Кабинет доктора Ленга
Денвер был именно таким, каким Колдмун его запомнил: пейзажи Запада, горы вдалеке и бодрящий воздух. Отделение располагалось в длинном невысоком здании с голубоватым стеклянным фасадом – необычно, но красиво, немного похоже на мозаику. Власть не спит никогда, и Колдмун рассчитывал, что даже в воскресенье кто-нибудь станет поджидать его, чтобы помочь преодолеть бюрократические проволочки, связанные с переводом. Но, к большому удивлению Колдмуна, его направили прямо в кабинет ответственного агента Рэндалла Дудека.
Когда Колдмун вошел в кабинет, Дудек говорил по телефону. Из окон открывался вид на серовато-бурый пригород, а не на центр города. Это была уменьшенная копия кабинета заместителя директора Уолтера Пикетта, вплоть до фотографий Капитолия, мемориала Линкольна и штаб-квартиры ФБР на Пенсильвания-авеню, а также обязательных портретов президента и вице-президента.
Дудек коротко кивнул Колдмуну и развернул кресло в сторону шкафа с наградами, располагавшегося у дальней стены. Колдмун остался стоять с багажом в руках, разглядывая широкие плечи и коротко стриженную голову Дудека. Телефонный разговор продолжался еще несколько минут. Наконец Дудек попрощался, обернулся к Колдмуну, положил телефонный аппарат на полированный стол и скрестил руки на груди.
– Садитесь, агент Колдмун, – сказал он.
Колдмун подошел, поставил багаж на пол и выбрал один из трех одинаковых стульев по другую сторону стола.
– Ну вот, это случилось, – продолжил Дудек. – Возвращение блудного сына.
– Блудного сына, сэр? – переспросил Колдмун.
– Вы пренебрегали изучением Библии?
Он рассмеялся, очевидно посчитав шутку удачной.
– Я не христианин, сэр.
– Ага, понятно.
Молчание так затянулось, что Колдмун забеспокоился: не провалил ли он какой-нибудь секретный тест?
– Так или иначе, добро пожаловать. Обычно я не имею привычки знакомиться с новыми агентами прямо в момент прибытия, особенно вечером в воскресенье, но мы назначили вас на новое, стремительно развивающееся дело. Специальный агент Полонья уже в стартовом створе, если можно так выразиться. Речь идет об убийстве, которое произошло на севере, в резервации Роузбад. С этим должно разбираться южнодакотское отделение, но начальство, вероятно, решило, что нужен агент, говорящий на языке лакота.
– Спасибо, сэр, – ответил Колдмун.
Дудек придвинул к себе папку, открыл ее и пролистал.
– Не спешите благодарить. Исполняющий обязанности директора буквально пел вам дифирамбы. Вы были напарником того самого агента Пендергаста, у которого все преступники, похоже, успевают умереть еще до начала суда. Об этом парне ходит много слухов.
Колдмун ничего не ответил. Он не любил поспешных выводов, но что-то в манерах Дудека напомнило ему инструктора по строевой подготовке из академии. Такой же нетерпеливый, нетерпимый, негибкий… и к тому же болтун.
Дудек все еще просматривал папку с делом Колдмуна.
– Я знал, – добавил он, – что агент Пендергаст задерживает вас, но не подозревал, что это будет тянуться так долго. Значит, вы работали вместе с ним над двумя делами от начала до конца?
– Фактически над тремя, сэр, – ответил Колдмун. – Два во Флориде и одно в Джорджии.
Дудек хлопнул по папке ладонью.
– Что ж, судя по тому, что я слышал об этом парне, вы удачно от него отделались. Так что, эти слухи правдивы?
– Слухи? – переспросил Колдмун. Он гадал, нужно ли каждый раз добавлять «сэр», и в конце концов решил, что не стоит.
– Ну, понимаете, все эти истории о том, что он разъезжает в «роллс-ройсе», живет в… Ладно, не важно. Главное, что вы теперь здесь и без ущерба для репутации. И не только без ущерба, но, похоже, с повышением.
Дудек покачал головой. Колдмун едва не сообщил новому начальнику, что улучшением своей профессиональной репутации он обязан именно Пендергасту.
Тот поднял глаза от стола и встретился взглядом с Колдмуном.
– Вы росли в резервации Пайн-Ридж, правильно?
– Да, сэр.
– До скольки лет?
– До семнадцати.
– Часто общались с приятелями из Роузбада?
Колдмун едва ли мог назвать жителей соседней резервации своими приятелями и не совсем понимал, почему Дудек решил, что это так.
– Нет.
– Хорошо. А та прошлогодняя операция с внедрением в Филадельфии… вы были аборигеном?
Поначалу Колдмун не понял, о чем речь.
– Я был внедрен как террорист.
Дудек выпустил воздух из-за щек, словно удивляясь непонятливости Колдмуна.
– Я хотел сказать, что вы изображали человека из своего племени.
– А-а, – протянул Колдмун, потом помолчал немного и ответил: – Нет, сэр.
Дудек подтолкнул папку ближе к нему. По этому жесту трудно было понять, отпускает начальник Колдмуна или нет.
– Будет ли инструктаж по делу, сэр?
– Инструктаж? Ваша задача – выяснить, почему известный художник из племени лакота совершил самоубийство. Проще простого. Полонья проинструктирует вас по дороге. – Он посмотрел на дверь кабинета, потом снова на Колдмуна. – Я решил переговорить с вами здесь, потому что хотел поглядеть на вас.
«Как на говяжий бок?» – сказал бы Колдмун Пендергасту в ответ на такое замечание. Но почему-то решил, что Дудек это не оценит. И раз уж пошла речь об оценке, он подавил приступ сомнений относительно Полоньи. Колдмун придерживался обычая индейцев лакота: не судить о человеке, пока не пообщался с ним.
В этот момент телефон Дудека снова зазвонил, и Колдмун, взяв багаж, отправился на поиски отдела по работе с персоналом.
12
1 декабря 1880 года, суббота
Хью Мозли ждал в темноте, на маленьком выступе напротив угольного пирса Мюррей-Хилл. Его карманные часы показывали уже четверть первого, и движение на Ист-Ривер почти прекратилось. Прошлой ночью Мозли договорился встретиться со странной новой знакомой и ирландцем, которого она называла Мёрфи, в этой части острова Блэквелла, которая находилась вдали от всех построек, за каштановой рощей. Однако они запаздывали, и Мозли волновался все сильнее. Он договорился о ночной смене; это было нетрудно, учитывая те утехи, что манили сотрудников заведения с того берега реки, – но до начала работы оставалось всего сорок пять минут. Рука машинально потянулась в карман жилета за флаконом лауданума, но его там не оказалось. Мозли не посмел нарушить обещание и отказался от настойки, во всяком случае на время.
Наверное, он уже в тысячный раз задавался вопросом: кто эта молодая женщина, с которой он встретился сначала в «Погребке», а затем у себя дома? И в первый, и во второй раз она надела мужской костюм, все же не скрывавший полностью ее красоту. Несмотря на юность и хрупкое сложение, она поражала, иначе не скажешь, хладнокровием и целеустремленностью. Ее глаза искрились острым умом и решимостью. Безусловно, она была чрезвычайно богата и тратила деньги почти с полным равнодушием. Он принял бы ее за героиню готического романа, аристократку или даже переодетую принцессу… если бы не оборванец, которого она так стремилась спасти.
Скрежет лодочного киля по береговой гальке прервал его размышления. Выше по реке виднелись смутные очертания гребной шлюпки и силуэты двух людей, высаживавшихся на берег. Луна была закрыта облаками, и лодка приблизилась к берегу незамеченной. Подойдя ближе, Мозли увидел, как могучий ирландец Мёрфи вытаскивает шлюпку на берег и убирает весла. Загадочная женщина преподнесла новый сюрприз. На этот раз она была в обтягивающем трико, больше подходящем акробату или воздушному гимнасту, и черной вязаной шапочке, надвинутой на лоб. С кожаного ремня, какие обычно носят солдаты, свисали многочисленные мешочки и старинный кинжал с золоченой рукояткой. Женщина достала его из-за пояса и быстро осмотрела, но Мозли успел заметить, что это стилет. Острое как бритва лезвие слабо сверкнуло в свете луны, показавшейся на мгновение.
Следом появился Мёрфи. Судя по всему, он тоже подготовился к кровопролитию. В одной руке ирландец держал полицейскую дубинку со свинцовыми шипами, в другой – потайной фонарь. За поясом у него торчал похожий на штык клинок длиной в целый фут, известный как «арканзасская зубочистка».