Тать на ваши головы (СИ)

Город подземных жителей вырастал постепенно. Не сразу я обратила внимание, что мы идем не просто по проходу, а по улице, за стенами которой упрятаны складские помещения. Потом стали встречаться и жилые. В стенах попадались солидные двери из досок, под которыми на каменном полу лежали веселые коврики, в оконных проемах радовали взгляд цветные занавески, а к светящемуся мху добавились всевозможные фонарики: от маленьких — гирляндой, до крупных, в половину моего роста. Мох здесь заменял цветы: синий, желтый, красный, серебряный и даже черный. Он покрывал стены домов, жил в горшочках на подоконниках, обитал в каменных вазах, сползал по фонарям и растекался по потолку. Тот, кстати, стремился все выше и выше, пока не вырвался в пустоту.
Я, задрав голову, обозревала темноту, в которой подсвеченными фонарями угадывались силуэты мостов. Город впечатлял. Здесь даже деревья были — каменные, очень реалистичные, покрытые разноцветным мхом. А еще тут вкусно пахло едой, дымом и чем-то цветочным. Где-то вдалеке уютно шумела вода.
— Прошу, Тать. — Меня вежливо взяли под руку и повели к выставленным на крошечной площади стульям и столикам. Сиденья были каменные, покрытые для удобства вязаными ковриками.
— Вам надо восстановить силы.
Передо мной поставили дымящуюся плошку с супом, положили солидных размеров лепешку, принесли кружку с каким-то отваром. Ашхац сел напротив, и перед ним женщина тоже поставила еду.
Я поблагодарила, набрала полную ложку супу, да так и замерла. По стене ползло. Мохнатое, с покачивающимися отростками, переливчато фиолетово-серое, длиной с человеческую ногу, толщиной с кота. Раздвоенный на конце хитиновый хвост. На складчатой морде с трудом угадывались нос и рот. Но добила меня розовая ленточка, повязанная где-то между первой и второй частью туловища.
Похоже, выражение лица у меня было впечатляющим, с отвисшей челюстью, так что Ашхац прекратил трапезу, проследил за моим взглядом, нахмурился, сказал что-то хозяйке, и та, охнув, выхватила полотенце, бросившись с ним на чудовище. Многоножка при раздавшихся воплях резко вильнула в сторону, ловко избежав шлепнувшего по стене полотенца, ускорилась и рванула на приличной скорости куда-то наверх. Хозяйка гневно погрозила ей вслед своим оружием.
— Прошу прощения, что вас напугали, — извинился Ашхац, — он не должен был сбежать.
— Питомец? — уточнила я.
Подземник кивнул.
Нет, чему я удивляюсь? Какие хозяева, такая и живность. Лично я против многоножки побоялась бы с полотенцем выступать.
Суп оказался вкусным, лепешка теплой и мягкой, отвар чуть горьким, но бодрящим, и после трапезы я чувствовала себя полноценным человеком. Даже многоножка, потенциально могущая свалиться передо мной на стол, не пугала.
— Я отведу вас в Город. — Ашхац перешел к делу. Достал из-под стола мои сапоги — на время лечения мне выдали сплетенные из лозы тапочки, к сапогам добавился сверток с земными вещами и плащ — чужой, не мой.
— Переоденьтесь, — посоветовал он, — в этой форме вам не стоит появляться.
Еще бы. Если я правильно помнила, женщин в лагере зеленых не было. Так что выдыхаем, забываем о походке лошади, размахивании руками и суровой морде лица. Я снова могу быть сама собой. А белый — эгоист. Даже не подумал о том, что скрываться мне было в разы сложнее.
Когда я одетой вышла из домика, на столе меня ждал рюкзак в виде кожаного мешка с лямками.
— Тут кое-что в дорогу, — скупо пояснил Ашхац, он вообще был не особо разговорчив, как и все подземники, — а вот это повесьте на шею и берегите особо.
И мне вручили небольшой, на кожаной тесемке кошелек. Я попробовала было отказаться, но мои возражения пресекли суровым:
— Горы не остаются ни перед кем в долгу.
И «долг» мне собственноручно повесили на шею, еще и под рубашку заправили.
— Идемте.
Мы поднялись по лестнице на второй ярус, перешли на другую сторону, как чуть были не сбиты с ног ватагой ребятни. Пять или шесть озорников промчались мимо нас, а один со всего размаха врезался мне в живот. Я охнула, поймала испуганный взгляд черных глазенок-пуговок, выслушала еле слышное извинение и осталась стоять, примерзнув к месту.
 
Ашхац с трудом меня дозвался.
— Кажется, я знаю, где ваша пропажа, — огорошила я подземника.
К Городу мы подошли после обеда. Ашхац, если бы мог, бежал, но нас тормозила его хромота. Так что мы доковыляли до нужной нам части пригорода, когда перевалило за полдень.
Путешествовать с подземником мне понравилось в разы больше, чем со стражами: незаметно, скромно, без аккомпанирующего обстрела и нервирующей погони. Провели меня подземными коридорами — я прям кротом себя почувствовала и долго потом моргала, вытирая слезы и привыкая к солнцу, когда мы вышли на подозрительно знакомый косогор — где-то тут я часовню обвалила, н-да.
Подземник прекрасно ориентировался в Городе, и фразы «Там усадьба недавно обрушилась, которая отступнику принадлежала» хватило в качестве указателя маршрута. Поплутать пришлось только в самом квартале, где не было больше значимых ориентиров.
Через час моих метаний: «Ой, кажется, сюда» Ашхац, плюнув на гордость, принял мою помощь в виде дружеской опоры на руку — хромал он все сильнее. Я же устала себя ругать за пространственный кретинизм — привыкла, что плющ всегда до дома доведет или дотащит. Внутри дрожью билось нетерпение, хотелось поскорее обнять Тыгдлар, познакомить детвору с сородичем и обрадовать, что их отец жив.
Наконец десятый опрошенный нами горожанин узнал имя моей хозяйки и ткнул пальцем в нужную сторону.
Я толкнула знакомую калитку, торопливо пересекла двор, распахнула дверь нашего домика.
Твою же...
Оперлась на косяк, потому как ноги обмякли, не держа. Сползла вниз, прямо на брошенный у порога порванный на куски плащ. Мой.
Что же это?!
Разгром внутри был тотальным. Даже доски из пола не поленились выковырять.
Меня затрясло. Взгляд слепо скользил по сорванным полкам, расколоченной посуде, разорванной одежде. Рядом топтался, вздыхая и сопя, подземник. Мы явно пришли к разбитому корыту, понять бы еще, кто постарался.
— Их два дня назад забрали.
Голос нашей хозяйки едва шелестел. Я обернулась, вскакивая. Старушка с трудом держалась на ногах, в лице — ни кровинки.
— Я им говорила: какое золото? У них и денег на еду не было — огород мне за ужин копали. Не поверили.
Господи... Мне захотелось завыть от отчаяния... Ведь как чувствовала, что ворованное до добра не доведет... Эх, бабуля, бабуля... Как же так?!
— Перерыли все, — продолжала делиться болью хозяйка, — и у меня тоже. Дед вон слег от расстройства. Может, поможешь? — Она с надеждой посмотрела на меня.
— Куда их забрали? — спросила я.
— Так известно куда, — пожевала губу старуха, глянула выжидательно, надеясь, что я все же соглашусь, но мне было не до того, — Тыгдлар в тюрьму, детей в работный дом.
И она тяжело вздохнула, качая головой:
— Таких маленьких...
Синие. Я стиснула кулаки. Достали, честное слово. Везде они. Чем им помешала бедная женщина с одним золотым или, скорее, серебряным? Тем, что из бывших? Тем, что могла поддерживать армию мертвецов? Не спорю, народ после битвы нервный, но какая из Тыгдлар заговорщица? У нее же двое детей на руках! Неужели она стала бы рисковать ими ради идеи возвращения Города бывшим хозяевам, тем более что сами хозяева большей частью уже мертвы.
Дурдом.
Кто-то хочет найти виновных в том, что прос... прозевали серьезное нападение на Город. Надо же кого-то обвинить, себя-то не хочется. Вот и нашли. Лидер повстанческого движения. Серый кардинал отступников. Хранитель казны бывших — аж десять золотых, ха!
Тряхнула головой, прогоняя бред.
Ашхац сочувственно вздыхал рядом, а мне жутко хотелось кого-нибудь прибить.
Хозяйка потопталась и, придавленная, ушла к себе.
— Вы сможете забрать детей из работного дома? — повернулась я к подземнику.