Я + он (СИ)

— Отсосать что ли? Пф, и что? Знаешь сколько раз я делала это?
— Ты вообще нормальная? — Опять срываюсь на крик. — Подобное не для меня. Я….
— Это ты ненормальная. Я как лучше хотела…
— Пока Оля. — Жму отбой, и со всей силы бросаю телефон на кровать.
Ненавижу ее. Ненавижу Назара. Всех их….
Телефон снова пищит своей мелодией. На экране высвечивается имя Макса.
— Да. — Ровным тоном отвечаю. Я морально истощена после разговора с «подругой».
— Как ты?
— Не знаю. А ты?
— У меня хорошие новости! — Тон Макса действительно радостный. — Адвокат сказал, что меня можно оправдать и заплатить штраф в размере пяти налоговых минимумов. Мой поступок расценивается, как легкой тяжести, поэтому не волнуйся.
— Как мне не волноваться? Я даже не знаю, как расценивать телесные повреждения «легкая тяжесть». Что с тем Руденко?
— Ничего страшного. В больнице, но дней через пять — семь придет на учебу. Мой папа уже обо всем позаботился. А, кроме того, если мы с ним идем на примирение, то тоже…. Хотя знаешь, забудь! Я не буду идти с ним на примирение. Он заслуживает всего этого.
— Макс… Господи… Лучше иди…
— Нет. Мой папа поможет в содействии расследования преступления совершенного против тебя, Софи.
— А кто твой папа?
Слышу, даже по телефону, как на его губах начинает играть хитрая улыбка.
— Достаточно того, что он не последний человек в правительстве.
— Мне так жаль. Ты вляпался в это из — за меня. Нужно было не рассказывать тебе. Не звонить…
— Ты что?! Наоборот, все хорошо. Я рад, что ты позвонила. Это нас сблизило так, как я того хотел. Ты перестала избегать меня, моих взглядов. Софи, я знаю, что возможно ты подумаешь, что мелю глупости, но это время на яхте, нынешние события, все это влияет на меня и показывает, что с обществом нужно бороться, а не принимать его правила. Нужно показывать, что виновные будут наказаны, а невинные останутся таковыми.
— Даже не знаю. Ты же сам идешь путем лжи…
— Почему? Потому что есть статьи в Уголовном Кодексе, которые в данный момент на моей стороне? Или потому, что папа поможет наказать Руденко за твоё изнасилование?
— Не знаю… Да.
— Все обоснованно, София. Все на законном основании. И этот урод будет наказан основываясь Законодательством…
— Наверное ты прав. У меня почему-то совсем сил нет. Я говорила с Олей…
— И?
— И она знала, что так должно было быть. Более того, Назар уже давно заметил меня. По крайней мере она так сказала.
— В самом деле? — Тихий голос раздается пронзительно и печально. — Он заметил мою Софи?
— У меня этот разговор записан.
— Это хорошо. Хочешь я приду?
— Нет. Спи. Завтра на пары.
— Я хочу увидеть тебя.
— И я, но уже сил нет даже с кровати встать.
— Ладно, спокойной ночи моя Софи. Знай, я всегда защищу тебя.
— И тебе спокойной ночи, Макс.
Положив телефон под подушку забираюсь под одеяло и последнее, о чем думаю, перед тем, как заснуть: «Почему Макс так хочет защищать меня? Что он нашел во мне такого, чего не вижу я?».
Глава 19 
Через четыре дня Макс снова идет к следователю, только теперь уже в присутствии адвоката. Звонит мне из полиции успокаивая и объясняя, что у него все шансы выйти из этой ситуации сухим из воды, с минимальными потерями, ведь есть множество законных оснований, по которым можно оправдаться. А завтра в полицию иду я. Принесу нашу телефонный разговор с Олей. Мне хочется, чтобы Назар страдал, хочется испортить его жизнь, испортить каждую его минуту. Хочется мести за мои страдания, унижения. Я знаю, что Макс в какой-то степени уже отомстил, хотя я бы сказала, что это был выброс агрессии, пока я была в шоке. И теперь, почти через неделю после событий, хочу сделать так, чтобы Руденко никогда не отмылся, чтобы тонул в грязи, и чтобы даже папа не в силах был бы помочь!
После нового допроса Макс приезжает ко мне. Выхожу к его машине и сажусь в теплый салон. Погода за окном не радует: сильный ветер, который закручивает коричневые листья в мини вихре, серые облака, висящие так низко, будто должны упасть на землю и пролиться дождем с мокрым снегом.
 
— Привет. Хорошие новости, — говорит, поправляя капюшон куртки с мехом и весело смотрит на меня золотистым взглядом, — как и говорил по ст. 4 УК я подпадаю под категорию людей, что нанесли телесные повреждения легкой тяжести под влиянием эмоций, не понимая своих действий. Скоро суд, но мой папа сказал, что он будет закрыт и Руденко уже согласился на выплату морального вреда в размере — а больше не дал требовать адвокат, учитывая твоё заявление, — пятнадцати тысяч. Ты, кстати, писала, что хочешь моральной компенсации?
— Я хочу чтобы его наказали. Мне его моральной компенсации не нужно. — Бурчу. Макс прижимает меня к себе и сразу становится так тепло, уютно, словно оказываюсь в домике, стены которого защитят от любых невзгод.
— Еще, кстати, мой адвокат будет работать с тобой. А, и папа хочет познакомиться с девушкой ради которой ее сын ожил.
— В самом деле? Но для чего? Я приношу одни проблемы…
— Софи, это не так. Ну какие проблемы? Ты дала мне хорошего пинка под зад своими красными прядями, заставила приехать и поступить в ВУЗ. А это для меня неприятности, да, но я не жалею о них. Я могу еще тысячу раз защитить тебя, Софи…и хочу.
— Скажи мне, Макс, что ты во мне нашел? — Сканирую выражение его лица. — То есть я понимаю, почему ты поехал к Руденко, но не понимаю, почему вообще увидев меня начал ухаживать, несмотря на то, что я на яхте тебя доставала?
— Хочешь услышать правду? — Мыло улыбается. — Слушай. — Я слушаю. За окном воет ветер хуже стаи волков. Ночные фонари дают слишком мало света, а в руках держу термос с горячим чаем, который заботливо дал Макс. — Еще тогда, на яхте, когда я впервые тебя увидел, то как будто… ударило под дых. Я немного был ошарашен твоим упорством добраться до берега, но уже в ту секунду понял, что с тобой не смогу сделать того, что задумал…
— Убить себя? — шепчу. — Ты надеялся попасть в шторм и, что море заберет если не боль, то тебя самого?
— Да. Потеря невесты… больно ударила по мне. Я потерялся, не знал, как жить дальше. Ничего не знал. Все потеряло смысл. Люди, они словно сочувствовали мне, на самом же деле не жалели меня, не страдали каждый день от ее отсутствия. Только будущие тесть и теща понимали меня, но у них была еще дочь, а я остался один. Поэтому решил пойти в море на яхте….
— А здесь я… — Горько улыбаюсь.
— А здесь ты. Вся такая живая, полная энергии, планов, надежд на будущее. Я не мог тебя отпустить. Не мог. — Запускает руку в волосы, растрепывая светлые пряди. — Мне казалось, что если поверну яхту к берегу, то потеряю то, что еще даже не успел найти. Я пытался ненавидеть тебя. Пугал. Хотел… чтобы мы не могли сблизиться, но одновременно сам тянулся в твою сторону. Мне нравилось, как солнечные лучи выигрывали на твоих волосках. Нравилось, как улыбаешься. Ты сильная. Ты оказалась сама посреди шторма и хотя не смогла его одолеть, но ты смогла заставить меня заботиться о себе. Я, честно говоря, плакал над тобой, когда ты горела. Температура под сорок. Я убивал тебя и все равно не мог повернуть назад. Мне казалось, что береговая линия проклята, и как только окажусь на суше, вновь сломаюсь. И это почти произошло. Но ты… Я хотел, чтобы вернулась домой. Хотел, чтобы увидела родителей которые, уверен, волосы вырвали на голове от нервов и переживаний. Хотел увидеть, как ты живешь, потому и приехал, поступил в надежде, что когда-то судьба опять нас сведет.
— И она свела…
— Да. Итак, ты — моя. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу видеть твою улыбку, чувствовать твой аромат. Софи, я не знаю, как это объяснить, но рядом с тобой хочется жить….
 
— Ты мне тоже нравишься. Сильно.
— Ха-ха. — смеется. — Я рад, что ты смогла из себя это. И я знаю. — шепчет, касается кончика носа пальцем, а затем легко целует в губы забирая из рук термос.