лишь резко лязгнула, точно изнутри был заложен засов.
— Ничего не понимаю! — Свенельд Карлович раздраженно потряс створку.
От чувства острейшего djà vu у Мити аж стало больно в груди. Вот также точно они с отцом приехали к их собственному запертому на все замки имению! В окно дома он больше не полезет — ни за что! Прошлого раза довольно.
— Эй! Кто там озорует? — раздался раздраженный окрик. Дубовая дверь распахнулась и на порог выскочил мужичонка с двустволкой.
Оглядел Митю на автоматоне, братьев Штольц рядом с паротелегой, и насупился.
— Никак, адресом ошиблись, господа хорошие? Вот и езжайте, куда вам надоть, а ворота не трожьте, не то стрелю! — мужичонка потянул за ручку, намереваясь захлопнуть дверь.
— Любезнейший! — торопливо окликнул его Свенельд Карлович. — Вы кто такой?
— Так сторож я здешний! — деловито, как муравей гусеницу, волоча дверь на себя, пропыхтел мужичок.
— Я вас не нанимал!
— Дык и я вас в первый раз в жизни вижу, барин! — без особой почтительности хмыкнул мужик и… захлопнул за собой дверь.
В два длинных шага Свенельд Карлович оказался возле двери, дернул… потянул из связки другой ключ… снова растерянно уставился на дверь… и принялся ковыряться во врезном замке. Ключ не влезал.
— А ну, идите отсюда! — смотровое окошко над дверью распахнулось и там заворочалось дуло ружья — то ли грозясь выстрелить, то ли просто норовя постучать Свенельду Карловичу по голове. — Пьяные, что ли? Ща хозяйку покличу, а она — городовых!
— Какую еще хозяйку! — Свенельд Карлович беспомощно поглядел на Митю. — Хозяин…