Гуль. Харизма +20. Том 1 (СИ)

Торговая аллея была оживлена и ярко горела; вдоль зданий стояли многочисленные киоски, пёстрая публика прогуливалась, покупая угощения и участвуя в массовых увеселениях. Вот, значит, как игроки отдыхали от настоящей жизни в этой виртуальной тюрьме? Хм.
«Длинная утка» шумела, изнутри пёр дух горячей кухни и множества посетителей. Я скользнул в переулок, прошёл к боковой двери и постучал. Кажется, меня не услышали за звоном посуды и ударами ножей по деревянным доскам. Пришлось постучать громче и тогда дверь распахнулась. В переулок хлынул свет, а мне в глаз уставилось дуло огнестрельного оружия. С другой стороны ружья находилась невысокая зеленокожая особа, платиновая блондинка с непропорционально крупной грудью и широкими бёдрами; она была одета в белое вечернее платье, широкое декольте с подвесками стискивало природные богатства, на шее сверкало колье, а в длинных острых ушах — бриллиантовые серьги. «Агнесс Нитт, стрелок (мушкетёр) 31 уровня, гоблин (Грезящая)».
— Понимания и процветания. Я к Мэдлин. Вижу, вы меня ждали.
При звуках моей речи коротышка вздрогнула и чуть подалась назад, но тут же вернула себе грозную уверенность. Её ярко раскрашенное лицо играло тысячами блёсток, ресницы походили на опахала, а на губах был толстый слой помады.
— Мы ждали гуля, а не альгуля, — заявила Агнесс Нитт.
— Как говорила моя первая любовь: «чем больше — тем лучше».
— Первая любовь гуля? И что с ней стало в итоге? Съел?
— «Ел» её каждую ночь, и расстались друзьями.
Я вытянул изо рта язык альгуля, свесившийся до середины груди. Агнесс Нитт вспыхнула сквозь макияж, отвела глаза. Ставка на абсурд сыграла.
— Доратея!
Женщина-гоблин убрала оружие, а рядом появилась полная противоположность Агнесс Нитт: человеческая девушка двух метров ростом, обладавшая сложением прирождённого бойца: мышечный рельеф проглядывался через блестящую от пота и покрытую шрамами кожу, светлые волосы свободно разливались по широким плечам, кукольное личико выражало озадаченность. Из одежды она носила лишь короткую юбку, едва прикрывавшую ягодицы, верх раздельного купальника «нитка-две заплатки», и сандалии на высоких шпильках. «Доратея, варвар (крушитель) 22 уровня, человек (Грезящая)».
— Госпожа Нитт?
— Принеси накидку и маску.
— Те, что вы велели приготовить?
— Нет, милая, другие.
Доратея поставила бровки домиком, огромные наивные глаза уставились в потолок, лоб через силу наморщился.
— Да те самые, Дора! Те самые! Других же нет! — закричала коротышка на громадину.
— Ой, простите, простите!
Девушка унеслась, грохоча шпильками по кафельному полу, и вернулась с длинной чёрной мантией и маской.
— Без этого через общий зал незамеченным не пройдёшь, надевай. Поднимешься на второй этаж, первая дверь слева.
— Спасибо за предупреждение. Примите в знак признательности. — Я вынул из сумки крупный синий камень и протянул коротышке. — Очень подходит к вашим глазам.
Она распахнула эти самые глаза, приоткрыла рот в искреннем удивлении, и молниеносно схватила драгоценность.
Войдя в кухню, я прошёл мимо горящих плит и поваров, трудившихся над ними. Среди прочих заметил кота, что гонял меня по городу с топором несколько дней назад. Было жарко, пахло вкусно, никто не обратил на меня внимания. Вышел в зал, где за столами расположилось, вероятно, не меньше сотни разнобезобразных личностей. Семьдесят процентов посетителей были игроками, остальные носили на плашках «НИП»; маленькие, нормальные, огромные, самых разных цветов, в самой разной одежде и броне. Вслед за мной кухню покинула Доратея, в одной руке она несла поднос с десятками тарелок, а в другой — поднос с десятками кружек, выстроенных пирамидой. Мышцы девушки бугрились, походка на каблуках была непринуждённой, солидная грудь покачивалась, а некоторые посетители азартно свистели и гикали.
Ступени скрипели под ногами, я поднялся на второй этаж и подошёл к первой двери слева. Постучал.
Мэдлин Пентеграм встречала меня в просторном чёрном свитере, который доходил ей до верха бёдер, и пушистых чёрных тапках. Стройные белые ножки ничто не скрывало.
 
— Чем могу помочь? — прозвучало без намёка на энтузиазм.
Я скинул капюшон, снял маску, улыбнулся, не показывая зубов. Её взгляд снизу-вверх был цепким, ведьма вгляделась, изучила плашку над моей головой, прикинула что-то, пожевала губами, но воздержалась от комментариев.
— Ну входи.
В комнате царил густой мрак. Прямо за дверью на полу лежал круглый чёрный ковёр с белой пятиконечной звездой, слева подпирал потолок платяной шкаф, рядом с ним висело на стене ростовое зеркало, а в углу стоял без видимой опоры посох-полумесяц, который я уже видел. На посохе висела шляпа Мэдлин и её плащ, а также на нём как на жёрдочке спал ворон. Напротив двери под приоткрытым окном находился письменный стол, заваленный книгами и свитками, в качестве пресс-папье служил череп неизвестного существа. Правее стола имелся большой книжный шкаф, а между ним и дальней стеной расположилась кровать с балдахином. У неё в изножье был комод, на котором, судя по всему, хозяйка устроила небольшой алтарь; правее комода, но левее входной двери, если повернуться к ней лицом, находилась софа, перед которой стоял низкий овальный столик. Каждый предмет мебели нёс отпечаток хозяйки, обладал неким «мрачным шармом»: резьба, узоры, тёмный или чёрный цвет, украшения в виде черепков, косточек и гробов — подвида саркофагов.
Всё это освещали только многочисленные свечи, расставленные везде: на столе, подоконнике, настенных полках и комоде. Оглядевшись, я заметил слева от двери прямо в стене прямоугольный выступ, коснулся его и комнату озарил яркий свет, — под потолком вспыхнули три кристалла. Как только глаза гуля оправились от удара, я обратился к хозяйке:
— А ты знала, что у тебя тут встроенное освещение есть? Невероятно, правда?
Мэдлин тяжело молчала, но я чувствовал свирепое холодное осуждение. Выключил свет.
— Прошу прощения. Можем приступить, если ты…
— Есть хочешь?
На овальном столике перед софой стояла посуда: тарелки, бокалы, миски, высокий штоф с чем-то красным.
— Я всегда хочу есть.
Глубокая тарелка с нарезанным кубиками мясом привлекла моё внимание. Поставил сумки на пол, плащ и маска отправились в платяной шкаф, и вместе мы уселись на софу. Столовые приборы плохо держались в пальцах альгуля, пачкать руки не хотелось, так что я хватал еду языком. Хозяйка молча следила, цедя напиток по капле, сама ничего не ела. Я тоже пригубил из фужера, но сразу же понял, что пить не стану, — красная жидкость оказалась ужасно кислой.
— Что это?
— Вино из Средеца, очень хорошее.
— М-м-м… в Средеце не слыхали о сахаре?
— Гули — строгие хищники, любая растительная пища для них неприемлема, напитки, вероятно, тоже. Может, воды?
— Благодарю, жажда меня совсем не мучает.
Я расправился с мясом и вылизал тарелку раньше, чем понял, как это выглядело со стороны. Впрочем, Мэдлин проявляла безупречную тактичность.
— Можем начинать, я кое-что подготовила для тебя, но сразу предупреждаю, чтобы многого не ждал.
— Обожаю холодный прагматизм.
— Я тоже, — ответила она серьёзно.
Мы перешли к письменному столу, Мэдлин опустилась на вращающийся стул, я украдкой закинул в пасть гусеницу мпоко и навис над бумагами. Ведьма надела очки-половинки.
— Ни единого лишнего слова, — предупредила она.
— Прости, не могу сдержаться: женщины, которым идут очки, всегда восхищали меня.
Она мимолётно скосила взгляд, но ничего не ответила, провела рукой над бумагами и воздух наполнили голографические окна с текстом, графиками, изображениями.
— Я долго сидела в Инкарнаме, общаясь с игроками, а также пролезла в закрытую секцию улимской библиотеки. Сам город ничего особенного из себя не представляет, но библиотека очень хорошая. Нигде ничего не известно о насильном погружении в «Новый Мир».
Разумеется, проект «Пенитенциарий» глубоко засекречен, если человечество узнает о том, что из его любимой игрушки можно сделать настоящую тюрьму для разума, то все эти самозабвенные игроки побегут прочь и никогда не вернутся.