Я твоя (не) желанная истинная, дракон! (СИ)

— Зачем? Я не хочу вашей смерти! — я смотрю на него, чувствуя раздражение, досаду и страх. Ведь я ждала обещания, а не требовала такой клятвы!
— А я и не планирую умирать, — тонко улыбается Вереск, и я резко вздыхаю, понимая, что ничего не поделать. Если он хочет так доказать свою честность, это его право и его проблемы. — Даёшь ли ты согласие на то, чтобы я мог присылать тебе мысленные послания?
— Да. Даёте ли вы согласие на… то, чтобы я тоже посылала вам мысленные послания? — повторяю я за ним, и он отвечает:
— Даю. А теперь, дорогая Эмилия, мне придётся уйти. Слишком много сил тратится на то, чтобы поддерживать контакт через сновидение.
Он делает шаг назад. Отходит от меня, от фонтана, и с каждым шагом рассыпается в песок, исчезая в пространстве.
— Но как вы сюда попали? — восклицаю я вдогонку.
— Спросишь по мысленной связи, — доносится до меня призрачное, и последние щепотки песка рассеиваются в воздухе, оставляя меня в одиночестве.
— Но я не умею! — пытаюсь я донести, но не получаю ответа и проваливаюсь в чернильную тьму, усеянную образами, обрывками мыслей и воем ветра.
Открыла глаза и поняла, что звук мне не приснился. Ветер огибал вдруг выросшие из ниоткуда каменные скалы и деревья и выл, как зверь, холодя моё сердце. Обоз стоял на месте. Вокруг сновали люди, обеспокоенно выкрикивая друг другу непонятные фразы, а я спросонья не понимала, что происходит.
— Оллин? — окликнула я его, когда он пробежал мимо. Он затормозил возле моей телеги, подошёл и сразу протараторил, не дожидаясь вопросов:
— Это проверка, сейчас таможня будет шерстить все телеги. Если можешь, освободи нашу, пожалуйста. Сегодня они свирепее, чем обычно.
— Кто?
— Проверяющие, — и он скрылся из виду, прытко убежав куда-то вперёд.
Я вылезла из повозки и поправила платок, делая капюшон поглубже. Цепочка телег тянулась вперёд, останавливаясь у каменной стены, растущей прямо из скал слева и справа. По центру высились огромные запертые ворота, зловеще темнея большим чёрным пятном в этой тревожной ветреной ночи.
Не зная, что делать, я побрела вперёд, стараясь не натыкаться на людей. Они вытаскивали из телег мешки, что-то пересчитывали, проверяли, то и дело передавали друг другу бумаги, спорили, ругались. Судя по всему, они не ждали строгой проверки и не были к ней готовы.
— Со всех деньги собирай, — громогласно пробасил один из торговцев. — Этим кровохотам нужны деньги, причём большие, ясно как день, тьфу им под ноги! Будь они шесть раз прокляты…
Атмосфера царила нервная, почти паническая. Вероятно, был риск отправиться обратно ни с чем.
— А чего они озверели? — спросил один паренёк в драной рубахе, вторя моим мыслям. Его старший товарищ передал ему коробку и сразу взял следующую, отвечая:
— Мужики говорят, что в деревне около Озерка пропали академщики. То ли трое, то ли пятеро… а ты сам понимаешь, они там все толстосумы! Вот законники и выслуживаются, наводят суету.
— А мы-то тут при чём!.. — пропыхтел паренёк, таская коробку, а я пошла дальше вылавливать информацию.
Значит, ученики Академии пропали в той самой деревне, которая должна была стать моим перевалочным пунктом. Это явно уже не списать на песчаные ветра, ведь тут их просто не водится.
Значит, это преступление. Но судя по тому, как люди в этом мире выслуживаются перед теми, кто богаче и влиятельнее их, похищение или убийство целой группы таких личностей — это буквально приговор самому себе. Я почти уверена, что это беспрецедентный случай.
Либо преступник очень бесстрашен и безрассуден, и его скоро найдут, либо… на этих хищников нашёлся хищник покрупнее.
И второй вариант очень, очень страшный.
Вдруг я вспомнила тех людей из сна, который показала мне мама Эмилии. Двоих драконов, буднично обсуждающих убийство людей. Почему… почему я не подумала о них сразу, когда на меня напали?
Почему я моментально вспомнила их, когда пропали эти богатые ученики Академии?
Голова пошла кругом, и я остановилась, чтобы вдохнуть ледяной ветер. Полы моего платья отчаянно трепетали, платок едва не срывался с волос. Я не знаю, что думать. Я не знаю, что делать. Я…
 
Должна спросить у того, кто может знать.
Отойдя подальше от обоза, я отвернулась к скалам, растущим из-под земли, будто гиганские клыки погружённого в почву зверя. В просвете между ними было видно редкие деревья и степной пейзаж, освещённый ярким серебряным светом луны. Я закрыла глаза, мысленно касаясь второго потока магии, проходящего где-то между диафрагмой, лёгкими и сердцем. Перед мысленным взором раскрылся синий огонь, поток голубоватых рун, неизвестных мне слов, написанных живой, горячей магией, и я произнесла, не раскрывая рта, не шевеля губами и не двигая языком:
«Вереск. Господин Вереск. Вы меня слышите?»
Пламя, невидимое глазу, курсировало в духовных сосудах вдоль живота, вверх к сердцу и обратно, грея каждую клетку тела в эту пронзительно холодную ночь. Спустя минуты, показавшиеся вечностью, мне ответил бесплотный голос, отдаваясь эхом в ушах:
«Да, я здесь. Что случилось, Эмилия?»
Я облегчённо выдохнула. Получилось. Значит, «зажечь руны» можно, если просто выпустить поток магии. Интересно, как магия сознания поняла, кому отправлять сообщение?
Составила ещё одно послание:
«Я еду в Академию. Вы знаете про неё? Господин Энклс вам уже рассказал?»
«Да, — пришёл незамедлительный ответ, — у тебя возникли трудности?»
«Мы дошли до таможни. Торговцы говорят, что в близлежащей деревне пропали ученики Академии, поэтому стражи закона стоят на ушах. Вы что-нибудь слышали об этом?»
Около минуты стояла тишина. Ветер всё так же одиноко выл, клоня деревья и кусты к земле, а холодный, острый серп луны разрывал тонкие облака серебряными лучами.
Наконец, я услышала голос Вереска:
«Да. Это так. Четверо молодых людей, две девушки и два парня. О пропавших учениках объявили в общий розыск, проверяют все поселения, города и деревни, все торговые караваны, судна и транспортировочные порталы, потому что… два молодых человека из пропавшей группы были драконами.»
Я подняла взгляд к небу, воскрешая в памяти зловещий образ чёрного дракона. Уточнение, которое сделал Вереск, значило только одно — не будь в той группе драконов, такой быстрой и масштабной реакции не последовало бы.
«Господин Вереск, — решила спросить я, — в Академии много представителей их расы?»
В ответ прозвучало задумчивое:
«Около трети. Почему тебя это заинтересовало?»
Я ощутила, как лицо разрезала кривая ухмылка, а на языке осела горечь.
«В первую нашу встречу вы узнали, что меня отверг истинный. Помните?»
Вереск помедлил, а затем сказал:
«Конечно, помню, — а его голос слегка… потускнел. Иначе это было не описать. Я представила, как он совсем по-отечески поджимает губы. Но затем он вновь довольно ярко продолжил: — Надеюсь, ты не убиваешься по этому мерзавцу до сих пор, дорогая Эмилия? Иначе я с позволения твоей милой няни, да ещё и заручившись её поддержкой, найду его и откручу ему голову! Честное благородное, да простит меня мой добрый лекарский путь!»
Моя горькая улыбка переросла во вполне добродушную, скрывающую смех. Вереск прекрасно ободряет меня каждый раз, когда мы касаемся этой темы. Что тогда, до всего произошедшего, что сейчас.
«Нет, господин Вереск, но даже если бы убивалась, я бы крайне не рекомендовала вам откручивать ему голову. Ведь…»
Моя улыбка сошла на нет, когда я добралась до сути.
«Ведь он, к моему огромному сожалению, является драконом…»
Воцарилось молчание. Не последовало ни новых шуток, ни советов, ни вопросов. Вереск не знал, что сказать, а я не винила его за это. Кажется, мы оба сходились в одной мысли, которая казалась очень неприятной со всех сторон.
«В таком случае… Предполагаю, он будет в этой Академии вместе с тобой. Ты ведь из-за этого спросила о них?» — наконец озвучил наши общие опасения лекарь, и я кивнула, забыв, что он этого не видит.