Мир всем

— Лучше бы мы пошли в театр на «Летучую мышь».
— Зачем театр, если мы смогли побывать в цирке? Причем бесплатном и в виде клоунов, — огрызнулась я в ответ.
Он протяжно вздохнул:
— Ценю ваше чувство юмора, дорогая соседушка.
Квартира встретила нас каким-то бурным обсуждением на кухне.
— Что ещё случилось? — снимая туфли, простонала Галя и босиком пошла разбираться.
Мы с Олегом Игнатьевичем подтянулись за ней.
Прямо посреди кухни в кругу соседей сидел полосатый донельзя грязный одноглазый котяра и неспешно вылизывал вытянутую лапу. Рядом с котом стояли перепачканные сажей Энка с Васькой, и на их сияющих физиономиях можно было печь блины.
В воцарившейся тишине соседи молча уставились на нас.
— Принесли кошечку? — первой подала голос Лиля Алексеева.
— Не привезли котов, — отрезал Олег Игнатьевич, — ложная тревога.
— Так мы что, оставим этого? — пролепетала Алексеева, прячась за спину мужа. Её глаза округлились, как два медных пятака.
— Придётся, другого-то нет, — сказала Маша Крутова — мать Энки и Васи. — Как назовём?
— Фунтик, — предложила Алексеева. — У меня был котик Фунтик. Такой рыженький, с бантиком.
Котяра бросил вылизывать лапу и зло прищурился на Алексееву.
— Пионер! — мы назовём его Пионер! — внезапно брякнул Энка. — Отличное имя!
Алексеевы с тревогой переглянулись, Олег Игнатьевич сдержанно хихикнул. Маша Крутова по-матерински крепко трепанула Энку за ухо:
— Чтоб я такого больше не слышала! Разве ты не знаешь, что пионеры не коты, а юные ленинцы, будущие строители коммунизма? Назовём его, — она на секунду задумалась, — назовём его Мурзик или Барсик.
Но слово не воробей: вылетит — не поймаешь, потому что кличка Пионер прямой наводкой намертво приклеилась к бандитской морде кота, и отныне все называли его только так и никак иначе.
* * *
Не знаю, почему из всех соседей по квартире Пионер выбрал именно меня, но каждое утро я находила под своей дверью отборную дохлую крысу. В первый раз я наступила на неё голой пяткой и потом долго отмывалась в ванной под струёй ледяной воды из крана. В дальнейшем пришлось стать осмотрительной и запастись веником и совком, чтобы паковать истреблённых крыс в газету и выбрасывать в мусор по дороге в школу.
Где-то к ноябрьским праздникам, к моему огромному облегчению, крысы стали заканчиваться, но нет-нет, на моём коврике появлялся очередной сюрприз. Пару раз у меня мелькала озорная мыслишка подкинуть добычу Пионера под дверь Лили Алексеевой или Олегу Игнатьевичу, но я отметала её как неблагородную. Всё-таки добыча предназначалась мне, а значит, именно я оправдывала доверие кота Пионера. Правда, не знаю чем.
Приоткрыв дверь на щёлку, я обозрела чистый пол и смело пошагала в ванную мыться. В ожидании дани от подданных Пионер валялся на пороге кухни и при моём появлении изогнулся дугой и лениво поцарапал когтями пол. За время пребывания у нас он распушился, заблестел и научился нахально выпрашивать еду у всех без исключения.
Я вспомнила, что сегодня у моих учениц первая контрольная работа по арифметике, и улыбнулась. Наверняка они сейчас волнуются и переживают, не понимая, какое счастье — первая в жизни контрольная. Будут ли они помнить свои перепачканные чернилами пальцы и тихое шуршание счётных палочек посреди напряжённой тишины? Лично я первую контрольную запомнила огромной кляксой на всю страницу, которую я догадалась вытереть школьным фартучком.
Осеннее пальто я себе так и не купила и в школу ходила в армейской шинели со споротыми погонами. Около школы я увидела завхоза Николая Калистратовича и помахала ему рукой.
— Здравствуй, дочка!
Он называл меня только так, и от его бесхитростной ласки теплело на душе. Как славно, когда утро начинается с улыбки, и как важно, чтобы рядом был человек, который может улыбнуться тебе просто потому, что ты есть.
Я вошла в класс, когда по школьным коридорам прокатился весёлый звук колокольчика. Девочки встали и замерли.
— Садитесь. — Я бегло осмотрела класс и придвинула к себе журнал. — Абрамова.
 
— Я.
— Баранова…
— Здесь.
Моё перо летало по бумаге, проставляя галочки напротив фамилий.
Девочки вставали и садились, словно ветерок пролетал по классу.
— Максимова.
— Я.
Валя выпрямилась, и я в который раз подумала, что вместо угрюмой нервной девочки вижу перед собой нормального ребёнка с огоньком в глазах.
Где-то через неделю после октябрятского поручения Вале взять шефство над профессоршей Елизаветой Владимировной я подозвала её к себе после урока.
— Валя, расскажи, ты заходишь в Елизавете Владимировне?
Валя кивнула, и я заметила, что её косички аккуратно заплетены и перехвачены атласными ленточками.
— Да, захожу. Елизавета Владимировна научила меня играть в Ма Джонг.
— В Ма Джонг?
Я вспомнила карточки с иероглифами в руках Елизаветы Владимировны.
— Это игра такая, очень интересная. На карточках нарисованы всякие картинки — цветочки, веточки или буквы. И надо найти две одинаковые. А ещё Елизавета Владимировна сказала, чтобы я приходила к ней на обед и ужин.
Я поразилась, вспомнив, как профессорша общалась со мной жестами.
— Она что, разговаривает?
Валя посмотрела на меня с недоумением:
— Конечно, разговаривает. Елизавета Владимировна читала мне сказки про Ганса и Гретель, только в книжке буквы нерусские. Елизавета Владимировна обещала меня тоже научить, когда я буду получать по родному слову и чистописанию одни пятёрки. А я Елизавете Владимировне приношу воду и помогаю подметать пол, хотя она меня совсем об этом не просит.
Меня настолько поразили произошедшие перемены, что я смогла только пробормотать:
— Всё хорошо, Валя. Ты настоящий октябрёнок.
Закончив перекличку, я подошла к доске и написала примеры для контрольной. В воцарившейся тишине слышались лишь шорох карандашей по бумаге и старательное сопение. Я посмотрела на устремлённые на меня глаза:
— Начинайте работу, девочки, и помните, что лучше сначала решить на черновике, чем потом зачёркивать неправильный ответ в тетради.
В середине урока дверь тихо скрипнула, и в класс вошёл директор Роман Романович. Жестом он показал ученицам, чтобы те не вставали, и сел за последнюю парту.
Я никогда не имела ничего против открытых уроков, и директор имеет право наблюдать за учебным процессом. Но мне решительно не понравилось, что он ворвался в класс посредине контрольного задания. Наверняка он легко прочитал мои мысли, потому что подошёл после урока и примирительно сказал:
— Антонина Сергеевна, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет на большой перемене. У меня к вам небольшое поручение.
Хотя инспекторский визит директора не рядовое явление, я успела благополучно забыть о нём, потому что в начале большой перемены девочка Оля порвала нарукавник соседке по парте. Пока я разнимала спорщиц, читала нотации и мирила, прошло минут десять. И тут я вспомнила, что Роман Романович пригласил меня зайти. Кинув строгий взгляд на учениц, я попросила дежурных старшеклассниц не спускать глаз с малышей и обязательно дождаться моего возвращения.
К кабинету директора я подошла запыхавшись и быстрым движением пригладила волосы, которые постоянно выбивались из причёски.
— Роман Романович, простите, что опоздала, дети требовали моего вмешательства.
Он жестом остановил мой поток слов и подошёл поближе. Я бы сказала — так близко, что это оказалась на грани приличия. Я отодвинулась в сторону.
— Антонина Сергеевна, просматривая ваше личное дело, я обратил внимание на ваш очень красивый почерк.
Я почувствовала, что мои щёки зарделись от похвалы. Изысканный почерк был моей тайной гордостью, но знал бы кто, сколько слёз я пролила, когда бабуся заставляла меня по сто раз переписывать прописи.
Романа Романовича, похоже позабавило моё смущение. Он улыбнулся:
— Поэтому я хочу поручить вам подписать несколько почётных грамот к празднованию дня рождения товарища Сталина. Сами понимаете, работа ответственная и требует особого отношения. Надеюсь, возражений не последует?