Беременна от мажора (СИ)

Ему приходится сделать резкий маневр и, продолжая материться, он наконец-то встраивается в нужный нам ряд. Игорек расстроен, настроение у него явно испорчено.
Кислотно-желтый спорткар вылетает на дорогу вслед за нами. Резко нажав на гудок, Красинский подрезает нас, обгоняя старенькую «ладу» со стороны моей двери. И когда наши машины равняются, я вижу, как Дима с легкостью управляет автомобилем одной рукой, при этом поворачивается ко мне, расплываясь в циничной улыбке.
Я резко отворачиваюсь, чтобы больше не сталкиваться с ним взглядами, чтобы больше не видеть его. А желтый спорткар со свистом проносится мимо.
Закрыв глаза, успокаиваюсь, понимая, что все закончилось. Он уехал. Нет его больше. Можно выдохнуть.
Вот только, уставившись в лобовое стекло, я все еще вижу его улыбку и чувствую ползущие по спине мурашки.
  
Глава 11
 
После столкновения на дороге я не могу успокоиться и прийти в себя. Внутри будто буря поднялась. Мы уже дома, Машка сбежала на общаговскую вечеринку, а я и Игорь пытаемся уложить Ваську, но со мной что-то не так.
Доктор принес сыну машинку, и задача усложнилась: засыпать ребенок категорически отказывается.
— По-моему, ему нравится, — улыбается Игорь, тихонько закрывая дверь в комнату, где играет Васька. — Кофе сделаешь?
— Ему спать пора. Нарушим режим, Машка меня потом прибьет.
— Няня Маша и ее строгие правила.
— Точно.
Игорь улыбается и тянется к моим губам. Я отвечаю, но не так активно, как обычно. Будто сама не своя. А он нежен. У Игоря есть очень хорошее качество — он невероятно отходчивый человек. Вот я могу с продавщицей в магазине повздорить и еще полдня переживать, не в силах отпустить произошедшее. А мой доктор уже и не помнит, как унизительно мажор гонял задом по улице его старенькую «ладу». Наверное, поэтому ему пророчат великолепную карьеру: все-таки доктор должен относиться ко всему проще и не переживать по пустякам.
Отвернувшись к плите, я достаю турку и пачку кофе.
— Не слишком ли поздно для подобных напитков? Может, чаю или компот? Сварила Василию с черной смородиной и яблоками.
— Ну уж нет. Я буду кофе. Мне еще полночи про глазное дно читать. Босс дал задание изучить кое-какую тему, тогда, возможно, допустит к одной очень интересной плановой операции завтра утром, — подмигивает мне.
Затем встает со стула, поворачивает меня к себе и, пока на плите закипает пузырящийся коричневый напиток, снова пытается поцеловать. Обычно я реагирую, но сейчас из тела все никак не уходит трясучка. Как будто нет желания и настроения. Какая-то злость необъяснимая клокочет внутри, затмевая разум.
— Устала? — улыбается Игорь, отпуская мои губы и очерчивая ладонью контур лица. — Напереводила столько, что даже у меня мозги в кучку.
Кивнув, улыбаюсь. Врать нехорошо, но я не хочу говорить, что меня вывела из себя встреча с богатым бараном на желтой машине, как и не хочу объяснять, что он отец моего сына. Ни к чему это Игорю.
Авраменко садится на место и послушно ждет свою чашку. Я изо всех сил стараюсь вести себя нормально, то есть как обычно. Из кожи вон лезу, чтобы все было как всегда. Наверное, даже чересчур активно шучу и смеюсь.
И, провожая Игоря, льну к нему всем телом, запуская руки в волосы. Но все равно внутри пульсирует непонятная вибрация. Меня будто к току подключили, и я дергаюсь, не в силах остановиться. Вот нет покоя, и все. Хоть кол на голове теши.
Васька засыпает на ковре, в обнимку со своей новой машиной, я аккуратно беру его на руки и отношу в кроватку.
Принимаю душ, залезаю под одеяло. Долго кручусь и не могу заснуть. Пихаю подушку то под правый бок, то под левый. Этот стресс не отпускает. Зачем я его встретила? Какого черта он пришел на выставку Каругова? Случайно или специально? И что за чушь он кричал Игорю?
И когда я наконец засыпаю, мне снится сон. Очень яркий, реалистичный и красочный.
Будто бы я слышу рев мотора, вижу взлетающую комьями из-под колес землю. Гонка набирает обороты. Машины несутся с сумасшедшей скоростью. Та, что идет первой, — желтая, яркая, с цифрой семь на боку, заляпанная грязью — взлетает на гору и с шумом срывается вниз, погружаясь в жижу размякшей проселочной дороги. На повороте ее заносит, но она снова подпрыгивает, ловко выруливая из трясины внедорожья. Это так необычно, так ярко, так далеко от общепринятой суетливой жизни, где простые люди спешат на работу. Адреналин, кровь кипит. Я непроизвольно болею за желтый спорткар, не хочу, но барабанная дробь в сердце не оставляет мне выбора.
 
Лидирующая тачка прибавляет газу, едва избегая столкновения с деревом, и, сдирая красную ленту победителя, пересекает черту финиша. В конце ее заносит, она крутится, устраивая грязевой фейерверк. Мотор глохнет и к машине бегут девочки в розовых и салатовых купальниках.
А я смотрю на это как завороженная, стою чуть вдалеке от ликующей толпы. Я понимаю, что сплю. И хочу проснуться, потому что мне не нужен этот сон. И тот, кто нагло выходит из машины, тоже давно не нужен. Я пережила это. Но все равно стою, словно вкопанная.
Красинского-младшего обливают пузырящимся напитком, и он с довольной физиономией позволяет длинноногим красоткам вешаться на него. Но при этом он надменно осматривает толпу, безошибочно выискивая меня.
Нет! Ни за что! Мне нужно бежать, но я не могу, ноги будто приклеены. Кидаться в тот же колодец, когда только-только выкарабкалась из него? Увольте.
Три брюнетки приклеиваются к нему, будто рыбы-липучки, он снимает их руки со своей шеи и продолжает смотреть на меня. Чертовы мурашки. Я хочу отвернуться, но тело во сне по-прежнему меня не слушается, даже голова не своя — чужая. Я будто вижу все со стороны.
Он прорывается сквозь толпу и подходит ко мне, сразу же целует, дерзко засасывая нижнюю губу. Теплая рука по-хозяйски ложится на талию. Я ненавижу его, но мне так приятно. Так хорошо.
— Прости меня, я должен был поверить, что это мой ребенок, — шепчет Дима во сне, вымаливая прощение и одновременно соблазняя. — Обязан был хотя бы попытаться.
Жадно кусает мой рот, издеваясь над губами.
Не хочу, но балдею от его развязного поцелуя. Люди смотрят на победителя, а Красинский ласкает меня на глазах у всех.
— Когда я вижу тебя, во мне что-то ломается. Ты не такая, как все. Это удивительно.
Не верю ни единому слову, пытаюсь оттолкнуть, но он срывает все мои внутренние оковы. Я будто растворяюсь в нем. Он так пагубно действует на меня. Толпа ревет, а я беспомощно плавлюсь в его объятиях. Чувствую себя желанной. Оторвавшись от моих губ, он улыбается мне и, подхватив на руки, несет в сторону небольшой деревянной хижины.
Ну почему я не могу ему сопротивляться? Я пытаюсь сказать, чтобы он поставил меня на место, но губы будто слиплись, а по венам течет страсть, а не кровь.
Дима нагло стягивает с себя кожаную куртку и белую майку, ослепляя своим идеальным торсом. Совсем не желаю, но не могу перестать пялиться на рельефную спортивную фигуру и неповторимый цвет кожи. Не хочу, но, когда он подходит ближе, непроизвольно кладу руку на его твердый упругий живот. Вижу литые мышцы и блестящее от загара тело. Дима принадлежит сейчас только мне и, осознавая это, я вздрагиваю от вожделения.
Ненавижу его, никогда не прощу, он предатель. Я понимаю это даже во сне.
Ничего личного. Просто красивое мужское тело. Так ведь бывает? Этот сон надо прекратить, скорее проснуться, но мне так нравится ощущение бархата под пальцами рук.
— Иванка, ты такая сладкая. Ты ведь простишь меня?
Домик, пропахший натуральной древесиной, такой уютный и романтичный.
— Твой доктор — торопыжка в постели, не так ли, Иванка? Скажи, что тебе с ним не нравится? Он ведь не смог сделать так хорошо, как я сумел всего за один раз, так ведь? Лапочка, все просто: ты видишь этот сон, потому что хочешь этого в жизни и не можешь ничего поделать.
Я отчаянно мотаю головой, но он снова находит мои губы.