Любовь и Хоккей (ЛП)

В те дни, когда ей не хочется просыпаться, я буду рядом, чтобы вытолкнуть ее из постели. В те дни, когда становится тяжело, и ей просто нужен перерыв? Я буду там с мороженым.
Я просто благодарна, что могу быть рядом с ней. Что я могу попытаться поддержать ее любым способом, в котором она нуждается.
Я слышу, как мой телефон жужжит на пассажирском сиденье, и я вздыхаю, может быть, если я отвечу Престону, он успокоится. Я знаю, что он делает это, потому что ему не все равно, но, Господи Иисусе, его телефон когда-нибудь умрет?
Когда экран обращен ко мне, меня встречает не имя Престона, а Бишопа. Вот так просто он превратился из непроблематичного человека в центр моей борьбы.
На моем экране появляется заголовок ESPN. Это название - то, чего я и не думала, что когда-нибудь прочитаю.
«Золотой мальчик «Чикагских Фурий» говорит об уходе и о том, чтобы стать свободным агентом».
Я знала, что Бишоп в этом году был свободным агентом, но никогда не думала, что он покинет "Фурий". Чикаго был его- домом. Это единственная команда, за которую он когда-либо играл. С чего бы ему хотеть уехать? Единственная мысль , которая пришла мне в голову , была…
Я.
Он уходил из-за меня. Мой первый год в Чикагской команде, и он был готов уйти.
Я смотрела интервью, слушая, как он обсуждает отъезд в Нью-Йорк или, может быть, в Калифорнию. Мой желудок ненавидел меня. Я просто продолжала наблюдать, как он отвечает на вопросы, которые ему задавали репортеры, но я не могла пройти мимо того, как легко он говорил о том, чтобы покинуть это место, покинуть свой дом.
Бросить меня.
Неужели он уходит, потому что не мог вынести разлуки со мной? Или он снова убегал от нас?
Это было похоже на еще один болезненный знак от Вселенной, говорящий, что нам не нужно быть вместе. Мы не должны были быть такими.
Я была морально не способна справиться с этим. Заботилась ли я о Бишопе? ДА. Но была ли я готова полностью отдать ему свое сердце? Пока нет.
И я не думаю, что дать ему маленькую частичку себя будет достаточно для Би. Я не могу дать ему то, чего он хочет прямо сейчас. Я не могу отдать ему всю себя, потому что я не готова. Я не готова снова ему доверять. Откуда мне знать, что на этот раз он готов? Действительно готов?
Если я полностью отдам себя Бишопу, а он снова сломает меня?
На этот раз я не смогу прийти в себя.
Я не готова никого любить прямо сейчас. Я не могу быть с Престоном, и я не могу быть с Бишопом. Я не могу быть ни с кем, потому что я чуть не потеряла одного из самых важных людей в моей жизни.
Сближение с кем-то только для того, чтобы его вырвали в мгновение ока, напугало меня до чертиков.
Я еще не готова.
Бишоп заслуживает того, кто готов. И это сейчас не я.
Я завожу машину и начинаю свой путь к квартире. Мягкие звуки музыки восьмидесятых уносят меня сквозь поток машин. Я просто чувствую оцепенение от всего этого. Я настолько морально истощена от всего, что даже почувствовать что-то такое простое, как грусть, невозможно.
Я слишком слаба, чтобы даже грустить. Мое тело болит, и мой разум делает то же самое. Мое бедное сердце получило столько ударов, что едва чувствует, как оно бьется.
Когда я въезжаю в свой жилой комплекс, у меня едва хватает сил выйти из машины и подняться по лестнице. Я просто хочу ненадолго отгородиться от мира.
Но мир еще не закончил по-королевски трахать меня. Вселенная была полна решимости облапошить меня. Мне хотелось поднять глаза к потолку и просто закричать: «ХОРОШО, Я ПОНЯЛА. ТЫ ПОБЕДИЛ, БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК».
Бишоп сидит за дверью моей квартиры. Его голова опущена, когда я подхожу к нему.
— Есть ли причина, по которой ты разбил лагерь за пределами моего дома? - Мой тон должен был быть легким, но он просто выходит ровным.
Он поднимает голову и быстро встает, проводя рукой по волосам. 
— Я ждал, когда ты приедешь сюда. Я хочу поговорить с тобой.
Я поднимаю бровь. 
— Так ты ждал снаружи, вместо того чтобы войти внутрь?
Открывается входная дверь, и на пороге стоит Риггс в своем любимом шелковом халате. Она опирается на дверной косяк, внимательно разглядывая Бишопа.
  
— Я бы не впустила его. Я собиралась предоставить тебе решать, звонить мне в полицию или нет.
Бишоп закатывает глаза, и я смеюсь. Единственное, что ее расстройство никогда не изменит, - это ее чувство юмора.
— Но я могу с ним справиться, спасибо.
Она кивает, встречаясь взглядом с Бишопом, прежде чем подойти к нему ближе. Она на целый фут ниже его, но ей насрать. Она похожа на чихуахуа, пытающую дать задний ход датскому догу.
— Не криви душой, я выпотрошу тебя, если ты причинишь ей боль. Мой отец - политик; я знаю, как скрыть гребаный скандал и труп.
Я хихикаю, прикрывая рот рукой. Бишоп поднимает руки в знак защиты. 
— Рад, что ты чувствуешь себя лучше, Риггс.
Она отшвыривает его и поворачивается, чтобы вернуться в квартиру. 
— Только потому, что мой терапевт говорит, что мне нужно работать над тем, чтобы быть более благодарной, спасибо тебе за подсолнухи, которые ты оставил в моей больничной палате, когда я проснулась.
Би смотрит на меня в замешательстве, затем снова на нее:
— Я не покупал тебе подсолнухи, я купил розы. У тебя есть тайный поклонник, Аурелия?
На две секунды это напоминает мне о том времени, когда мы все были моложе. Вечно подшучивает над ней. Не было ни одного скучного момента. Это возвращает меня к тем временам, когда все было просто. Когда жизнь не была такой грязной.
Риггс не утруждает себя ответом. Она просто захлопывает за собой дверь, оставляя нас с Бишопом перед дверью моей квартиры.
— Типичная Риггс, - бормочет он, и я киваю головой в знак согласия. Моя улыбка начинает исчезать, и между нами воцаряется тишина. Я ненавижу то, что мне кажется, будто я хожу по яичной скорлупе, когда дело доходит до разговора с ним. Раньше это было так просто, а теперь кажется невозможным.
Бишоп чешет затылок, делая глубокий вдох. 
— Итак, я знаю, что ты видела интервью. Весь Чикаго уже видел это. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я давал это интервью два месяца назад. Это было до несчастного случая с Риггс.
Я медленно киваю головой. 
— Так что же это значит? Ты остаешься или уходишь?
Би подходит ко мне ближе, и я делаю шаг назад. Это перетягивание каната между нами. За исключением того, что мы не даем. Мы просто берем до тех пор, пока от нас обоих ничего не останется.
Моя спина прижата к стене, а он прямо передо мной. Его дыхание овевает мое лицо, и я чувствую, как его пальцы сжимают один из моих локонов, слегка дергая его. Это наше приветствие, наше прощание, наше "Я люблю тебя". Так было всегда.
— Я не собираюсь снова облажаться. Я устал портить наши отношения. Я не уезжаю из Чикаго, потому что я жду. Я жду тебя. Всякий раз, когда я тебе понадоблюсь, я буду здесь.
В его глазах, в этих голубых глазах есть все, чего я когда-либо хотела в жизни. Все, кроме того, что мне нужно. То, что мне нужно прямо сейчас, - это не то, что Бишоп может мне дать.
Слезы щиплют мне глаза, и я даже не пытаюсь их скрыть. Я принимаю эту эмоцию, это чувство. Я поднимаю руку, убирая прядь волос с его глаза, пытаясь улыбнуться, но знаю, что это выглядит ужасно. Я качаю головой, закусывая губу.
— Я чувствую, что удерживаю тебя от возможности. Что, если Нью-Йорк лучше, чем здесь?
Его красивые голубые глаза темнеют, над ними нависают грозовые тучи. Он сглатывает, и я наблюдаю, как его кадык ходит вверх-вниз. Бишоп смотрит вниз, качая головой.
— Когда я давал это интервью, я был эгоистичным куском дерьма. Я не хотел бы быть рядом с тобой, если бы не мог заполучить тебя. Видеть тебя, быть рядом с тобой, не иметь возможности прикоснуться к тебе? Это убивает меня. Я хотел получить возможность сбежать от тебя, но я кое-что понял.
Мое сердце слышит надежду в его голосе, и, похоже, это было все, что было нужно. Его голос - это магия, которая рассеивается вместе с моим разбитым сердцем и заставляет цветы прорастать из трещин. Он единственный человек, которого я знаю, способный взять что-то сломанное и сделать это красивым.