Хитрая злая лиса (СИ)

— Я думал, он такой и должен быть, — прозвучало с искренним удивлением, Вера ахнула:
— Вы всегда так пьёте, что ли?
— Когда как. Иногда да.
— Вам реально нравится?
Он помолчал, неуверенно двинул плечами и сказал:
— Ну... он не обязан нравиться, его же не для удовольствия пьют, а для здоровья.
— Что? Серьёзно? — она хлопнула себя лбу, провела до подбородка и бессильно уронила руки, сообщая потолку чудовищное: — Вы пьёте то, что вам не нравится, и не видите в этом проблемы! В моём мире про такое поведение говорят: «Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус».
Он усмехнулся, но промолчал, Вера сказала театральным шёпотом:
— Открою вам секрет: если не нравится — можно не есть.
— Я к такому не привык.
— А зачем вы его пьёте вообще? Вам его Док прописал?
— Говорят, он бодрит.
— Говорят или правда бодрит?
— Вера... Вы задаёте такие вопросы. Я не знаю! Я не измерял уровень своей бодрости до и после чая.
— Вы пьёте гадость просто потому, что когда-то услышали, что это помогает от сонливости? Типа, «хлебнёшь этого варева — жить не захочется, не то что спать»?
Он тихо рассмеялся, вздохнул и открыл секрет:
— Я не занимался вопросами чая до вашего появления, если совсем честно. А если вообще окончательно честно, то до сегодняшнего вечера. Я приказал продавцу, который поставляет мне чай для вас, написать инструкцию по завариванию, он написал, я прочитал её только что.
Она радостно показала большие пальцы и заявила:
— Это успех, я считаю. Либо новичкам везёт, либо вы на диво пряморуки от природы.
— Хватит меня хвалить, у меня и так передоз уже!
— Вы привыкнете. Будем плавно повышать дозу, и со временем...
— Нет, хватит. Свечи мало. А нам ещё много вопросов надо решить.
— Ладно, — она опустила руки с печальным и смиренным вздохом, он опять рассмеялся, взял в руку свечу и спички, загадочным тоном поинтересовался:
— Вы спать ещё не хотите?
— Нет. А вы?
— Я хочу.
— Надо бахнуть чайку.
Он рассмеялся и положил всё, потом взял спички и сказал:
— Ладно, я сейчас зажгу обычную свечу и будем пить чай. Как раньше.
— Отличный план.
Он зажёг, она взяла чашку, изобразила пафосный салют, как будто это было шампанское на параде победы, и сделала глоток. Секунду посидела, осознавая, и вынесла вердикт:
— Зашибись. Мне нравится.
— Мне тоже, — он тихо рассмеялся, отпил из своей чашки, потом перестал улыбаться и сказал шёпотом: — Но я знаю, что вы врёте. У меня часы сработали.
«А у меня нет. Спасибо, Кайрис, хотя бы „часы“ ты мне оставила. Наверное, тебе и это было сложно сделать.» 
— Интересно, почему? — она изобразила ничего не подозревающие глаза, изучающие стены и потолок, министр печально улыбнулся:
— Подозреваю, что потому, что вы хорошо умеете изображать веселье, даже когда вам плохо.
Она перестала придуриваться, посмотрела на него серьёзно, потом опять изобразила загадочный хитрый шёпот:
— Хотите главную мудрость, которую вам может дать мой мир?
— А ну.
Она села ровно, пафосно подняла ладонь, как декламатор на сцене, и низким голосом произнесла:
— «Самурай без меча — это как самурай с мечом. Только без меча».
Министр улыбнулся, вздохнул:
— Надо будет эту шутку Сун Ону рассказать, он любит такое.
— Шутка в том, что это не шутка.
Он перестал улыбаться, она тоже, медленно кивнула и усмехнулась как злая лиса:
— Ага. Это истина как она есть. Я когда-то видела, как у деда ружьё заклинило, когда он в волка стрелял. Он его бросил и продолжил идти на волка с той же скоростью и с пустыми руками. Волк убегал с таким визгом, я поверить не могла. Потом спросила у деда, почему волк убежал. Он сказал: «Потому, что я могу порвать его голыми руками, и он это понял». Я говорю: «Сочиняешь, дед». Он взял волчью шкуру с лавки и порвал пополам, от центра. Я сижу рот открыла, он смеётся, а мы на улице еду готовили, барана потрошили. Он взял хребет, даёт мне, говорит: «Сломай». Я руками не смогла, и об колено не смогла — я маленькая была, до школы ещё. Смотрю на него, он говорит: «Ломай. Думай, как, найди способ». Я лавку на землю боком положила, на край лавки один конец хребта положила, а второй на землю, и в середину ногой наступила — сломала. Не с первой попытки, и не до конца, потом пришлось ещё на один край становиться и другой край вверх тянуть, переворачивать, наступать ещё раз, бить, но в итоге я сломала. Говорю: «Чё дальше?» Он говорит: «Дальше запомни — у человека такой же. Не ломается так — ломай по-другому».
 
Он усмехнулся с лёгкой опаской, делая вид, что начинает её бояться, спросил:
— Мораль?
— Меч — это просто кусок железа. А сила в руках, которые его держат. Если они останутся без меча, сила никуда не денется.
— Красиво звучит.
— Звучит — красиво, — кивнула она, усмехнулась и добавила: — Но я, как ювелир, точно знаю, что хороший инструмент — половина успеха работы. С другой стороны, по-настоящему хороший инструмент мастера зачастую делают для себя сами. Но это уже лирика, — она изобразила максимально несерьёзную улыбку и призналась шёпотом, потому что чувствовала, что голос начинает дрожать: — Это я пытаюсь убедить себя, что справлюсь с чем угодно, даже если останусь без ничего. Но это не работает, потому что мне всё ещё хреново. Но это пройдёт. Это всегда проходит. Надо поспать, завтра будет тяжёлый день. Пойду я. Спасибо за чай, спокойной ночи.
Она встала и пошла к выходу, радуясь, что там темно.
— Вера.
Она остановилась на пороге, обернулась и посмотрела на него, он держал в руках спички и свечу, выглядел очень смело.
— Пригласи меня с собой.
Она изобразила игривый тон, который получился очень плохо:
— И что мне за это будет?
— Я отдам тебе одну перчатку.
Повисла такая тишина, что тихий треск огонька свечи прозвучал оглушительно, пламя закачалось, министр поправил фитиль, оторвал лишний кусок и свеча опять стала гореть ровно. Где-то далеко раздался высокий мелодичный перезвон, как будто «музыка ветра» или треугольник, они слушали молча, пока он не стих. Министр сказал шёпотом:
— Это в храме, рядом с Аллеей Духов.
Она промолчала, он сказал увереннее:
— Я тебя в дом свой пригласил, бессовестный ты злой дух. Пригласи меня в свою постель. Одна перчатка — это ровно половина того, что у меня есть. И я тебе её отдам.
Она впечатлённо качнула головой и прошептала:
— Умеете соблазнить. Пойдём.
Он кивнул и остался сидеть. Вера пошла одна, слушая, как он встаёт, задвигает ширму и идёт следом.
***
  
8.44.30 Как мало нужно для счастья
 
Вместо спальни она пошла в ванную, хорошо умылась, почистила зубы, убедилась, что следов конфет там не осталось. Долго смотрела на себя в зеркало при свете свечи, практически ничего не видя — сознание проваливалось куда-то во тьму, в голове не было ни единой мысли.
Министр ходил где-то около, двигал стены, зажигал свечи, потом поднялся наверх. Она тоже поднялась, увидела его сидящим на одеяле, в белом нижнем кимоно и одной белой перчатке. Вторую он не глядя протянул ей, она взяла.
На полу в изголовье горела свеча, обычная, рядом стояла чёрная и лежал коробок спичек, уже битый жизнью, но всё ещё способный изменить мир. Министр взял в руку чёрную и показал Вере, тихо спрашивая:
— Вы готовы, я зажигаю?
— Вы же говорили, её надо экономить?
— Мне есть, что сказать.
Она подошла к матрасу с другой стороны, легла под одеяло, откинула его для министра и кивнула:
— Вперёд.
Он аккуратно зажёг свечу, поставил рядом со второй и лёг под одеяло, Вера немного отодвинулась, чтобы им хватило одной подушки на двоих, и её действительно хватило, хотя и получилось очень близко. Она смотрела на его лицо в дрожащем свете двух свечей, он молчал и выглядел так, как будто зашёл настолько далеко, что сам в это не верит, и понятия не имеет, что делать дальше, хотя точно знает, ради чего это всё затевалось. Она медленно подняла руку в перчатке и поправила его волосы, убрала их с лица, провела кончиками пальцев по щеке, как в тот раз, после которого он сказал больше никогда так не делать. Он чуть улыбнулся и сказал шёпотом: