Когда ты перестанешь ждать (СИ)
Мы смотрели, как он делает один неуверенный шаг за другим вдоль оврага. Вытянув короткие ручки, растопырив пальцы, ищет, за что бы уцепиться.
- Про это писал стихи один мой друг, Томас, - сказал я. - Ты знаешь Томаса?
- Нет, - отрезала она. - Никого из твоих друзей я не знаю. Может быть, знала раньше... но не сейчас.
- Он не выглядит опасным, - я провожал глазами удаляющуюся от нас фигуру. Вздрогнув, заставил себя признаться: - Но выглядит очень жутким. Не думаю, что когда-нибудь в своей жизни увижу что-то более жуткое.
- Далеко не всё, что способно отправить тебя на тот свет одним касанием, выглядит опасным, - девушка не смотрела на Юю. Она провожала глазами сыплющиеся сквозь мои пальцы семечки.
- Он не может перебраться через овраг?
- Нет, просто мы с тобой не представляем для него интереса. Он охотится только за смертельно больными. Стоит им забраться поглубже в лес, как назад уже не вернутся. Здесь для него богатая пища. Ты спрашивал у этой старухи, Анны, сколько людей умерли в санатории за время его существования?
- Нет...
Девушка достала сигарету и принялась ею играться, вращая между пальцев.
- Не скажу, что она плохая. Она хорошо делает своё дело и любит своих клиентов всем сердцем. Но такое количество больных людей так далеко от цивилизации, людей, которые должны уже быть мертвы - не приведёт ни к чему хорошему. Тех, у кого нет сил и желания цепляться за жизнь рано или поздно найдёт Юю. Пойдём отсюда, - она поднялась на ноги, бросила последний взгляд вдоль оврага, где фигурка ребёнка медленно превращалась в клочок тумана. - Свою сказку ты уже получил. Делай с ней теперь что хочешь.
- Постой! Этот... это существо... Я видел его однажды во сне. Вернее, слышал о нём во сне.
- Как видишь, Юю существует. Но я замолкаю. Не скажу больше ни слова.
Она показала язык; это выглядело вовсе не заигрыванием - пошлым и полным отвращения жестом, а после сделала характерное движение, будто застегнув рот на молнию. Приступ паники, сдавивший мне виски, начал проходить. Эта девушка сумела оживить существо из сна... но с учётом того, что персонажи моего сна оживают направо и налево, это уже не столь удивительно. И я не удивлялся. Я плёлся позади незнакомки, решительным шагом направляющейся к санаторию, поминутно поправлял выпадающий из-под мышки чехол с ноутбуком, и размышлял.
Я помнил Томаса настоящим, живым человеком. Помню, как мы мечтали, что когда-нибудь ("Когда ты сломаешь на этом своём скейте позвоночник", - неизменно говорил друг) станем писателями-соавторами: я буду писать рассказы про жителей нашего маленького городка, он будет писать про них стихи. Как ругались, вдрызг, до слюней и соплей, когда он внезапно снимал свою дружелюбную маску и разворачивал стяги героического похода на всё и вся. Моё воображение просто не могло сочинить такого настоящего человека. Оно, может, способно было бы выдать таких существ как медведь с ошибкой в генетическом коде, могло родить маленького, сморщенного Юю, как будто бы пришедшего из одного из фильмов Гильермо Дель Торо. Но и они оба оказались самыми что ни на есть настоящими.
Смерть Томаса тоже была до ужаса настоящей.
У меня разболелась голова. Когда за спиной хлопнула дверь холла, от рыжей сказочницы остался только затихающий на лестнице топот. На дне пластикового стаканчика, стоящего на столе возле входа, плавала коричневая кофейная муть, и я сцедил её себе в рот.
- Ну, как поживает ваша заметка? - спросила Мари, оторвавшись от заполнения лежащих перед ней бумаг. Она как будто чуть-чуть оттаяла, сохраняя баланс между благожелательностью и своим высокомерным шармом.
- Никак не влезает в необходимые рамки, - хмуро сказал я. - Пожалуй, всё-таки придётся написать о вас книгу.
- Вы когда-нибудь писали книги? - в голосе прорезалось неподдельное беспокойство. Анна Николаевна подобрала себе отличного заместителя: эта девушка с ранних лет привыкла держать себя в тесной рубахе, не позволяя лицевым мышцам расслабиться и превратить и без того не очень красивое лицо в откровенно некрасивое, а мыслям - вольготно гулять на свободе. И, как следствие, всё, что так или иначе могло касаться этих изящных, но крепких плеч, заслуживало её пристального внимания.
Я, должно быть, в этих глазах был примером расхлябанности.
- Мечтал в детстве.
- Тогда, может, лучше потренироваться на чём-нибудь другом? - спросила Мари. - Слышала, многие пишут детективы...
Я нашёл в себе силы улыбнуться.
- Не волнуйтесь, я пришлю её вам на вычитку. Распечатаю по копии на каждого сотрудника и пациента, и если что-то будет не так, мы с вами вместе сожжём её в камине. По моим часам скоро время обеда. Как думаете, успею я найти Филиппа и чуть-чуть поездить верхом?
В следующий раз мне удалось увидеться с Сашкой только неделю спустя. Я благополучно вернулся с северов, раздавил с Фёдей бутылочку "за приезд" и зашёл поблагодарить Севу за всю ту странную хрень, что вокруг меня творится. Он одарил меня своей обычной буддистской улыбкой, чуть более просветлённой, чем в прошлый раз. Мессир благополучно получил статью, хотя и справедливо заметил, что в ней, в отличие от предыдущих моих творений, жемчужин краткости и квинтэссенций ненависти к той сладострастной пудре для мозгов, которую я произвожу, слишком много воды.
Я не сказал ему, что она является выдержкой из начатого мной текста - уже сейчас самого большого из всех, что когда-либо писались на этом лэптопе.
На этот раз мы встретились с Сашей под нашим единственным на весь городок мостом.
Был ранний вечер. Лето. Старые мальчишеские велосипеды кряхтели, карабкаясь по идущей вверх дороге, и на мосту скрип достигал апогея, срываясь чуть ли не на натужный визг. Мы сидели под полутора метрами каменной кладки, там, куда коты, собаки, всякие зверушки прячутся в жаркий день. Ровно на тех же местах, что и в прошлый раз, когда Сашка рассказывала о гибели Томаса. Я не специально так придумал - так получилось.