Танец на костях (СИ)

— Звездорожденые? Спесивые ублюдочные дети гиен они. Не стоит при моем народе даже произносить название этих детей шакалов. — Преисполненный презрением гоблин сплюнул под ноги своему ящеру. — Нет, господин, я говорю о темных эльфах. Эти конечно тоже не мед, но хотя бы не столь омерзительны, как их бледнолицые собратья.
— Темные эльфы? Ты уверен, что видел именно их? Какое дело может быть у темных затворников Гал’араххона в гоблинских степях?
— Без понятия, господин. Их отряд прибыл седмицу назад, снарядил караван, заплатил проводникам и двинулся к лесам Шава. — Гоблин достал из заплечного мешка сухарь и, проживав его, продолжил. — Вообще за последнее время это уже второй караван, следующий к зеленым лесам. Человеческие купцы с охраной две седмицы назад так же проходили через наши земли. И чего им там, медом что ли намазано?
Карм промолчал. В голове наемника крутились мысли, одна хуже другой. Наемник буквально кожей чувствовал, что некие силы, спавшие до этого момента, пришли в движение. Волей-неволей он оказался втянут в эту безумную игру, словно человек, что бежит вниз по крутому склону. Остановиться в такой ситуации — значило свернуть себе шею, поэтому оставалось лишь быстрее перебирать ногами, молясь богам о том, чтобы «не споткнуться».
  
Глава 12 — На пепелище
 
Черный чадящий дым поднимался над пепелищем. Человеческое поселение — первое и, возможно, единственное в этом новом мире, впервые ощутило на себе ярость и коварство гоблинских дикарей. Черта домиков и бунгало, тянувшаяся вдоль кромки пляжа, выгорела почти полностью. Многие обломки домов все еще тлели, испуская вокруг себя сильный жар.
Немногочисленные выжившие в ночной бойне люди, с хмурыми лицами бродили меж пожарищ, пытаясь найти хотя бы часть уцелевших вещей. Другие тщетно звали своих родственников или друзей, в надежде услышать их голос из-под завалов. Несомненно, это утро принесло много боли и отчаянья и так немало пережившим землянам.
— Мерзкие зеленокожие твари! Нет, вы только подумайте: напасть ночью на мирный город и вырезать спящих безоружных людей! Им нет прощения! Мы должны уничтожить каждого из этих выродков.
По щекам Жизель крупными жемчужными градинкам катились слезы. Соскальзывая с ее щек, они падали на черный, покрытый пеплом и кровью песок. Девушка осторожно переступила через очередное тело человека, с раскроенной головой. Мертвец лежал, раскинув руки, смерть настигла его, когда мужчина выскакивал из своего бунгало, видимо еще не до конца осознавая, что вокруг произошло. Скорее всего, какой-то ловкий зеленокожий коротышка подкравшись сзади, приложился ему по затылку лезвием топора.
— Лучше не смотрите сюда. — Предупредил Клайв.
Американец попытался перегородить собой вход в чудом уцелевшее от огня бунгало. Но, как обычно в таких случаях, я не послушал, бросив взгляд в дверной проем. У дальней стены ветхого жилища сидела пожилая женщина. Ее голова безвольно упала на грудь, опущенные руки даже после смерти судорожно сжимали коленки. В груди женщины торчало сразу три гоблинских стрелы, пригвоздивших ее маленькое тело к стене дома.
— Уничтожу! Я уничтожу всех этих мерзких уродцев.
Жизель отвернулась, смахивая с лица слезы. Она так же успела заметить женщину и теперь судорожно сжимала свои плечи, трясясь от едва сдерживаемой ненависти. Подошедший к девушке Торрело приобнял ее, прижав к своей груди.
— Не плачь, Жи. Мертвым мы уже ничем не поможем, но можем еще помочь тем, кто уцелел в этой бойне. — Испанец окинул взглядом горящее поселение. — Большинство гоблинов мы перебили, а те, что успели уйти на лодках… ну что ж — догнать их уже не в наших силах.
Девушка согласно кивнула и в очередной раз, вытерев слезы, решительно посмотрела в сторону толпы выживших людей. В этот момент во взгляде девушки что-то изменилось, он стал тверже, решительнее.
Я тяжело вздохнул, подняв взгляд к небу. Сколько мы уже в этом мире? Три, может четыре месяца, но за этот короткий промежуток времени мы все изменились. Возможно, изменились сильнее, чем за всю прошедшую в родном нашем мире жизнь. Трудности меняют человека, закаляют, да, но меняют, делая его более жестким, решительным, готовым бороться за свое дальнейшее существование изо всех доступных сил, выкладываясь даже больше, чем тех самых сил было.
 
— Китан!
Голос Жизель оторвал меня от размышлений. Мы покинули портовую линию, направляясь к центру поселения, где у разрушенных песчаных стен «замка» собирались оставшиеся в живых люди.
— Да?
— Еще в школе я слышала, что у вашего народа было множество поэтов, писавших великолепные стихи. Я даже в старших классах учила некоторые из них. Может расскажешь, чтобы не сойти с ума от всего этого окружающего нас безумства?
— Эмм…
Я окинул взглядом окружавшее нас пепелище, острые обломки рухнувших домов, многочисленные тела людей и гоблинов, лежащие в лужах крови. От созерцания такой жуткой картины в голову ничего не шло, словно все хорошие мысли были буквально стерты из разума. В этот момент луч света ударил в уголок глаза, заставив зажмуриться и отвернуться в противоположную сторону. Перед моим взором открылась совершенно другая картина. Бескрайний и величественный океан в утренней дымке постепенно разгоняемой лучами восходящего солнца. Эта картина была столь прекрасна, так разительно отличалась от того, что окружало нас. Строки стихов словно сами собой всплыли в памяти.
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом!
Что ищет он стране далекой?
Что кинул он в краю родном?
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрепит…
Увы! Он счастья не ищет
И не от счастья бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный просит бури,
Как будто в буре есть покой!
Строки давным-давно подзабытого стихотворения легко всплыли в памяти. Мои товарищи замерли, как и я сам, переполняемые внезапно нахлынувшими чувствами чего-то далекого и неосязаемого. В этот момент каждый повернулся к океану, возможно, увидев там что-то свое, знакомое только ему.
— Красиво. — Жизель впервые за долгое время искренне улыбнулась. — Правду говорят, что Русские поэты были способны складывать великие творения. Я читала этот стих много лет назад, но на французиком он не так красиво и мощно звучит. В этот мир стоило попасть только ради того, чтобы услышать эти строки на его родном языке.
— Действительно красиво, синьор. Увы, в моем общем образовании видимо есть некая брешь, кто написал эти строки?
— Михаил Юрьевич Лермонтов — русский писатель и поэт. — Ответил я.
— Жаль, я раньше не слышал эти стихи, возможно, если вы помните еще что-то из его творчества, вы поделитесь со мной, как будет время?
— Как будет время.
В этот момент мы вышли к центру поселения, и начавшее подниматься настроение вновь упало в самую бездну. Здесь у стен песчаного замка собрались выжившие: мужчины, женщины, старики и даже немногочисленные подростки — всех их объединяла печать страха и обреченности на лицах. Их можно было понять, многие из них прошли весьма трудный полный опасностей и потерь путь, добравшись до, как они считали, безопасного места, где можно вернуться к, пусть и не совсем привычной, но безопасной жизни. Всего за одну ночь все их надежды и планы были разрушены, а мнимая безопасность развеялась по ветру, разбившись о копья и стрелы гоблинов.
Мужчины стаскивали со всех уголков поселения одежду и уцелевшие вещи. В толпе я заметил ирландца-бармена, даже в такой ситуации он не растерялся, расставив на открытом пространстве пару бочек, огородив себе территорию, он готовил на небольшом костерке пищу.
— Пойдемте, синьоры и синьорина, думаю, в замке нас уже ждут.
Нас действительно ждали. Стоящий у прохода гвардеец президента мрачно кивнул нам, открывая проход. Здоровенный детина с бритой головой отодвинул рогатину, болезненно скривившись при этом. Его грудь была основательно перебинтована, но даже сквозь слой бинта просачивались кровавые пятна. Видимо, прежде чем отступить, гоблины успели добраться и досюда.