Когда ты перестанешь ждать (СИ)
Вёдра мы оставили в просторной тёмной кладовой, куда был вход как с улицы, так и из холла на первом этаже санатория. Мою сумку доверили администратору, хрупкой девушке по имени Мария.
Отряхнув руки, Анна Николаевна повернулась ко мне:
- А теперь, чтобы не терять вашего драгоценного времени, позвольте провести вас по нескольким палатам. Кажется, один из наших пациентов на втором этаже как раз сейчас собирается на сеанс терапии. Не так ли, Мари?..
Женщина прошила коридор своим целеустремлённым шагом. Я подумал, что пухлые ковровые дорожки нужны здесь только для того, чтобы скрадывать шаги и погружать дом в ту особенную тишину, когда кажется, будто люди, заботясь о душевном спокойствии друг друга, специально проходят мимо твоей двери на цыпочках. Она остановилась возле одной из дверей, и я, зазевавшись, едва не сбил её с ног.
В номере было трое людей. Один без движения лежал на кровати - это грузный мужчина, чем-то напоминающий Дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо. Вокруг, облачая мужчину в костюм для выхода "в свет", суетились две крепких женщины.
- Это Вячеслав Валерьевич, - понизив голос, сказала Анна Николаевна. - Он отправляется на конную прогулку. Его сегодня посадят на Ровного. Это наш лучший жеребец, всецело соответствует кличке.
Я разглядывал женщин, которые, очевидно, и являлись санитарками-сиделками. На санитарок они походили меньше всего. Никаких белых халатов и точных, профессиональных движений. Брюки и комбинезоны, на ногах - лёгкая прочная обувь, волосы забраны в хвосты. Даже сквозь рукава видно, какие крепкие у них руки. Я удержался от желания сравнить их собственными.
- Он тяжело болен?
Анна Николаевна ответила; название болезни звучало для меня как абракадабра, но звучало страшно - с этим не поспоришь.
- Мы проветриваем помещение, чтобы вывести отсюда дух болезни, - шёпотом продолжала хозяйка. - Там, под потолком, висят пахучие травы. Чабрец, мята, смородина и шалфей.
Номер на одного человека, но сравнив его со своей городской квартирой, я понял, что ячейка бетонных сот безнадёжно проигрывает спичечному коробку. У меня есть ещё кухня, но это слабое утешение. Шарм обстановке придавала деревянная мебель под старину, душистого медового цвета: бюро на кривых ножках, несколько стульев и кресло-качалка. Кровать с круглыми шашечками, тоже из дерева. Шкаф, украшенный растительным орнаментом, на столе фрукты в вазе. Дверь на балкон распахнута, по комнате кружит пчела, должно быть, привлечённая ароматом тёплого дерева. Ни следа телевизора или любой другой техники (кажется, здесь не было даже розетки). Не было и медицинского оборудования, разве что из-под кровати выглядывала ручка судна. Ещё одна дверь, должно быть, вела в уборную, левая стена украшена изображением камина с горящими углями. Словно в укор всем на свете гостиничным номерам, комната не казалась обезличенной. На полках книги, подобранные сообразно вкусам владельца. Через открытую дверцу шкафа я разглядел одежду - был там даже пиджак, явно имеющий мало общего с гумусотерапией. Под потолком развешаны набитые какими-то травками сетчатые мешочки и украшения из перьев, делающие комнату похожей на затерянную в норвежских лесах хижину доброй ворожеи. Женщины и мужчина выглядели здесь как вклейки из совсем другого кинофильма.
- Кажется, здесь нужны не открытые форточки, а специализированное медицинское оборудование и процедуры, - я понял, что не стоило начинать умничать через мгновение после того, как первое слово сорвалось с языка. - Я не врач, но...
- Я тоже, - сказана Анна Николаевна. Она закрыла передо мной дверь, лишив возможности лицезреть мужчину на кровати.
- То есть?
- Если у человека мало шансов выкарабкаться и побороть болезнь, он подписывает бумаги о том, что его выздоровление - всецело на его плечах. Мы не врачи и это здание - не медучреждение. Мы что-то вроде витаминов, биодобавок, не столько для тела, сколько для души. Меняем взгляд пациента на жизнь и смерть. Если в нём ещё остались внутренние резервы и мотивация достаточно сильна, он побеждает болезнь без постороннего вмешательства. Если пациент не может дышать сам, он умирает, и мы отправляем его тело родственникам.
- Что об этом думает ваш врач?
- Вы можете поговорить с ним сами. Он много чего хорошего расскажет про современную медицину. "Хорошего", естественно, в кавычках. А сейчас прошу у вас прощения, - церемонно сказала мне хозяйка. - Можете продолжить осмотр самостоятельно. Я распоряжусь, чтобы вас принимали с открытым сердцем.
- Разве такое можно приказать? - сказал я с улыбкой. - Я ведь могу кому-то не понравиться.
Анна Николаевна улыбнулась в ответ - вот уж чего я не ожидал, так это ответной улыбки, в которой не было ни грамма официальности.
- У всех, кто некоторое время прожил и проработал здесь, сердце раскрывается. Как цветок, понимаете? Мои девочки и мальчики с некоторым недоверием относятся к чужакам, но я скажу им, что вам можно полностью доверять. И да, обязательно поговорите с пациентами. Всё-таки всё, что мы делаем - для них. Когда захочется перекусить или захотите передохнуть - обратитесь к Мари. Она выдаст ключи от вашего номера.
Глава 6. Здесь Бродят Тени Прошлого
Конюшня оказалась длинным просторным помещением с густым запахом сена. Во мне всколыхнулись детские воспоминания. После того как я окончательно и бесповоротно увлёкся скейтбордингом, лошади начали покидать мою жизнь. По возвращении из Финляндии я ездил верхом всего два или три раза. Что самое обидное, и скейтборд я со временем забросил, выбираясь в парк покатать только в особенно душевные деньки, на сто процентов соответствующие моему понятию о прекрасной погоде. Вот так и умирают наши мечты. Замещаются бытом, а над мечтами и чаяниями вершат самосуд мысли о больших деньгах. Случилось это лет, наверное, в двадцать, и по этому поводу я мог разве что разводить руками: вот такой вот я безыдейный.
Лошади с любопытством тянулись носами, отыскивая недостатки и слабости, которые я пришёл с помощью них лечить.
Здесь было четырнадцать голов. Стойла чистые и со свежей подстилкой - хотя за уход за лошадьми, при таком отношении к людям, я не волновался. На каждом стойле таблички, описывающие его содержимое: сколько лет запертому там ветру, какой он масти, любит ли сено, или больше свежую траву и листья ежевики. Какое горное ущелье его породило. Когда-то я очень любил читать такие надписи: так же интересно, как изучать чужой паспорт.