Владимир Маяковский: тринадцатый апостол. Трагедия-буфф в шести действиях
Одинаково – и почти одновременно – оформляются клятвы:
Подъемля торжественно стих строкоперстый,клянусь —люблюнеизменно и верно!(1922)Присягнуперед целым миром:гадок чайу частных фирм.(1923)С философией лирические герои поэм и реклам разделываются с одинаковой легкостью:
Я знаю —гвоздь у меня в сапогеКошмарней, чем фантазия у Гёте!Разрешаются всемировые вопросы, —лучшее в жизни —«Посольские»папиросы.Иногда получаются замечательные контаминации:
Вам ли понять,почему я,спокойный,насмешек грозоюдушу на блюде несук обеду грядущих лет.С небритой щеки площадейстекая ненужной слезою,я,быть может,последний поэт.Хватайтесьза этотспасательныйкруг!Доброкачественно,дешево,из первых рук.Или уж вовсе на грани кощунства:
Еслиячего написал,есличегосказал —тому винойглаза-небеса,любимоймоейглаза.Глядит глазастоверст за сто:всё тут,и земля и труд.Летит перекличка:да здравствует смычка!Или еще, на темы пресловутого быта, который он ненавидел и который вынужден был рекламировать:
Впрочем,раз нашел ее —душу.Вышлав голубом капоте,говорит:«Садитесь!Я давно вас ждала.Не хотите ли стаканчик чаю?»Что делать?..Положение отчаянное…Бегипокупай печенье Чайное.И как два примера абсолютной тотальности:Я над всем, что сделано, ставлю nihil!Все, что требуетжелудок,телоили ум, —всечеловекупредоставляет ГУМ.ГУМ предоставляет все. Над остальным ставим nihil.
Маяковский – поэт вывесок и поэт-вывеска. И это очень эффектно в обоих случаях.
2Правда, он тут не первый: первый, как почти во всем, Блок. «Чуть золотится крендель булочной» – из этого (1906) выросли все вывески Маяковского. Но как город начала века немыслим без электрической вывески – чуть ли не главной приметы урбанистического пейзажа у нас и точно главной в Америке, – так и лирика начала века уже немыслима без рекламы и саморекламы. Вся жизнь Маяковского была такой город с вывесками; но будем помнить, что это город 1920-х, в нем есть порт, в порту пароходы (и порт – любимое его место, он в каждом приморском городе подолгу там гуляет), и все городские страсти подсвечены дешевой и неотразимой экзотикой. Маяковский – современник Грина, Вертинского с его банальным, бананово-лимонным Сингапуром, но что же сделаешь, и банальность эта, сдобренная иронией, все равно обаятельна; Маяковский – московский двойник Гумилева, по-своему развивающий две главные его темы – неутомимую экспансию героя-завоевателя и полную его беспомощность перед женщиной, которую он завоевать не может. Отсюда ревность Лили к Ахматовой и Ахматовой к Лиле и странная взаимная приязнь Ахматовой и Маяковского.
Лично они общались очень мало, хотя в «Бродячей собаке» им трудно было не встречаться; Ахматова оставила крайне скупые устные воспоминания и одно, не самое удачное, стихотворение – «Маяковский в 1913 году». Когда у Ахматовой попросили воспоминания для скандального тома «Литнаследства», она, как рассказывала Лидия Чуковская, отказалась: «Я в сущности очень мало знала его – и только издали… Да и зачем мне бежать за его колесницей? У меня своя есть. Кроме того, ведь публично он меня всегда поносил, и мне не к лицу восхвалять его». Насчет «поносил» – неправда: будучи влюблен, он всегда напевал ее стихи, как ревниво свидетельствует все та же Лиля, – особенно часто «Мальчик сказал мне “Как это больно”, и мальчика очень жаль». По-настоящему важная встреча была одна: «Помню, как-то шла по Морской. Шла и думала: вот сейчас встречу Маяковского. И вдруг вижу – действительно идет Маяковский. Он поздоровался и говорит: “А я как раз думал о Вас и знал, что Вас встречу”. Пошли вместе; о чем-то говорили. Он читал мне свои стихи, кажется “А вы могли бы?”» (так этот устный рассказ воспроизвела Н. Реформатская). Как свидетельствует Цветаева (впрочем, когда она говорит о людях хорошее, верить ей трудно, ибо она приукрашивала всех), Маяковский осенью 1921 года «с видом убитого быка» расспрашивал всех, действительно ли Ахматова покончила с собой после казни Гумилева. «Стихи Ахматовой не хрупки, они монолитны и выдержат давление любого голоса», – говорил он Симону Чиковани в Тбилиси уже в 1926-м.