Портрет предателя (СИ)

— Да, — глухо ответил Зигурд.
— Я так и подумал. Еще тогда заметил, как она на вас с Эрикой таращилась, когда мы в длинном доме-то сидели. И убежала потом вся в слезах.
— А ты глазастый!
— Ну дык не первый год на свете живу. Ну, а что ж она тогда с тем парнем-то ушла?
— Это долгая история.
Бьярни поднялся, взял с полки бутылку водки и поставил ее на стол.
— А я и не тороплюсь, — произнес он, наполняя рюмки до краев.
…И Зигурд рассказал ему все. Выложил как на духу, с самого начала.
Рассказал, как влюбился в нее с первого взгляда. Был одержим ею, но скрывал свое вожделение. Племянница князя и безродный сирота… У него не было ни малейшего шанса.
Рассказал, как искал утешения в объятиях женщин, честных и продажных. Искал такую, как она, и не нашел… И даже два года разлуки, когда они с Себастьяном уезжали на учебу, не смогли стереть ее образ из памяти.
Как спас ее в ночь переворота, собирался спрятать в убежище и сделать своей любовницей, но с ними увязался ее жених и расстроил все его планы.
Как овладел ею в таверне, а она неожиданно ответила на его чувства…
Бьярни слушал молча, не перебивая, лишь время от времени вставал, чтобы поворошить угли в очаге. Водка подходила к концу, язык Зигурда слегка заплетался, а глаза рассеянно блуждали по комнате.
Он рассказал, как хотел убить Себастьяна, как ждал подходящего случая, а когда он представился, то не смог этого сделать.
Рассказал, как сидел перед ним, спящим в палатке, но рука не поднялась вонзить нож в грудь бывшего ученика.
Как не дал ему свалиться в пропасть, в последний момент что-то толкнуло изнутри, заставило прийти к нему на помощь.
Как понял, что проиграл, понял, что она уйдет с Себастьяном тогда в лесу, когда она целовалась с ним, вся перемазанная в землянике.
Как бродил до вечера по чаще, как хотелось выть и разбить голову о сосну, лишь бы не чувствовать той боли, что рвала на куски его душу.
Как не хотелось жить после ее ухода, сбежал в лес подальше от людей и воспоминаний. Целыми днями охотился, коптил мясо, выделывал шкуры… Постоянно занимал себя делом, только бы не думать о ней, лишь бы поскорее забыть ее…
Не помогло.
Ничего не помогло…
Он замолчал. Бьярни тоже безмолвствовал. Да и не нужны были слова. Бьярни знал, каково это. Он сам после смерти жены ни на кого не смотрел, хоть и прошло уже столько лет. Вырастил детей, носил цветы на ее могилу, и знал, что до конца жизни будет любить только ее, и никакие слова утешения здесь не помогут.
В очаге догорали дрова, на бревенчатых стенах плясали глубокие тени, а водки осталось на самом донышке.
 — А что слышно о Торстене? — спросил Зигурд, наконец прерывая затянувшееся молчание.
Бьярни помрачнел. Он уставился в стену, тщательно пережевывая жесткую солонину.
Зигурд вопросительно взглянул на него.
— Что?
Тот тяжело вздохнул.
— Кажется, Торстен сошел с ума.
— В каком смысле?
— Ты что же, ничего не знаешь?
— Откуда? В лесу газеты не разносят. Что случилось-то?
Бьярни собрался с мыслями. Ему было нелегко об этом говорить.
— Ангалонцы, конечно, причинили много бед нашей земле, — наконец начал он, — но то, что там сейчас творит Торстен, просто ни в какие ворота не лезет!
— И что же он там творит?
— Говорят, он сжигает города и деревни на своем пути, убивает мирных жителей, не щадя ни стариков ни детей, а остальных грабит дочиста и загоняет в рабство.
— Может, врут?
— Да нет, я от многих такое слышал, все одно и то же рассказывают. Говорят, он там такие бесчинства творит с людьми, что просто волосы дыбом встают. Пытает, насилует, убивает, выставляет растерзанные тела на всеобщее обозрение. Я понял бы еще, если бы ты был на его месте… После того, что анги с тобой сотворили… Но ему-то лично они ничего дурного не сделали, за что же он с ними так жестоко-то?
— А ты сам что думаешь по этому поводу?
Бьярни почесал в затылке.
— Я уже не знаю, что и думать. Его последнее письмо было таким странным…
— И что же в нем было?
— Да, чушь какая-то, — махнул рукой Бьярни. — Я толком и не понял. Он писал, что дескать, ты его предал, и сбежал. Но я в это не поверил. Ты не мог предать. Ты столько сделал для революции!
 
— Но, по сути, так оно и есть. Он там воюет, а я здесь отсиживаюсь.
— Так ежели ты не хочешь участвовать в той бойне, что он учинил, это твое дело. Я тоже не одобряю его методы. Сдается мне, что безграничная власть его испортила, ведь раньше он таким не был. Ведь он в Монтерре сейчас самый главный. Почти вся Ангалония уже под ним, лишь Кастилла держится и еще пара крепостей.
Зигурд разлил по рюмкам остатки спиртного.
— Ну что ж, война есть война, — философски заметил он.
Бьярни залпом опрокинул стопку и бахнул ею по столу.
— Так она и по своим больно бьет, война-то! — с жаром произнес он. — Торстену плевать на потери. Он забрасывает ангов трупами наших людей и постоянно требует новых подкреплений! Из Рюккена уже почти всех мужиков на войну погнали! Весной пахать и сеять будет некому!
Зигурд задумчиво посмотрел в потолок.
— Наш первоначальный план был свергнуть князя и добиться независимости Хейдерона…
— Верно. А Торстен, похоже, хочет покорить весь континент. Говорят даже, что он собирается напасть на Мерганию и Алькантар.
— Он с ума сошел, идиот, — пробормотал Зигурд, ошалело уставившись на мерцающее пламя. — Они же раздавят нас, как тараканов!
— Вот именно! Торстена нужно остановить! Меня уже все об этом умоляют!
— Кто это «все»? — поднял бровь Зигурд.
— Ну… тут такое дело, — замялся Бьярни. — Многие недовольны действиями Торстена и собираются выступить против него. Хотят заставить его объявить независимость и прекратить наступление.
— Ну, а ты-то тут причем?
Бьярни почесал бороду.
— Они просят, чтобы я их возглавил. Дескать, у меня опыт. Ты же знаешь, что я по молодости много где воевал, и в Хейдероне каждую тропку своими ногами исходил… Но не могу же я выступить против родного сына!
— Понимаю.
— Вот, собираюсь поехать к Торстену и поговорить с ним!
— Поговорить?
— Да, — подтвердил Бьярни. — Быть может, он меня послушает и прекратит это безумие.
— А где он сейчас?
— Вроде как под Кастиллой, руководит там осадой.
Зигурд несколько секунд смотрел на Бьярни в упор, затем бахнул кулаком по столу.
— Вот что, отец, ты останешься здесь! Я сам с ним поговорю!
========== 44. Братья ==========
Зигурд скакал по красноватой дороге, изрытой копытами лошадей, истерзанной колесами пушек и обозов. В мутном воздухе смердело гарью и разложением. В канавах вдоль обочин валялись гниющие трупы, а в небе кружили зловещие стаи стервятников, радостно пируя над богатой добычей.
В Ангалонии не было снега, и насколько хватало взора, простиралась изуродованная выжженная земля, развороченная окопами и воронками от пушечных ядер. Орды Шульца прокатились по стране разрушительной волной, сметая все на своем пути. Лишь Кастилла и еще несколько городов стояли как скалы среди бушующих волн, но силы их были уже на исходе.
Зигурд миновал сожженную оливковую рощу. Над пепелищем сгоревшей усадьбы скорбно, как вдова на могиле, торчала одинокая печная труба. На горизонте в разрыве дымных туч показалась могучая крепость Кастиллы. Вокруг нее на расстоянии пушечного выстрела возвышались укрепления осадного лагеря. Зигурд слышал, что основные силы Шульца были оттянуты на восток, откуда участились нападения мерганцев, а здесь оставались войска достаточные лишь для того, чтобы удерживать город в осаде.
Зигурд подъехал к воротам, спешился и взял коня под уздцы.
— Стой! Кто идет! — окликнул его караульный.
— Мне нужно поговорить с генералом Шульцем.
— Кто его спрашивает?
— Мое имя — Зигурд Кернхард. Я его брат.
— Что? — вытаращился часовой.
— Что слышал! Доложи ему, живо!